– Ты не понимаешь, – качнула я головой. – Они…
– Что?
– Они будут смеяться.
– Над чем?
– Надо мной, – выдохнула я, подняла голову и прямо посмотрела в его глаза. – Все всегда смеются. Сначала смеются, а потом…
Договаривать я не стала. Слово «издеваются» застряло в горле острым стеклом.
– И я тоже? – спросил Никита и едва заметно придвинулся ближе.
– Ты… Тебе просто пока еще любопытно и, наверное, тебе льстит, что об этом знаешь только ты. Но пройдет еще пару дней, и ты придумаешь какую-нибудь шутку, кличку или диагноз…
– Чушь! – оборвал он меня резко. – Ты видела своё отражение? Ты хоть представляешь, насколько твои глаза красивы и необычны?
Кажется, пламя начало разгораться теперь уже не в камине, а в его глазах. Но при этом лёд продолжал сохранять свою стойкость.
– Я знаю лишь только то, сколько проблем они мне дали, – заключила я тихо.
– Послушай, – дипломатично начал Никита и оперся ладонями в кресло по сторонам от моих коленей. – Если кто-нибудь из этих двоих скажет хоть одно слово, которое покажется тебе обидным, я вышвырну их из дома. Идёт?
– Ты не сможешь, – качнула головой. – Данияр – твой друг. Его ты точно не тронешь.
– Если он заставит меня в нем разочароваться, из дома его вынесут санитары, – сказано это было без тени шутки. – Идем? – перед глазами вновь появилась раскрытая ладонь, ожидающая моего решения.
Нерешительно вложила свои пальцы в его теплую ладонь. От мягкого пожатия в груди что-то встрепенулось.
– Я об этом пожалею, – шепнула, скорее, сама себе.
– Я не позволю, – таким же тихим шепотом отозвался Никита, уводя меня за собой.