«Воскресшие сердца на пепле сожженной любви»

«В двух семьях, равных знатностью и славой. В Вероне пышной разгорелся вновь, вражды минувших дней раздор кровавый, заставив литься мирных граждан кровь. Из чресл враждебных, под звездой злосчастной, любовников чета произошла. По совершенье их судьбы ужасной, вражда отцов с их смертью умерла.

Ведь ход любви их, смерти обречённой, и яркий гнев их близких, что угас, лишь после гибели четы влюблённой, – Часа на два займут, быть может вас.

Коль одарите нас своим вниманьем, изъяны все загладим мы стараньем.

Нам грустный мир приносит дня светило – Лик прячет с горя в облаках густых…

Идём, рассудим обо всём, что было.

Одних прощенье, кара ждёт других.

И нет печальней повести на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте»

(Уильям Шекспир)

ПРОЛОГ

(Марк Сорин 2012 год.  Амстердам)

Свежий, утренний воздух приятно холодит кожу лица. Прикуриваю сигарету и немного отвлекаюсь, глядя на здание аэропорта. До сих пор не могу понять людей, совершающих частые перелёты и выглядящих свежими и бодрыми после этого. Собственные перелёты не смогу даже пересчитать, не хватит пальцев на руках и ногах. Однако каждый гребаный раз испытываю чувство дискомфорта, лишаясь всякого контроля внутри железной, литой конструкции. Но ради «неё» никогда не переставал делать этого, жертвуя всем. Всё, до сегодняшнего дня было ради неё! И это скорее уже привычка, которая теперь должна остаться в забытом прошлом. Устремляю свой взгляд в утреннее небо, сегодня оно как никогда прекрасно! Пестрит сотней разных оттенков, от лиловато-красного до тёмно-серого, впечатляющих своей необыкновенной красотой. Монотонный стук в висках, словно марш Мендельсон, приветствующий, несвойственное мне состояние некой неуверенности и скованности. Едкий дым от почти докуренной сигареты, проникает в лёгкие, обжигая горло от последней затяжки.

Всё ещё не двигаясь с места, неотрывно смотрю на потухший экран смартфона, стараясь подавить в себе поднимающую волну страха. Сжимаю телефон настолько крепко, отстранённо думая, какую силу нужно применить, чтобы тот не выдержал давление и рассыпался на мелкие осколки прямо в ладони.

Я должен прочесть её последнее сообщение, прежде чем займу комфортное место в первом классе, воздушного лайнера, рейсом до Берлина.

Чёрт, как-то всё-таки больно! Почему мы снова вынуждены делать выбор?

Глубоко вздохнув смотрю в даль. Руки самопроизвольно выполняют свою задачу. Ввожу код и дисплей загорается, оповещая о новом СМС. Мелькающие строчки её последнего сообщения заставляют вновь занервничать, возвращая былую тревогу. «Наши сердца сгорели в огне любви… Не забывай, никогда! Прошу.»

Прожигаю пронзительным взглядом последние строки сообщения, и поддаюсь панике.

Бушующие внутри чувства, не имеющие основу, неумолимо меняют привычный уклад. Заставляют думать в данный момент не только о себе, и это вновь пугает и злит одновременно. Гребенная плата за наши нескончаемые желания, за наши не обдуманные поступки.

Тревога увеличивается с неописуемой силой. Тяжёлая, гнетущая. Паника настигает мощной волной, сметая последние обрывки самообладания. В голове крутится лихорадочный вихрь мыслей, среди которых молниеносной вспышкой проносится главная: – Твою же мать, сука! Нет, вот только не это. Ты не сделаешь этого, снежинка!

Выбегаю из здания аэропорта, и ловлю такси. Плевать я хотел на этот долбанный рейс! Плевать на принципы!

Дорога до её дома кажется вечностью. Наконец машина плавно паркуется возле литых ворот трёхэтажного викторианского особняка. Кидаю на переднее сиденье водителю, купюру в пятьдесят евро, пулей вырываюсь из салона такси, с силой захлопнув за собой дверь. Каменная дорожка перед домом кажется мрачной, всё сильнее ощущаю непонятное и необъяснимое давление, сжимающее всю грудную клетку, сковав намертво сердце. Вот он пиковый момент, заставляющий терять остатки самоконтроля.

– Снежинка! Я здесь, – крик вырывается самопроизвольно. – Где ты?

– Чёрт! Нет только не это, девочка моя! – шиплю сквозь зубы, стараясь погасить навязчивое ощущение чего-то нехорошего.

За борьбой с собственным беспокойством, не замечаю, как оказываюсь на втором этаже дома. Теряю бдительность, что ещё больше ввергает в неконтролируемый шок, и раздражение, граничащее с проедающим насквозь бешенством. Ноги сами несут меня в направлении ванной комнаты. Смертельная тишина нагнетает обстановку, рождая далеко не лучшие предположения о её причине. Распахиваю дверь ванной комнаты и впадаю на несколько секунд в ступор.

– Малышка! Какого чёрта, твою мать! – Ты что наделала? – слышу свой же голос через пустоту моего затуманенного разума.

Её безжизненное тело лежит на полу, в луже собственной крови. Я никогда не видел столько крови. Она была повсюду. Чуть пошатнувшись, я упал перед ней на колени, до боли сжимая её нежные плечи.

– Снежинка, девочка моя! Ответь мне что-нибудь, прошу!

Я попытался сфокусировать свой взгляд на её лице, на прикрытых глазах.

– Только не это! Ты не умрёшь на моих руках, ты слышишь?! Не сегодня, малыш! – Я схватил полотенце, и начал наматывать его на тонкое запястье её левой руки.

– Дыши, девочка моя! Не уходи, слышишь?! – Открой свои глаза! – Я начал трясти её обмякшее тело, но она кажется уже ни на что не реагировала.

Не помню, как набирал номер скорой помощи. Пальцы рук дрожали, и я постоянно сбивался.

Опьянённый всем этим ужасом, я повернулся к окну и стал ждать машину скорой помощи, всё ещё не выпуская из рук мою маленькую девочку, мою снежинку.

Я обнял её, и начал убаюкивать лёгкими покачиваниями из стороны в сторону. Я ощущал её прерывистое дыхание, еле пробивавшее через состояние обморока, поэтому не прекращал говорить с ней ни на минуту.

Услышав издалека звук приближающейся серены, я осторожно взял на руки сестру, и пошёл к выходу. Моё сердце рвалось на куски.

******

Бросив взгляд в сторону отдаляющей машины скорой помощи, сдерживаю рвущуюся наружу тревогу. Вспоминаю слова реаниматолога: – «Девочка будет жить! Она справится. Ты вовремя оказался здесь!»

И не это ли сейчас главное?

Поднимаю голову к небу, задумчиво разглядывая облака, как делали это когда-то, вместе с ней, с моей маленькой снежинкой, в детстве.

Моя слабость поглощает меня всё сильнее, вторгаясь в те аспекты моей жизни, что не имеют права на эмоции. То, отчего всегда бежал, чего опасался, вновь неумолимо настигает, заглатывает запретными чувствами. Как же далеко мы зашли с тобой, моя сладкая! Где искать теперь выход? И есть ли он вообще для нас?

Что, если бы вовремя не оказался здесь? Думаешь родная, смог бы жить с этим грузом в сердце, без тебя? Глупая моя девочка! Зачем зацепилась за чужое мнение, которое тебе пытались так навязать, разрушая тем самым твои сказочные мечты? Но почему не поговорила со мной об этом? Почему не сказала мне всей правды?

Достаю из пачки последнюю сигарету, и подношу дрожащими пальцами к губам. Делаю долгожданную затяжку, перестраивая мысленно все свои планы, лихорадочно обдумываю, что делать дальше.

Кожа покрывается мурашками, стоит вновь представить её бездыханное тело в луже собственной крови. Не замечаю, что задержал дыхание, пока не ощущаю в груди нехватку кислорода. Закрываю глаза в попытке отогнать парализующие мою сущность, мысли. Достаю из кармана джинсов смартфон, и набираю номер моего заклятого врага, её отца.

Чёртов выбор! – злюсь я, докуривая сигарету. Никогда бы не стал снова делать этого. Но сейчас действительно обязан, пройти через все круги паршивого унижения. Обязан сообщить им о том, что их дочь находится в реанимации.

Наконец, долгие трели гудков прерываются холодным, – Да! – которое так знакомо, и снова режет мой слух.

– Снежана в реанимации, – бросаю так же чёрство я. – Центральная больница номер 144!

На какой-то миг, на другом конце провода повисает гнетущее молчание. Кажется, я даже слышу через трубку, как работают шестерёнки в мозгу её отца.

– Ты так иронично издеваешься, что ли?! – наконец выдаёт Евгений Стоцкий серьёзным тоном, наполненным всепоглощающим ядом. – Не смешно, щенок! – Слышу его заключительную реплику, после которой тихо произношу: – Я не выхожу из игры! И только лишь на время ухожу в сторону, после чего обязательно вернусь. Она моя, и никто не сможет этого уже изменить! Никто из вас.

– Центральная больница номер 144, – напоминаю ему и прерываю наш разговор, не дав больше его злости ни малейшего шанса. Блокирую его номер, чтобы больше не смог дозвониться, и отключаю телефон.

Солнце уже припекает во всю, заявляя свои права на новый день. Наполняет улицы переливами света, игрой насыщенных оттенков.

Мысленно, снова уношусь к событиям прошедших лет. Вспоминаю каждый миг, каждую секунду наших встреч, наших непростых отношений, прожитых совместно.

Все преграды, через которые пришлось пройти и преодолеть, скрывая изначально от всех наши запретные чувства. Странное, томящее ощущение в груди дезориентирует, пугает своей неизвестностью. Вспоминаю её манящий взгляд, который каждый раз выбивал меня из реальности, заставлял снова и снова нырять в пропасть безвыходного положения. До сих пор ощущаю на себе её дикую страсть, дерзость, вперемешку с необыкновенной нежностью, любовью, к которой изначально не был готов, и которая всё же разрушила со временем все мои убеждения, приоритеты, воспитываемые годами. Разрушила закоренелую стену цинизма, которую выстраивал и тщательно продумывал, дабы не оступиться и не оказаться на пути к соблазнению. И всё же ни на мгновение не сожалею о свершённых поступках, вновь повторил бы их, повернув время вспять. Всё ради неё! Ради капризов моей снежинки!

Ничего, моя хорошая! Мы больше не станем жить прошлым. Мы будем мечтать вместе о светлом будущем, о нашем совместном будущем. Разве мы не заслужили лучшего с тобой?

Эти мысли вновь согревают душу, вселяют надежду на то, что ещё не всё потерянно.

ГЛАВА 1

(Марк Сорин  2005 год.  Санкт-Петербург)

Наш самолёт, рейсом из Берлина, наконец-то приземлился в северной столице огромной и необъятной России. Я не мог не обратить внимания, насколько широкой стала улыбка моей матери, в тот момент, когда среди галдящей толпы и сливающих между собой звуков аэропорта, она заметила своих родственников. Она была настолько довольной, что казалось в тот момент, забыла обо мне, направляясь быстрой походкой к своей кипишной родне. Я плёлся за ней, изучая её изящную спину и тащил за собой огромный чемодан с подарками. До меня всё никак не могло дойти, какого чёрта я забыл здесь? Зачем она потащила меня с собой, пятнадцатилетнего подростка, напрочь позабывшего свою когда-то любимую родину. Тем не менее мама настояла, а я был не в праве ей отказать, вынужден был послушаться, и прилететь с ней в Россию на все летние каникулы. Слава богу, у нас в Германии они длятся всего-то на всего шесть недель. Не то что здесь, в России, школьники наслаждаются свободой целых три месяца. Чёрт! Три месяца?! Да я бы чокнулся здесь, за это время. На стены лез бы от тоски.

Ругаясь мысленно себе под нос, я пропихивался сквозь толпы гудящих словно пчелиный рой, людей, которые то и дело заслоняли мне дорогу, в то время, когда моя мать уже во всю наслаждалась долгожданными объятиями со своей младшей сестрой Светланой.

Я стал вспоминать, когда мы виделись в последний раз.

Мои родители разошлись, когда мне было пять лет. Вскоре мама повторно вышла замуж за известного немецкого режиссёра Кристиана Шмидта, и вот уже как более десяти лет мы живём в прекрасном городе и столице Германии, Берлине. Последний раз я приезжал в Санкт-Петербург четыре года назад, в отличие от моей родительницы, которая так и не смогла вытеснить тоску по родине из своего сердца, и посещает Питер при первой же возможности.

Подойдя ближе к весёлой толпе, я слегка скривился, когда мой взгляд упал на мою так называемую двоюродную сестру Снежану. Я стал вспоминать её возраст, сколько ей было лет на тот момент, когда мы виделись в последний раз.

Сестрёнка посмотрела на меня своими зелёными, огромными глазами и сладко улыбнулась. И всё же я заметил некую застенчивость в её пристальном взгляде.

– Привет Марк! – прощебетала она. У неё была очень завораживающая и красивая улыбка, а на её впалых щёчках виднелись симпатичные ямочки.

– Добро пожаловать домой, на родину! – нараспев произнесла она.

– Домой? – Я слегка был удивлён тем, что только что услышал. Не знаю почему, но именно в тот момент мне захотелось ответить ей колкостью, обидеть, дабы знала своё место.

Я посмотрел на её родителей, которые в тот момент всё ещё баловали вниманием мою мать, и выдал ехидным голосом: – А ты ничего не перепутала, красавица? Вообще-то я в гости приехал, не домой! И не собираюсь задерживаться здесь надолго, если ты об этом ещё помнишь!

Она бросила на меня, как мне показалось, обиженный взгляд и что-то ещё хмыкнула в ответ.

Я вовсе не обязан был играть роль заботливого, старшего брата. Не дождётся!

– Марк! Мальчик наш, ты ли это? Как же ты подрос, племянник мой любимый! – эти радостные возгласы принадлежали моей тёте. Она подлетела ко мне, чуть ли не сбивая меня с ног от радости, и повисла на моей шее. – Боже мой, какой ты красавчик! – Светлана потрепала меня за щёки, и снова обняла. – Ну, наверно от девочек, отбоя нет? А мама?! – обратилась она к моей матери.

– Привет Светлана! – сказал я, не удосужившись даже улыбнуться, за что был тут же награждён недовольным взглядом своей матери.

Будучи ещё дома, в Германии, она всячески пыталась вразумить меня, ежедневно читая нотации, вплоть до самого отъезда. Пыталась заставить меня, делать и говорить только то, в чём была абсолютно уверена сама. А я в свою очередь, не мог поступить иначе, и наплевать на её мнение, до того момента, пока по юридическим законам моей страны, не достигну совершеннолетия. И сейчас она явно испытывала некую толику стыда, за моё столь непристойное поведение, постоянно напоминая мне об этом своим нерушимым взглядом.

Полчаса спустя мы все, нашей дружной толпой ехали по автомагистрали, в большом и уютном микроавтобусе, до загородного дома моей тёти и её семьи.

Снежана молча сидела рядом со мной, опустив голову, она кажется изучала свои острые коленки, постоянно при этом поглаживая их миниатюрными пальчиками. Стоит заметить, у неё были очень изящные руки с тонкими запястьями. Густые тёмно-каштановые волосы удивительно контрастировали со светлой, фарфоровой кожей. И вроде бы простые, но правильные черты лица, привлекали своей элегантностью, какой-то неуловимой красотой.

Искоса она посмотрела на меня, и кажется поймала мой заинтересованный взгляд. Но это вряд ли могло меня тогда смутить, скорее наоборот, я сгорал от нетерпения вывести её из себя. Непонятно зачем, но я стремился завладеть её наивными эмоциями, чтобы в последствии просто поиздеваться над ней.

Снежана подняла свои симпатичные брови и слегка прикусила нижнюю губку. Ей было тринадцать, а выглядела в данный момент на все семнадцать, завораживая своей безупречностью, и явным желанием пофлиртовать.

Я взял себя в руки и попытался сосредоточиться на разговоре наших родителей, которые не смолкали ни на минуту. Отвёл свой взгляд от Снежаны, любуясь мелькающим пейзажем, за окном автомобиля. И всё же краем глаза мне удалось уловить некое растерянное любопытство со стороны своей кузины. Чёрт! Что с ней не так? Почему она постоянно пялится на меня?

По сути мы являемся с ней, двоюродными братом и сестрой. Наши мамы – родные сёстры. Но в который раз я отмечаю, насколько мы с ней разные. Абсолютная противоположность, без намёка схожести во внешности. Во всём.

Я подключил наушники и погрузился в рок-музыку. Я хотел в тот момент быть подальше от всего этого, подальше от своей сестрёнки, которая непонятным образом как-то странно влияла на меня, вызывая противоречивые, запретные мысли. Моя голова готова была разлететься на части, от той семейной болтовни, которая даже через наушники, била по перепонкам, заставляя мою кровь вскипать от злости. Как бы мне не сойти сума, за эти гребенные шесть недель каторги.

И у меня вдруг в голове созрел следующий план: Я буду избегать своих родственников, общения с ними, отсиживаясь в своей комнате. А что по поводу моей сестрёнки, то ей однозначно лучше держаться подальше, если не хочет нарваться на грубость с моей стороны. Твою же мать! Это ж надо было так вляпаться! И что теперь со всем этим делать? Трясу головой, отгоняя надоедливые мысли. Самое главное терпение, – как говорит мой отчим! И мне как никогда, сейчас оно необходимо. Пять недель ведь пролетят незаметно, и я снова вернусь к своей привычной жизни.

Вот только в тот самый момент, когда я с таким упорством стремился повернуть всё вспять, я и представить не мог, что как прежде, больше никогда не будет. Моя судьба впоследствии сыграет со мной злую шутку, поставив на кон спокойную и размеренную до сего момента жизнь. И я приму эту безумную сделку, становясь её рабом, в обмен на свободу от мыслей, изо дня в день преследующих меня, но лишь до определённого момента.

ГЛАВА 2

«Но грусть моя всё так же холодна.

Мои слова пустые отраженья,

Я создаю иллюзию движенья,

Но между мной и миром есть стена.»

Даль.

(Снежана Стоцкая.   Санкт-Петербург.  2005год)

Не скажу, что по жизни являюсь замкнутым человеком, но всё же одиночество – это мой козырь! Находясь в тишине, я могу настолько глубоко погрузиться в собственные фантазии и мысли, что не замечаю ничего вокруг. Жизнь на какой-то момент замедляет свой ход, даёт возможность насладиться в полной мере яркостью красок, слиянием разнообразных звуков, всех тех красот, которых ты попросту не заметишь, находясь в повседневных буднях. Но это вовсе не означает, что я законченный социопат, скорее романтик!

Родители долго не могли смериться с моим странным на их взгляд, состоянием души. Было время, когда они готовы были обсудить моё поведение, со всеми известными психологами страны. Заплатить любую сумму, лишь бы привести меня в нормальное состояние. Но как только диагноз, так и не был подтверждён, они попросту отстали от меня, списывая всё на редкую черту характера.