Вералга при этом побледнела, Викол выпрямился, словно должен был выслушать приговор. Орсег оперся локтем о стол и приготовился слушать с немного скучающим даже снисходительным видом, при этом довольное и наглое, котовье выражение его лица не ускользнуло от меня. Агори немного побледнел, подбираясь. А Рыба и Дамэ, переглянувшись, выдохнули и смотрели на меня, словно младшие брат и сестра. Я не видел только лица Аяи, не только потому, что она сидела за моим правым плечом, и мне пришлось бы обернуться, чтобы увидеть её, а вертеться я не хотел, но главное, я не хотел сейчас смотреть на неё, потому что тогда ясность мыслей изменила бы мне, слишком долгое и подозрительное её отсутствие лишало меня твёрдости и спокойствия. Сейчас я ощущал себя скорее на крошечном и шатком уступе скалы, чем на твёрдой земле. И чтобы не сорваться в свои разорванные мысли и перепутанные чувства, я должен был поскорее высказать то, что надумал.
Поэтому, набрав в грудь воздуха, я сказал:
– Отныне никто не объявляет себя предводителем или властителем предвечных, облечённым правом повелевать любым из нас и всеми вместе. Любой, кто решит вновь собрать армию с целью убить или подчинить остальных – преступник, повинный смерти. Каждый, кто станет плести заговоры с той же целью – преступник, повинный смерти. В последний раз мы прощаем друг друга и расходимся, полностью стирая из нашей памяти обиды и ненависть.
Я снова посмотрел на всех, никто не думал возражать, и на лицах было, в общем-то, единодушие. И даже облегчение. Думали, я себя захочу назначить главным? Смешные, этого мне никогда не было нужно.
– Но все мы с вами разные и сильны по-разному, и любому из нас и всем вместе когда-нибудь может угрожать опасность, поэтому, думаю, неверным было бы и дальше жить разобщено.
– Я всегда говорил, что мы должны объединиться! – воскликнул Мировасор.
– Мир, сейчас говорит Арий! – строго проговорила Вералга, нахмурившись.
Я продолжил:
– Да, мы не должны быть разъединены, и хорошо бы помогать друг другу в беде. Вместе мы всесильны перед любыми невзгодами и даже перед смертью, что всё же маячит каждому. А потому предлагаю держать связь раз в месяц доступными нам с вами способами. Аяя может посылать птиц и животных навещать с весями всех. Вералга и Басыр облетать каждого, где бы он ни был. Тоже своим способом станет делать и Орсег. Тогда никто не будет брошен, не будет одинок и потерян. Если кто-то окажется болен или ранен, пленён, брошен в темницу, ограблен, несправедливо обвинён, мы сможем прийти на помощь.
– А как мы станем делать это?
– Это мелочи, Вералга – ответил я. – Скажем, первый месяц ты возьмёшь на себя труд облететь всех, другой месяц – Басыр, третий – Орсег, Повелитель земных вод, четвёртый – Аяины посланники.
– Но помощь может понадобиться внезапно, неожиданно, что же придётся ждать месяц? Как сообщить о нежданно обрушившейся беде? – спросила Рыба.
– Шепните любой твари, птице, рыбе, хоть мухе моё имя – Селенга-царица и свою беду. Мне домчат из любой точки мира, и уже скоро будут знать все, – тут же ответила Аяя.
Все облегчённо и удовлетворённо закивали, никому не хотелось оставаться одному в мире, как дондеже, и всем хотелось помощи и участия, когда понадобится. Одиночество вечности пугало каждого из нас всю жизнь.
– Но для того надо точно знать, где каждый из нас будет, – сказала Вералга.
– Басыр нашла Орсега, не зная, где он.
– Всякий раз искать так не будешь! – живо возразила Басыр.
– Верно. И я не найду, такого, как Басыр я не могу, – добавила Вералга.
– Значит, каждый будет должен сообщать, где он или куда направляется, – сказал Мировасор.
– Это ограничит нашу свободу, – заметил Эрик.
– Чем-то приходится жертвовать, – ответил я. – Но если врагов среди нас не будет более, то и бояться этого не надо.
Раздумчиво покачав головой, Эрик проговорил:
– Вообще-то… да, и идти голыми-босыми в одиночестве по пустыне тогда тоже не придётся…
– Тогда у нас должна быть общая казна, – негромко сказал Мировасор.
– Верно! – подхватил я. – Станем жертвовать каждый год определённую сумму, чтобы если понадобится использовать на благо одного или всех нас.
Обрадованный моей поддержкой, Мировасор продолжил:
– Пусть заведует казной Викол. Он не жаден до злата и не расточителен, он сможет сохранить всё до последнего гроша. К тому же они всегда вместе с Вералгой, нет опасности, что он сбежит с золотом.
Дальше мы договорились, что жертвовать станем каждый сто золотых в год, а если кто-то оказался стеснён и не может внести свою часть, то вносят за него остальные, разделив поровну на всех.
– А если кто-то повадится так-то? Не платить? – негромко проговорила Рыба.
– Призовём на суд, – ответил Дамэ. – Разберём причину и примем решение, наказать, или определить жить при ком-то, дабы научиться зарабатывать. Впрочем, здесь нищих бездельников нет, все вполне способны добыть золото.
– Вот как? И каким ремеслом владеешь ты, Дамэ? – поднял густые брови Мировасор.
– Он воин, – ответил за Дамэ Орсег. – Любой царь золотом осыплет такого воеводу. Или личного телохранителя.
Дамэ заметно смутился.
– Не красней, Дамэ, – проговорил Орсег, выпрямляясь.
И сказал для всех:
– Мало кто может одолеть меня в прямом бою, Дамэ смог это сделать без труда. С тех пор я предпочитаю видеть его среди друзей.
– Стало быть, все мы теперь друзья? – усмехнулась Басыр.
– Именно так, Басыр, всесильная предвечная, и тебе следует позабыть ревность и зависть.
– Мне некому завидовать, – фыркнула Басыр.
– Рад слышать это, – сказал я. – Тогда…
Я снова оглядел всех.
– Тогда мы теперь вечные союзники в горе, радости, в любых испытаниях. Не бросаем и не предаём друг друга.
– А если появится новый предвечный? – спросил Мировасор.
– Ты имеешь в виду тех двоих, что привёл с собой с чужих земель?
– Нет, они не новые и не сильны ничем, кроме того, что служат божками своих народов. Но ведь может родиться новый.
– Значит, мы введем его в наш сонм так, как ты описал, как вошёл каждый из нас. Ничего такого, чего не было раньше.
– Кто это сделает? Тот, кто найдёт его?
– А это пусть выберет сам новый предвечный. Для этого мы соберёмся вместе, – сказала Вералга. – Думаю, не стоит больше пускать на самотёк такие вещи. И воспитывать предвечного тоже лучше сообща.
– Да будет так! – сказал я. – Есть у вас, что ещё сказать? Говорите, предвечные!
– Всё сказано, – ответила за всех Вералга.
– На том и порешим, – сказал я. – А коли так, коли всё закончено, я как хозяин и как победитель, приглашаю всех отпраздновать наше примирение и наш союз.
И был приготовлен пир, все, обрадованные и испытывающие явное облегчение, впервые не только после битвы, но и вообще, потому что впервые мы все, предвечные, сбросили все маски, как одежды, отмыли всю грязь злости, недосказанности, обид и зависти. Быть может, они вырастут в нас снова, но сей день все сердца и души были легки и пронизаны светом. Мы приготовили угощения, мы веселились и пили вино, припасённое мною так давно, что я почти позабыл о нём, мы пели и танцевали вокруг костра, пока Агори играл на дудочке, достав её откуда-то из своих котомок, сказав:
– Ничего особенного, но моим детям нравилось.
А Викол соизволил играть на самодельном барабане, который он соорудил табурета, сказав, что учился когда-то в детстве.
– И в какой стране прошло твоё детство? – засмеялся Орсег, обнимая Рыбу, забавно подергивавшую большими грудями в танце, слегка навеселе.
Викол пожал плечами:
– Если бы помнить! Я помню только снега, холод и длинные-длинные ночи. Так что… где то было, не знаю, но, думается, на севере.
– Значит, недалеко и от моей родины! – сказала Вералга. – Поэтому я так люблю тебя, мой дорогой Викол!
Все смехом ответили на это.
Почти всю ночь до рассвета мы радовались окончанию вражды, а когда пришла бы пора ложиться, Вералга и Викол взялись за руки, усталые и расслабленные, как и все мы, и я понял, что они намереваются перенестись отсюда прочь.
– Куда держите путь?
– На большой остров на севере – в Британию, там нет ни одного предвечного, грохочут войны и неразбериха, так что нам легко будет затеряться среди людей.
В это время Мировасор расцеловался с Рыбой, пожал руку Дамэ и сказал:
– А я отправлюсь на новый континент, откуда привёл нашествие на тебя, Арий. Постараюсь в искупление улучшить их жизнь, осветить науками их умы… Стану, как раньше и всегда был, хорошим, копить ненависть так утомительно.
– Возьми меня с собой, Мировасор! – воскликнул Агори, выскакивая вперёд. – Я построю им чудо-города, научу как ик!.. план-ик!-ровать и строить… ик!
– Да ты набрался, молодец! Пьяный совсем, – засмеялся Эрик. – Давай лучше со мной.
– Не-ет… ик! Ты теперя обженисся на Басыр, ик!.. детей растить… ик!.. А я што? Я тоже оженюся. Без жены нехорошо, ик!.. Тебе, Мировасор, тож надо бы жениться.
– Женюсь, не волнуйся, как же иначе, коли теперь такое благоденствие у нас всех, – сказал Мировасор. – Вот ежли Дамэ свою жену отпускает, так и женюсь на ней, на Арит. Давно меня дожидается в Кемете, небось, уж и надежду потеряла.
– Не знаю насчёт надежды, но родила уже – это точно, – усмехнулся Эрик. – Ты, Мировасор Арит добру-то теперь научи, коли ты такой хороший у нас теперь. И новые законы тож. А вообще держи при себе, не отпускай, от неё большие беды могут быть, ежли без мудрого догляда.
Мировасор кивнул соглашаясь:
– При добром муже и змея добра. Доставишь нас, Вералга? В Кеми, а после на дальний западный континент.
Вералга вздохнула, кивая.
– Что ж делать с вами…
– А нам, Арий, позволишь тож уйти? – спросил Дамэ.
– Мы тут вам с Аяей вовсе лишние будем, – добавила Рыба.
– Куда же вы?
– А в Рим. Хочу узреть великий город, куда ведут все дороги их Ойкумены.
– Я буду скучать, – сказала Аяя, обнимая вначале Рыбу, потом Дамэ.
– А по мне не будешь? – спросил Эрик и я вздрогнул.
Он подошёл к ней и положил руки ей на плечи, погладил легко, едва касаясь. От меня не ускользало ничто, что происходило вокруг Аяи.
– Ты весточки почаще присылай, Яй, как вы тут?.. – сказал он, заглядывая ей в лицо, и мне показалось, что даже в темноте у него из глаз полился синий яркий и мягкий свет.
Они обнялись вполне невинно, хотя Эрик и сжал ей большими руками, прижимая к себе, но не стал удерживать дольше мига, и поцеловал только в волосы на макушке, казавшиеся огневатыми в отблесках костра.
– А я скучать не буду, – сказал Орсег, подходя. – Буду навещать. Уж не обессудь, Арий, можешь злобиться на то, но каждому охота Богиню Красоты-от видеть и сердце своё бессмертное оживлять.
– Не части, – только и сказал я, глядя, как он прижался черноволосой большой головой к её головке, склонившись, и поцеловал её легонько в щёку.
– Ну уж, не командуй, никто теперь не повелитель! – усмехнулся Орсег, и в несколько прыжков добежал до края площадки и бросился в ручей.
За ним, и Басыр взяла Эрика за руку, со словами прощания. У моего брата был при этом такой вид, словно его повели в тюрьму. Но я успел только за миг до того, как они с хлопком пропали заметить это.
– Не думаю, что этот союз продлится сколь-нибудь долго, – со вздохом сказала Вералга. – Напрасно Басыр поступила так с ним…
– Любовь толкает на любые глупости, – отозвался Викол.
Вералга посмотрела на него с удивлением, и покачала головой:
– Любовь? Ни о какой любви тут и речи нет… нет-нет, Басыр… обида, зависть, месть, разочарование, сомнения в себе, всесильной и древней, восхищение, и чёрт её знает, что ещё, но только не любовь. Здесь нет даже её следа. Любовь чиста, как алмаз, совсем не то в душе у Басыр… впрочем, не мне судить её.
Она посмотрела на Агори и Мировасора.
– Готовы, что ли?
– А чего мешкать, летим! Обниматься не будем, от Богини Любви после не оторвёсся! – засмеялся Мировасор, пожимая мне руку вслед за Агори.
Все трое растаяли в воздухе. Викол посмотрел на нас.
– Рады, небось, до смерти, что мы исчезнем все.
– Рады, что всё кончилось. Вся эта вражда, – сказала Аяя.
– Это да, но… Вералга не зря о Басыр…
Но тут Вералга появилась снова.
– У-уф!.. Далеконько забрались, конечно, наши братья предвечные, там у них ещё вчерашний день не догорел, у нас уж новый занимается… Летим, Вик?
Мы обнялись. Викол и Вералга исчезли как раз с первыми лучами восхода.
– Спать идём, а? День-от новый начинается, а мы старый ещё не закончим никак, – улыбнулась Аяя.
Розовое рассветное сияние, нежно окрасило её всю, глаза блестели, будто и не утомилась она…
О проекте
О подписке