Глава 5. Гнев

Я приехал к дому Юргенсов на Кутузовский около шести. По моим расчётам сам Юргенс должен быть дома, я звонил в «Пятнашку», мне сказали, что он сегодня был и уехал около получаса назад. И Маюшка скоро приедет, на звонки не отвечает почему-то, но это бывает в метро. Она машину не водит, я вожу её на машине, всё же купил ещё во времена малышей, куда было деваться, не на Харлее их было возить в самом деле, но тот седан я года четыре назад сменил на porsche, который нравится даже Маюшке, привожу и высаживаю её за два дома до их, но не сегодня. Харлей на приколе до весны. Впрочем, у нас был и второй, теперь японец. Пару лет, как мы купили его, но Харлей был почти как приятель, как Юрик, его мы любили, к новичку привыкали.

Звонок Волкова застал меня как раз по дороге. Он немного удивил меня, но я согласился, не думая, и удача, что не пришлось напрашиваться. Неужели всё само складывается как мне хотелось? Или Юргенс отказался? Что гадать, завтра поеду к Волкову, всё прояснится.

Сейчас главное, то, что составляет нерв всей моей жизни. Наконец, я решу это. Теперь Маюшка окажется свободна от кандалов долга, которыми Юргенс сковал её.

Я вошёл в подъезд, консьержка подняла лицо и посмотрела поверх очков.

– Вы к кому, молодой человек?

Спасибо за «молодого человека», подумалось мне, но удивительно, что ещё существуют такие анахронизмы в Москве. Впрочем, дом, можно сказать, старинный, так что иметь тут прежние порядки вроде как в порядке вещей.

– Я к Юргенсу Валентину Валентиновичу, он дома? – спросил я.

– Да.

– А Майя Викторовна?

– Нет ещё, но она задерживается редко, так что поднимайтесь, скоро и она придёт. Лифт налево, – сказала словоохотливая со скуки консьержка. Вот выболтала всё, а ведь видит меня впервые… Хотя у них тут камеры, конечно, но тем не менее, мало ли что я за проходимец?

А сам подъезд изменился мало. Только стало ещё чище и светлее, цветные плиты на полу сменились мраморными, все светильники горят, вернее включаются, как проходишь, всё продумано очень толково и красиво, респектабельный дом, почти буржуазный, старые деньги, не нувориши живут здесь, интеллигентные московские семьи.

Почему же Майи ещё нет? Странно… Хотя пусть, это хорошо, что её ещё нет, несколько слов я хотел бы сказать старому другу с глазу на глаз.

Юргенс открыл мне. Ещё переодеться не успел, едва узел галстука распустил. Он удивлённо взглянул на меня, остановившись у раскрытой двери.

– Ты сто лет прожить хочешь, я смотрю.

Я давно не видел его так близко, вернее, давно не смотрел на него, если мы и встречались, я предпочитал не смотреть ему в лицо, как и он мне. И вот мы смотрим друг на друга.

– Соскучился, что ли? – спросил я. – Впустишь или так будем стоять?

– Входи, – немного растерянно проговорил он, отступая, шаркнув домашними туфлями по паркету. – Что, не вынесла душа поэта, примчался о Курчатовском проекте поговорить?

– О Курчатовском проекте? Ну да… – проговорил я, без неожиданности, я думал об этом всю дорогу, чтобы не думать об истинной цели и не накручивать себе нервы.

Как говорил Штирлиц, в разговор надо войти. Выйти мне будет легче, ломать не строить.

Юргенс прошёл вперёд, провожая меня в гостиную. Квартира сильно изменилась. Теперь здесь не было уже следов Марты Макаровны, но и не сплошь была Маюшка, как у меня, всё здесь очень подходило самому Юргенсу, большому, добротному, сильному мужику: тяжёлая мебель из тёмного дерева, большие картины, зеркала, толстые ковры.

В гостиной низкие кожаные диваны и кресла, столик, я снял пальто, бросив на подлокотник, оно сползло на сиденье по толстому коричневому боку.

– Выпьем, может? – спросил Юргенс, обернувшись.

– Непременно выпьем, Вэл, но позже.

Он посмотрел на меня.

– Чего же позже, не виделись сто лет. Мировую пора выпить. Тем более, повод есть.

– Поговорим? – сказал я.

– Хочешь определиться сразу, кто будет главным?

– Главный – твой физик, как я понимаю, – сказал я.

– Это верно, но между нами тоже надо бы…

– Может член достанешь, померяемся?

Он усмехнулся.

– Член, говоришь? Про член поговорим тоже, как ты говоришь, чуть позднее. Я тебе материалы дам, посмотри, завтра и поедем, ты сможешь?

– Смогу.

Юргенс вышел и вернулся скоро, с флэшкой и довольно объёмистой папкой.

– В папке мои наброски, кто другой не разберётся, а ты сразу поймёшь. Это хорошо, Илья, что ты… словом, тебя в этом деле мне не хватало, застряли мы с Метлой.

Меня задело немного необычное имя, что он произнёс, будто знакомое что-то, будто что-то отдалённое я уже когда-то слышал, но я решил, что ослышался.

– Хорошо, Вэл, я сегодня ночью посмотрю.

– Как все гении, помалу спишь? – усмехнулся Юргенс, усаживаясь в кресло.

– Как стареющие люди.

– Да ладно, ты вон, хорош, лет на десять моложе своих лет глядишь. Волосы красишь, что ль?.. Садись, ругаться пришёл, может?

– Не ругаться, но… расставить надо точки над i, прежде чем мы приступим к совместной работе, – сказал я.

– Ну тем более, садись, ты мне родич всё же и… – он опустил пушистые ресницы, вздохнув. – И друг единственный, сволочь.

Я сел всё же, действительно, что стоять?

– Коли так получается, что судьба сводит нас теперь снова, чтобы мы создали вместе, может быть, то, что решит многие вечные проблемы, давай договоримся сразу, как принято, на берегу.

Юргенс поднял светло-синие глаза на меня:

– Согласен, – сказал он.

– Договоримся?

– Определим правила? – он чуть-чуть скривил красивый рот, у меня даже ёкнуло от этого знакомого мне так давно движения.

– Именно.

– Хорошо. Я вижу, ты имеешь уже некую картину в голове, – ухмыльнулся он. – Удивительно, ты только час назад узнал, что тебе предлагается эта работа, а уже всё нарисовалось. Я вот три месяца почти промучился, прежде чем позвать тебя, ё…ря моей жены, потому что понял, что без твоей чёртовой башки, мы не сдвинемся с мёртвой точки. А ты уж всё представил.

Я почувствовал, как вдохновение ярости овладевает мной. Это он не вдохновлен сейчас, напротив, он ослаблен. Но не мной. Чем-то ещё…

– Так вот, Вэл. Оставим нас двоих и её за пределами работы.

Он долго пристально смотрел на меня.

– Её… даже называть не надо, а? – усмехнулся он. – Идёт, оставляем всё за стенами «Курчатника». Только мозг и работа. В конце концов, не для себя мы работаем. И даже не для денег.

Я засмеялся:

– Может, Нобелевскую дадут?

– Ага! К тому времени окажется, что всё уже открыли американцы, или китайцы, сейчас китайцы в большой моде, – усмехнулся он, кивая. – Теперь-то выпьем?

– Что тебя разбирает сегодня?

– А ты… не всё сказал? – он встал, подошёл всё же к шкафу, за стеклянными стенками которого поблескивали бутылки.

– Вообще-то я не для этого и ехал к тебе, это по дороге дополнилось.

Юргенс посмотрел на меня через плечо, остановившись с бутылкой в руке.

– Не для этого? А для чего? Пожаловаться на Майю? Бросила тебя? – он побледнел, произнося эти слова.

– Нет, Вэл, она бросила тебя.

– Значит нас двоих, – почему-то сказал он как-то горько.

Что с ним? И где Маюшка, семь часов, уже должна быть дома. Мне стало холодно. И тоже захотелось выпить.

– Что стоишь-то, – сказал я, – наливай, дразнит час своей бутылкой.

Он взглянул снова, сегодня от его громадных глаз мне весь вечер тепло, даже жарко. И налил себе и мне по полной рюмке водки.

– Закуски принести?

– Три души вынешь… потом закусим, – сказал я. – Давай, за грядущую работу!

Мы выпили, чокнув тонкими рюмками в бока.

– Давай ещё по одной и я покажу тебе кое-что, тогда и договоришь, что хотел, – сказал Юргенс, переводя дыхание после водки.

Мы выпили по второй за то же. Юргенс сказал:

– Щас, посиди пять сек, принесу.

Я подошёл к окну, пока он вышел из этой большой, но не гулкой, приятной комнаты, мягко ступая своей упругой походкой. За окном двор с плохо очищенным льдом на асфальте, старые корявые деревья со снегом на чёрных ветвях, освещённые дворовыми фонарями, от чего снег кажется где-то голубоватым, фосфоресцирующим будто, как белый цвет в клубных огнях, а где-то золотисто-розовым. Это мне мерещится такая красота, потому что мы с Юргенсом, наконец, как люди говорим? Или потому, что я и он станем вместе работать? Или это счастливое предвкушение того, что я намерен сегодня разрубить проклятый гордиев узел, что душит меня столько лет? Не меня, всех нас троих.

Но пока Юргенс ходил, щёлкнули замки в двери и вошла… Ещё не видя, не зная, наверное, ведь это могли быть ребята, но я почувствовал, это Маюшка. Я подошёл было к выходу из комнаты и застал Юргенса, входящим с раскрытым макбуком в руках. Он тоже услышал звук открывшейся двери и, взглянув на меня, обернулся тоже к передней. Маюшка, должно быть увидела его и сказала:

– Ты дома? Сегодня раньше меня, – негромко сказала она.

Это любопытно слышать, как она говорит с ним, не зная, что я здесь. Будто я подглядываю.

– А ты почему припозднилась? – спросил он.

– Да так… – голос приблизился, она совсем рядом уже, сейчас и меня увидит.

– «Так»? Это интересно, – сказал Юргенс странным голосом. Что он там нёс в своём маке?

– Ничего интересного, – выдохнула Маюшка.

– А я не один. У нас гости, представь. Не поверишь, – продолжил Юргенс.

– Интриги, скандалы, расследования? – усмехнулась Маюшка, повторив, навязчивый слоган.

И увидела меня. Вся ещё холодная, с улицы, щёки чуть с румянчиком, глаза блестят, как всегда, на холоде…

– Ю-Юшка? Вот это да! Ты чего это? – она немного побледнела.

– Работать вместе будем, – сказал Юргенс. – С физиками. Лучшие умы привлекаю. Волков ещё тебя советовал. Но мы с Ильёй решили тебя за стенами оставить.

– Вот так, да? – всё ещё не понимая, радоваться или пугаться, произнесла Маюшка, качнув головой и не гладя на нас.

В отличие от меня, она разулась и стояла без обуви, маленькие ножки в чёрных чулках с выделенными мысочками. Я хорошо знаю её чулки, тем более что конкретно эти подарил я сам. Чёрное короткое платье, свитер успела снять и держала в руках, чуть-чуть разлохмаченная, тонкие прядки чуть наэлектризовавшись торчали во все стороны.

– Что это вы смотрите там? Или не покажете, я – «за стенами»? – она кивнула на макбук, освещавший экраном лицо Юргенса.

– Покажем. Но Илья ещё сказать что-то намеревался, – Юргенс посмотрел на меня. – Или это не при ней?

– Да нет, как раз при ней, – сказал я, уже не глядя не Маюшку, не желая, чтобы она меня остановила взглядом. – Я шёл к тебе, Вэл, сказать, что пришла пора сломать треугольник. Маюшка и я живём параллельной жизнью и это достало уже нас обоих. Так, Май?

Я коротко взглянул на неё. Она на миг оцепенела, но потом выдохнула и опустила ресницы, соглашаясь.

– Ну и что? Меня эта ваша хрень достала ещё больше! – сказал Юргенс. – Что из того, что ты, гад, не делся никуда за эти годы, что мне приходится самому себе говорить, что тебя нет, когда ты есть!? Что из этого?! Майя моя, мать моих детей, и никто это не изменит!

– Изменит. Хватит изображать, что ты не понимаешь, – сказал я, уже не скрывая злость на эту его странную сегодняшнюю отрешённость.

– Ты так уверен в себе? – усмехнулся он, и поставил свой макбук на стол.

– У меня на это больше оснований, чем ты можешь себе представить, – проговорил я сквозь зубы.

– Ты так думаешь? – он провёл пальцем по клавиатуре. – Ты не знаешь, что наша девочка не только с нами двумя развлекается? – он посмотрел на меня, обернувшись через плечо. И сказал раздельно и с удовольствием, перебирая языком каждый звук: – Хитрая сучка. Хитрая ма-аленькая сучка. Да, Май? Сучка. Всегда была…

– Хватит! – я оборвал смакование, с которым он произносил это слово.

Он снова посмотрел на меня и в глазах мелькнули льдинки.

– Ладно, хватит, – он согласно кивнул и включил какое-то видео, задвигались картинки: Маюшка, такая как сейчас, причёска и… – Кто это, а, Май?.. Кто так свободно лапает и целует тебя? Кто ещё всё время присутствует у тебя между ног? Неужели тебе… не хватает?!

– Помешался ты на видео этих? Что это такое? Слежка? – воскликнула Маюшка.

– Ну и слежка! – заорал Юргенс, сжав громадные кулаки и потрясая ими в воздухе. – Я двадцать лет рога ношу, и всё подробностей не знаю! Этот явился треугольник разломать. Только у нас не треугольник, а что? – он прошёл туда-сюда несколько шагов, засунув руки глубоко в карманы брюк. – Во сколько углов ты играешь, биллиардистка? Научилась шары катать? Да?!.. Ты, сволочь, учитель первый!

Он страшен в своём гневе, огромный горящий злостью человек.

Но Маюшка, похоже, вовсе не напугана. Она привыкла?..

– Прекрати! – крикнула она. – Это Славка, кофе выпили с ним! Совсем спятил уже?!

– Ага, Славка, кто ещё там у тебя, Петька, Васька? – он сверкнул зубами в желчной усмешке. – Что ты мне вешаешь?!

– Знаешь, что?!.. – прошипела она, будто собираясь что-то сказать.

– Ну что?! Что ты хочешь сказать?! – запальчиво крикнул он в ответ, сверкая глазами. И страсти в этом сверкании было уже больше, чем злости.

– Пошёл ты! – выкрикнула Маюшка, развернувшись и направляясь от нас.

– Не дождёшься! – крикнул ей в спину Юргенс.

– Сама уйду!

– Ага! Кто-то отпустит тебя!

– Можешь не отпускать, я заберу, – тихо сказал я.

– Что?! – он развернулся ко мне, мгновенно темнея глазами, только что сияли как незабудки и вот уже грозовые тучи…

Но меня эти молнии не напугают.

– Что слышал! Я пришёл за этим, – сказал я.

– За чем ты пришёл?! – рявкнул он, и схватил меня за свитер так, что у меня обнажился живот.

Но меня не напугаешь. Я вмазал правым хуком. На этот раз не стал бить в нос, нет, в челюсть…

Юргенс отлетел, но и я чуть не упал из-за того, что он за меня держался. Хрястнул свитер…

– Опять?! – взвизгнула Маюшка. – Хватит! Всё!.. От вас обоих ухожу!.. Паш-шли вы оба!.. «За стенами» вы меня оставили?! И хрен с вами! Я сама не пойду с вами за ваши «стены»!.. Придурки!

Она шарахнула дверью, вероятно, их спальни, дзынкнуло волнистое матовое стекло в двери.

Мы с Юргенсом посмотрели друг на друга.

– Я не уйду, – сказал я, предупреждая его слова.

– Уйдёшь! – злобно кивнул он, всё сильнее чернея.

– Забудь! – уверенно сказал я.

– Уйдёшь, если не хочешь сесть пожизненно, – прошипел он.

– Хорош, тень на плетень наводить! – разозлился я. – Ни при чём я! Отлично знаешь… Да и срок давности давно прошёл.

Он покачал головой, страшно сверкнул зубами:

– Срок давности?.. Забудь! Организация банды, убийство трёх человек, взрыв и поджог – это знаешь, как квалифицируется? Это – теракт! Никакого срока давности! Не только ты, вся ваша мотошайка сядет! И она сядет! Я дам показания, что слышал ваши переговоры, все ваши планы…

– Ты – шизофреник!

– Конечно, – радостно усмехнулся он. – Только вас это не спасёт.

Маюшка появилась снова, с сумкой наперевес.

Мы воззрились на неё вдвоём.

– Это… что? Куда это ты? – пробормотали мы оба, опять посмотрели друг на друга.

– За ваши стены! – сказала Маюшка. – И не остановите! Достали! Как же достали вы! – сквозь зубы прорычала она.

Восемь секунд, шестнадцать ударов бешено несущегося сердца и хлопнула входная дверь.

– Что… Как это?.. – просипел Юргенс.

Но я знал её лучше. При мне она уже совершала подобные вещи…

– Тот самый гнев терпеливого человека… – проговорил я.

Я сказал испуганно, сила её моментальных решений пугает меня всю жизнь.

– Что?.. – он нахмурился, весь белея.

И вдруг как отпущенная пружина, он сорвался с места. Я остолбенел. Убьёт её, мелькнуло во мне…

Я шагнул было за ним. И услышал, как она тихо взвизгнула где-то. На лестнице? Убьёт точно…

Нет, он вернулся с ней, брыкающейся, переброшенной через плечо, как мешок. Он спустил её на пол, глядя на меня горящим взглядом.

– Уйди! Уйди сейчас или шею сверну ей! – прорычал он.

Он прижал её к себе лапищами, и правда, держа за шею, под распустившимися волосами.

– С-спятил…

– Сверну шею у тебя на глазах!

Огромная ладонь, она забилась, толкаясь.

– Пусти!

– Отпусти её!

– Уйди! – от его вопля дрогнули зеркала…

– Отпусти из рук, и я уйду! – просипел я, чувствуя, что останавливается сердце.

Он сомневался полмига, не больше. Той же ладонью, оттолкнул от себя легонько, но не ко мне, к стене за себя. Я взглянул на неё, ожидая в её глазах увидеть, что мне делать дальше. Но она не смотрела на меня, опустив голову, волосы скатились на лицо.

– Май… – прошелестел я.

– Иди к чёрту…

Услышав её слова, Юргенс просиял победной усмешкой.

– Слышал? Вали давай!

– Май… – я не могу поверить, что должен уйти так.

– Вали, сказал! – проорал Юргенс.

Но вдруг обернулся, будто опомнился:

– Завтра в десять на площади Курчатова, у проходной!.. Человечество ждёт твоих свершений!