Часть 23

Глава 1. Мир и воля

Да, предвечные примирились. Ничего иного, конечно, и не оставалось нам, как примириться. Потому что можно было или всем перебить друг друга, перевернуть станицу древней, и не нами начатой книги, или же сжечь эту книгу, чтобы не осталось на земле воспоминаний ни о древних Богах, коими нас стали считать, ни о том, что предвечные существуют столько, сколько существуют люди, сменяя друг друга. А мы не сменяемся. Мы существуем неизменными. Бывает, болеем, толстеем, даже рожаем детей, умираем, но мы не умираем сами, хотя убить нас не сложнее, чем любого человека. Правда, не всех, есть избранные, коих не смеет касаться даже Смерть.

Аяя и Орсег вернулись через два месяца с лишком, к концу зимы, когда метелей и морозов уже не было, когда ночи стали пахнуть таянием, а утра застилаться туманом, поедающим снег. Над нашей долиной туман был гуще, чем везде из-за тёплого озера, в морозы тёплый дух озера создавал иней на всех окружающих поверхностях, теперь же сгущался, остывая по ночам.

Всё это время мы прожили здесь в долине относительно мирно. Басыр унеслась, но Вералга и Викол оставались с нами, как и пленный Мировасор, единственный пленный из всех.

– Ты не хочешь отпустить его? Их всех? – спросил меня Эрик.

– Я никого не держу, кроме Мировасора, он мой заложник, он выйдет отсюда, когда вернётся Аяя. И Орсег должен это знать.

Эрик помрачнел и сказал на это:

– А если она остаётся с Орсегом по своей воле?

Но я уверенно покачал головой, глядя на него:

– Она прислала бы весь о том. А так она прислала, что любит меня и вернётся. Что вернётся, чтобы только я ждал её и не думал иного.

– Где же она? Летим туда!?

– Я этого не знаю, не знает и она. Координаты звёзд птицы, коих она присылает, передать не способны… Но… В такие дали не долететь на наших самолётах. Через океан много дней без отдыха… вдвоём с нею можно, то один ведёт, то второй, одному не сдюжить. Орсег знал, где выбрать убежище недосягаемое для меня… – сказал я, потому что картина, где находится маленький остров, со всей ясностью была передана мне перелётной птицей через тысячу передач.

Агори был мрачен, почти не разговаривал, даже не ел, и только спрашивал, что ждёт Мировасора.

– Решать станем все вместе. И у каждого равное слово, – сказал я.

– А после? Что мы станем делать, после?

– Тогда и станем думать. У всех нас и каждого свободная воля. Напишем правила и законы для предвечных, коли они так угодны твоему учителю. Кстати, скажи ему о том, пусть начинает создавать.

Мировасор оживлённо и даже обрадовано занялся делом тут же, словно только и ждал позволения, к нему подключился и Викол, а Дамэ зорко наблюдал за обоими, не упуская ни единого слова, так что злого заговора возникнуть не могло.

– Заговора не будет ещё и потому, что Викол теперь вовсе не считает Мировасора мудрецом, как прежде. Проигранная битва и плен сильно стряхнули спесь с самозваного предводителя предвечных.

– Ну да, как пыль с молью со старого кафтана! – захохотал я.

Дамэ тоже засмеялся.

– Всем полезны встряски.

Мне не была полезна эта проклятая встряска. Меня трясло столько раз и так сильно, что никакой пыли во мне давно не осталось. Я теперь вовсе был словно обнажён, без кожи и даже без мяса, каждое слово, каждый звук, ветерок бренчали по моим нервам, оглушая меня, крючками цеплялись за них, в каждом звуке я угадывал возвращение Аяи, и разочарованно опадал всякий раз подрубленным ростком, и так было по тысяче раз на дню.

Эрик был неспокоен и говорил, что не хочет жить с Басыр, двуличной и властной, даже недолго, а ему придётся, если она исполнит обещанное и вернёт Орсега и Аяю.

– Я всегда сам выбирал себе жён и ошибся только раз, – мрачно повторял он снова и снова.

– Да, но очень крупно, – заметил я. – Теперь ты не хочешь, потому что тебя принуждают? Тебе же она была по нраву и не раз, её красота бесспорна, её склонность к тебе тоже не вызывает сомнений, а то, как истово она добивается тебя, польстило бы любому.

– Всё так… но уж слишком он рьяно взялась за дело, мне иногда кажется, она обратиться в дракона и пожрёт меня.

– Тобой подавилась даже Смерть, куда справиться дракону? – засмеялся я.

Эрик покачал головой, ветер трепал его кудрявые русые вихры, а в глазах, устремлённых вдаль, словно он пытался прочитать будущее, сгустилась тёмная синь, подёрнутая инеем.

Но я чувствовал иное. Не в Басыр было дело, Эрик не хотел снова расставаться с Аяей. И это сводило меня с ума ещё больше, чем ожидание. Потому что его, как соперника я очень боялся, я не мог забыть, какими они с Аяей были тогда вдвоём на Байкале, куда я пришёл полуживой. Они были счастливы и соединены обоюдной любовью, такой, какая соединяет счастливых супругов, гармоничные семьи. Эрик любит Аяю, и хуже всего то, что она это знает. Именно это делает его таким опасным. Потому что не любить Эрика в ответ невозможно…

И вот Басыр вернулась в долину, усталая, даже похудевшая, но весьма и весьма довольная собой.

– Ну и потрудиться пришлось, Арий, чтобы разыскать твою беглянку. Наша Земля не так мала, когда ищешь кого-то, кто желает спрятаться… – усмехнулась она, жадно прикладываясь к кубку с водой. – Не из вашего хотя бы озера вода?

– Нет, из горных ручьёв, тает чистейший снег, получаются ручьи, – сказал я, выжидающе глядя на неё.

Басыр криво усмехнулась, напившись и утирая мокрые губы рукавом.

– Чистейший… Это хорошо, что хоть что-то остаётся таким… Хорошо… Потому что твоя любовница, из-за которой ты готов снести половину мира, вовсе этим не отличается. Хотя краса её засияла днесь ещё ярче, светит золотом и солнцем. Бело-золотая Богиня… Должно её хорошо любит жаркий Повелитель морей, слаще, чем ты, Арий, Снежный Барс! Объятия моря мягче и теплее, чем твои когтистые лапы, которыми ты держишь её все тысячи лет.

Я почувствовал, как гнев красным туманом застилает мой взор.

– Я нечаянно насадил тебе синяк на щёку в нашей битве и жалел о том, потому что не поднимал руку на женщин никогда в моей долгой жизни. Но… если ты произнесёшь ещё хотя бы слово, я осознанно одарю тебя вторым. Вем, буду стыдиться после, потому что это преступно – бить женщин… Ты хочешь получить второй синяк, Басыр?

– Ты ударишь жену своего брата, жену, носящую под сердцем твоего племянника?

– Жена моего брата – Аяя. Тебе неплохо было бы это помнить, прежде чем ты зачала своего выбледка, – отрезал я.

Басыр поджала губы, надуваясь, и побормотала:

– Если бы знала, что ты такой злобный и колючий, не стала бы носиться по миру, выискивая твою девку. А она – публичная девка, ежли, будучи женой одного живёт, и спит с другим. И не с одним даже.

– Ты искала её для себя, Басыр, и с одной лишь целью – получить Эрика. Мой брат готов ради меня на многое, даже на то, чтобы жить со злой и лживой женщиной, которую он не любит. И он выполнит обещанное, потому что слово значит больше даже, чем зерно, обронённое в землю, ибо и зерно может не дать всходов, слово дает всегда… Но назови ещё раз Аяю девкой, и я сделаю то, о чём предупредил.

Последние слова я произнёс, уже сжимая кулаки. Эрик увидел это или почувствовал, и сжал мой локоть горячей рукой. Я знаю, не потому что ему жаль Басыр, но потому, что он не хочет моего позора перед всеми, если я всё же не сдержусь и ударю её.

Орсег и Аяя появились немногим позже, чем через сутки после Басыр. Из того же ручья, куда Орсег нырнул с нею на руках шестьдесят пять дней назад. Мокрые, они вышли из воды и поднимались сюда, не разговаривая, но Орсег улыбался, и Аяя не выглядела несчастной, отнюдь, она изумительно похорошела, ушла чудовищная худоба и мертвенная бледность, и даже волосы стали отрастать и вились мягкими волнами вокруг всё той же тонкой золотой короны, которая была на ней в тот день, когда она исчезла. Но платье было другое, из разноцветного полупрозрачного убруса многослойно и замысловато сшитого, обнажающего руки, и теперь мокро облепившего её. Куда же делось прежнее, белое?..

Подняв голову, она увидела меня, и, сойкнув:

– Огнь! – взлетела сюда, ко мне в объятия. – Огник! Ох… только вся мокрая я.

– Верно, вся из воды… – сказал я, и счастливый, что, наконец, вижу её, могу обнять, и что она здорова, и, злясь, что она не выглядит замученной злодеем печальной пленницей, а прекраснейшим благоухающим цветком. Отсюда она исчезла совсем не такой, прозрачной, отстранённой, едва живой, теперь же в ней жизнь плещет золотым мёдом.

Неужели этим мёдом жизни наполнил её Орсег, что не спеша поднимался сюда, оскальзываясь на подтаявшем снегу и льду босыми ногами, будто не чувствуя холода своим полуобнажённым тёмным телом? Я с завистью смотрел на него, со жгучей и больной назолой: неужели этот морской проныра сумел сделать то, чего не смог я? Он тёплый и нежный, а я Снежный Барс с железными злыми лапами, в которых я душу Аяю всю жизнь?.. Я задрожал, думая о том, что происходило там между ними в эти два с лишним месяца.

Мне не терпелось избавиться от непрошеных гостей, что так надолго задержались, поэтому я решил без проволочек решить всё меж нами. А потому я взял Аяю за руку, оборвав и без того краткие объятия, будет у нас время на то, и не при этих людях, от которых я так устал за это время. Я спешил уже избавиться от непрошеных гостей, и поманил Орсега в пристройку, где теперь были все, чтобы покончить со всеми делами, и распрощаться. Аяя лишь попросилась переодеться из мокрого, и тут же последовала за всеми в пристройку.

Но они, Аяя и Орсег, похоже, не замечали времени, потому что когда я сказал, сколько их не было, Орсег нарочито удивлённо протянул:

– Прошло два месяца? А я думал всего седмицы три… – вот так, они и счёт времени потеряли…

Мы вошли под своды пристройки. Орсег огляделся и, увидев Мировасора, сказал с усмешкой:

– Так ты обманула меня, Басыр. Я и вернулся лишь за тем, чтобы спасти Мировасора из сарая со свиньями. Только это желание спасти друга и заставило меня. Но я вижу, я напрасно беспокоился, Мир вполне благополучен и даже, я вижу, растолстел.

– Ну, пополнел не только я, и Аяя теперь не похожа на тень тростника, обрюхатил-нето, Богиню Любви? Так спустя недолгое время не одна Басыр станет качать зыбку с младенцем! – сказал Мировасор, расчитанно громко и радостно.

– Не думаю, Мировасор, что тебе нынче стоит так хорохориться, – сказала Рыба, поморщившись.

– Разве кто-то давал слово женщине по имени Рыба? – вскинулся Мировасор.

– Если ты ещё раз посмеешь неуважительно обратиться к Рыбе или к кому-то другому здесь, я казню тебя уже без предупреждений, – сказал я.

А после оглядел всех присутствующих, а здесь, в этой просторной горнице собрались ныне все известные мне предвечные, кроме Арит и тех, кого Мировасор притащил из-за океана. Потому, считая, что собрание достаточно представительно, я сказал полным голосом, оглядев всех:

– Отныне и навеки все предвечные равны. И те, кто был природой сотворён таким при рождении, и те, кого чудом Силы наделила одна из нас. Каждое упоминание иного, паче оскорбление, будет считаться преступлением. И это будет первый закон предвечных.

Никто возразить не посмел. После мы расселись по лавкам. Точнее все сели, кроме меня.

– Я хозяин этих мест, остальные, кроме Аяи, пришельцы, потому говорить буду я. После выскажется каждый, кто будет не согласен или захочет оспорить мои решения.

– Стало быть, ты говоришь, как победитель? – спросил Мировасор.

– Именно. Потому что я победитель, – сказал я и заметил довольную и гордую улыбку на лице Эрика.