© Бронзова Т., 2009

© Разумов И., иллюстрации и художественное оформление, 2009

* * *

 
Все, что есть на этой земле – это ТЫ!
А не станет ТЕБЯ, не станет меня.
Потому, что все, что есть для меня
В этой жизни моей – это ТЫ.
 

Пролог

10 июня 1990 года самолет «Аэрофлота» приземлился в аэропорту «Шарль де Голль» и, медленно сбавляя скорость, мягко покатился по посадочной полосе к месту высадки. Пассажиры аплодировали мастерству пилота, благополучно доставившего их из Москвы в Париж. Не дожидаясь команды стюардесс, многие из них уже отстегивали пристяжные ремни и, хлопая дверцами полок, вытаскивали свою ручную кладь в предвкушении встречи с французской столицей.

– Просим пассажиров оставаться в креслах до полной остановки самолета. Пожалуйста, займите свои места, – взывала по радиосвязи бортпроводница на русском и французском языках.

Нехотя все стали опять рассаживаться.

Пассажиры первого класса в своем стремлении к скорой высадке из самолета ничем не отличались от остальных.

– Димочка! Вернись ко мне. Быстро! – молодая полная женщина, блистая огромными бриллиантами, отдавала команды малышу лет четырех, убежавшему по проходу между креслами.

– Что же вы, мадам, отпускаете ребенка, когда самолет находится еще в движении! – игриво проговорил с французским акцентом сидевший в соседнем ряду дородный мужчина в дорогом сером твидовом костюме.

– Не ваше дело, – огрызнулась «бриллиантовая».

Француз, явно не ожидавший такого резкого тона, обиженно поджал губы и, отвернувшись к иллюминатору, подумал про себя: «У этих новых русских никакого воспитания».

– Пожалуйста, посадите ребенка на место, – услышал он и, обернувшись, увидел, как стюардесса передает с рук на руки мамаше сбежавшего Димочку.

– Не указывайте, что мне делать. Если захочу, куплю весь ваш самолет и будете передо мной плясать! – наглым тоном парировала та, сверкая бриллиантами.

– Пожалуйста, посадите ребенка на место, – тихо повторила стюардесса, натужно улыбаясь, чтобы не потерять «лицо компании».

– Принесите ребенку кока-колы и прекратите указывать мне, как я должна поступать. Делайте то, что я вам говорю. Я плачу за этот первый класс такие деньги, что вы не смеете мне делать замечания, – почти срываясь на крик, нервно произнесла «бриллиантовая» дамочка.

Стюардесса, еле сдерживаясь, чтобы не ответить хамоватой пассажирке, пошла за кока-колой для ребенка. В последнее время на борту часто попадались подобные люди. Еще недавно ничего не имеющие кроме, может быть, десяти классов образования, а теперь по уши упакованные в бриллианты, с кредитными картами, на счетах которых значились цифры со многими нулями в долларовом эквиваленте, они считали, что им принадлежит весь мир, а все остальные – только малые песчинки, которые существуют исключительно для того, чтобы им прислуживать.

Вероника отстегнула ремни безопасности и хотела было привстать, чтобы защитить стюардессу от наглости женщины, но профессор Лямин, сидящий рядом, властным движением руки усадил ее обратно в кресло.

– Виктория Васильевна, не вмешивайтесь. Нарветесь только на очередное хамство. Эти нувориши абсолютно несносны. Разве мало мы с вами встречаемся с подобными в нашей клинике?

Вероника тяжело вздохнула и, утвердительно тряхнув головой, послушно села.

– Больше всего на свете ненавижу хамов, – тихо произнесла она.

Вероника впервые летела первым классом, равно как и вообще за границу. Профессор Лямин, руководитель института кардиологии, в котором она работала, импозантный, с густой седой шевелюрой, недавно переживший свой семидесятилетний юбилей, выглядел моложе своих лет.

– Виктория Васильевна, а ведь вы в первый раз в Париже? – обратился он к ней, отстегнув ремни и блаженно потянувшись в кресле.

– Да. Но хотя я никогда здесь не была, с этим городом у меня много связано.

– Странно, – Лямин посмотрел внимательно на Веронику. – Связывает хорошее или плохое?

– Никогда не задумывалась над таким вопросом, Константин Петрович, – ответила Вероника и слегка улыбнулась. – Пожалуй, и хорошее, и плохое. Все вместе.

– А вы загадочная женщина, Виктория Васильевна, – Лямин взял ее за кисть. – Будь я помоложе, влюбился бы в вас.

– А как же Елена Сергеевна? – мягким движением высвободив руку, засмеялась Вероника.

– Ну, это я так, теоретически, – усмехнулся Лямин и с сожалением вздохнул. – Поскольку моложе я не стану!

«Отстегните пристяжные ремни и приготовьтесь к выходу из самолета. Первыми выходят пассажиры экономического класса. Пассажиры первого и бизнес-класса будут приглашены дополнительно», – объявила стюардесса и повторила по-французски.

Пассажиры эконом-класса, уже давно отстегнувшиеся, толпились в проходе.

– Странное распоряжение! – удивился Лямин.

– Это по какому праву эконом-класс выходит раньше первого? – крикнула скандальным голосом «бриллиантовая».

– Иначе нарушится балансировка, – спокойно ответила ей стюардесса.

– А… – протянула удовлетворенная ответом «бриллиантовая». Незнакомое слово «балансировка» подействовало на нее магически.

– Что ж, посидим. Подождем, – пробурчал себе под нос Лямин.

Когда они вышли в зал прилета, то немедленно увидели человека, высоко державшего плакат, на котором было написано по-английски: «Международная конференция кардиологов. Господин ЛЯМИН, госпожа ВОРОНЦОВА».

– Это за нами, – констатировал очевидное профессор.

Гостиница располагалась в центре Парижа. В холле велась регистрация прибывавших специалистов. Кто-то кому-то радостно пожимал руки, раздавалась разноязыкая речь, и, несмотря на то, что люди были все солидные, в холле царила шумная суета от их веселых и громких возгласов. Зарегистрировавшись и получив все необходимые бумаги на конференцию, Вероника поднялась к себе в номер и подошла к окну. Оно выходило на довольно широкую улицу: неслись машины, между ними сновали мотороллеры, по тротуару спешили куда-то люди, обходя столики уличных кафе, заполненных любителями не спеша выпить кофе, поболтать, выкурить сигарету. Яркое июньское солнце палило в полдень нещадно.

«Париж – это праздник, который всегда с тобой», – вспомнились ей слова Хемингуэя.

Она решила, что должна немедленно увидеть этот город, который манил ее к себе столько лет. Сюда были устремлены все ее помыслы, сюда рвалась душа. Где-то здесь живет человек, которого она так любила! Что теперь это за чувство? Может быть, только воспоминания любви? Ведь прошло двадцать лет. Долгих двадцать лет. Жизнь поступила с ними жестоко. Она развела их и не позволила больше встретиться. Он ходит по этим улицам, сидит в этих кафе. Вдруг Вероника увидит его! Узнают ли они друг друга? Обрадуется ли он встрече? Наверняка уже женат и окружен детишками. Небывалое волнение охватило ее. Отбросив тревожные мысли, Вероника быстро покинула номер и вышла из гостиницы. Куда идти? Направо или налево? Подчиняясь внезапному импульсу, она пошла налево и очутилась на большой улице. «Шанзелизе», – прочитала она и, увидев не очень далеко Триумфальную арку, радостно направилась к ней. Дойдя до подземного перехода, Вероника решила перейти на теневую сторону, спасаясь от ярких солнечных лучей. Выйдя из прохладной подземки, она оказалась прямо напротив мехового магазина. Над входом висела вывеска «ВИКТОРИЯ». Огромная витрина манила красивыми, изящными шубками на манекенах, а в центре стояла статуя Венеры. У ее ног веером лежали соболиные шкурки, одна из них красовалась на шее. Как вкопанная, Вероника встала напротив и не могла сделать больше ни шагу. Ноги сделались ватными, сердце выпрыгивало из груди, чувство нежности и любовной неги разлилось по всему телу.

Николя! Неужели это Николя? Только он мог накинуть на плечи Венеры соболя. Только он мог назвать магазин «Виктория»! Он выполнил свои обещания?! Ощущения двадцатилетней давности вернулись к ней, как будто все происходило вчера. Она четко ощутила прикосновение его рук, вспомнила нежность в его глазах, от которой кружилась голова, и увидела его улыбку совсем рядом. Нет, не воспоминания любви терзали ее эти долгие годы! Сама любовь. Она любит его! Любит так же страстно, как тогда!