Бегущие от «уазика» Чернов и Яков. Живые! Слава богу, живые! Яков что-то кричит и на бегу прилаживает к плечу ружье. Это лишнее. Оно все равно не понадобится, а выстрел может разбудить Темку… Сычев и… теперь еще и отец в самом центре навьего хоровода.Навки… Голодные и яростные, помнящие свои обиды и своих убийц. В последнюю ночь русальей недели они не пощадят никого. Если Нина позволит…Тонкие руки с полупрозрачной кожей и черными когтями тянутся к зашедшемуся в беззвучном визге Сычеву. Эти руки приласкают, расправят окровавленную, прилипшую к животу рубашку, а потом вспорют сначала ткань, а потом и кожу.– Вот мы и встретились, миленький мой… – Тихий шепот и кончик языка, облизывающий дергающуюся в тике щеку Сычева. – Помнишь, как сильно ты меня хотел? – Это она, самая первая жертва. Уже вкусившая человеческой крови, уже неукротимая, но все равно заслуживающая отмщения. – Помнишь, миленький?Он помнит! И рад бы забыть, но помнит и визжит уже в полный голос. Он видит то, что и должен видеть, женщину, жизнь которой он отнял больше двух десятков лет назад. А навка уже плетет из нитей морока тонкую удавку, чтобы он никуда не сбежал, чтобы остался с ней на веки вечные.И к отцу тоже тянутся из темноты бледные руки, обвивают ласково за шею.– Нет!!! – кричит Нина и пытается прорваться в навий хоровод.А к ней пытается прорваться Чернов, хватает за плечи, крепко-крепко прижимает к себе. В его глазах – тоже морок. Он тоже что-то видит. Он знает что-то неведомое Нине и поэтому держит так, что не вырваться, и поэтому жарко шепчет ей на ухо:– Нина, подожди… Им нужно попрощаться…Попрощаться… А отец уже прижимает к себе навку так же крепко, как Чернов прижимает ее, Нину. Нет, не навку! Женщину! Нинину маму! Мама гладит его по седым волосам, поверх его плеча улыбается Нине почти