Отзывы на книгу «Трава, пробившая асфальт»

Эта книга стала для меня книгой о таких вещах/чувствах/событиях, как:

Предательство. Со стороны близких.
Что может сделать маленькая девочка с ДЦП, столкнувшись с предательством своей мамы и своего отца, которые сдали её в детский дом как ненужную обузу? Убежать? Замкнуться в себя? Поплакать? Она плакала, пытаясь облегчить горе, умоляла свою мамашку забрать её домой к своим младшим сёстричкам, но не могла убедить её в этом, и весь детско-подростковый период только бежала, бежала, как сумасшедшая от этих гнетущих мыслей о ненужности, которые всё равно настойчиво проникали в разум, пыталась убежать от реальности, от сознания того, что меня так мерзко предали, унизили, растоптали, убили, ведь отдали Тамару в интернат не с рождения, а уже в шесть лет! В шесть! Как говорил один мой знакомый психотерапевт: "Лучше к людям вообще не привязываться, тогда и предательства не почувствуешь. В конце концов, человек не обязан соответствовать твоим представлениям о нем и поступать так, как ты считаешь правильным и благородным. У каждого своя правда. А когда ты к человеку не привязан, то и его предательство по тебе не ударит". В этом есть правда, но не когда предательство идёт от самых близких и родных, да ещё и таким чудовищным способом. А ведь если этот человек предает, то часть сердца умирает. Нет, даже сердец. И того, кто предал, и того, кого предали. Мне не нравится корень слова "предательство", он туда не подходит. А ещё... знаете, как это больно звучит, когда ребёнок в речи называет свою маму не "мамочкой и даже не "мамой", а по имени-отчеству "Екатерина Ивановна". Вот так официально. Это не только больно, это ещё и страшно. И уж как Тамара описывала маму девочки Иришки, к которой приходили в гости родители, подмывали её, кормили, и как описывала свою родную мать, которая даже приезжая раз в полгода в интернат не могла пообщаться с дочерью. Социальная сирота - именно такой являлась Тамара.

О нерадивых педагогах, нянечках и медсёстрах. Не страдаю никаким предубеждением, но истории Тамары про этих людей просто заставляли содрогаться. Эти профессии базируются на гуманном отношении к тем, кто тебя окружает по долгу службы. Однако тут описаны, в большинстве своём, если не меркантильные особы, то хотя бы особы просто ненавидящие детей. Странно слышать и читать об этом в относительно толерантные и спокойные годы, и, конечно, я всё ещё удивляюсь тому, что не всегда воспитатели были более-менее обходительны с детьми с ограниченными возможностями здоровья, и что когда-то медсёстры брали на себя ответственность врачей и выставляли диагнозы от балды, а к ним прислушивались в таких серьёзных случаях как психическое здоровье! Именно это и случилось с Тамарой, когда одна нерадивая медсестра сказала, что она необучаемая, что она олигофрен в стадии дебильности, а соответственно её место - психоневрологический интернат после 18 лет. Оспорить поставленный диагноз может исключительно специальная комиссия из нескольких компетентных врачей, но этого требовать могут только родственники или люди, их заменяющие. А добиться того, чтоб диагноз сняли (тем более учитывая отношение к российской психиатрии лет так 40-50 назад) - почти невозможно.

И ненароком возникал вопрос: что подпитывает агрессивных людей, помимо их видимой неполноценности, так яростно выражать злобу на беззащитных детей? Это их постоянное желание переделать детей, переспорить, прогнуть под своё виденье мира, заставить делать то, что им не под силу и просто равнодушно проходить мимо мокрых пеленок у лежачих детей. Бездумная, ярко выраженная злость - очевидное зло, которое нужно в себе подавлять или же находить иной способ (не в ущерб окружающим) выражения отрицательных эмоций. Что держало этих людей в своих благородных профессиях? Что держало этих нянечек в таких заведениях, где детям требуется постоянная забота и уход, который включал использование своей собственной силы, ведь эти дети не могли себя обеспечивать самостоятельно. Или же зачем работать с такими детьми, которые "обижены" не только физическим способом, но и морально из-за предательств близких. Воспитание НЕ должно перерастать в насилие над личностью подрастающего поколения, НЕ должно исключать моральной свободы (свободы мнения, мысли и пр). Единоличная власть воспитателя в интернате - деспотизм и глупость косных реакционных взглядов.

Что же, в свою очередь, в таких вот ситуациях, могла испытывать Тамара, кроме внутренней беспомощности перед окружающим миром, в одиночестве сидя в коляске лицом к стене, когда другие дети играли по мере своих сил?.. Для меня именно в том случае со стеной открылось название книги "Трава, пробившая асфальт". Вот уж действительно.

О силе воли и жажде жизни.
Жить вопреки, как сказано на обложке. Потому что подобная болезнь, а особенно при жизни в интернате, делает человека зависимым во всём. А что, в принципе, может быть хуже зависимости? Ведь не получается бросить всё и убежать, когда ты прикован в коляске, да и руками не владеешь, а значит и из дома не выйти, как ни напрягай свою волю, а если посмотреть в окно - там ходят люди и не сознают своего счастья. А что значит оказаться в здравом уме и трезвой памяти в равном положении и на одинаковых правах с реальными психически нездоровыми людьми? Это вот как раз к вопросу "от тюрьмы не зарекайся", просто не нужно думать, что в психушках лежат сплошь буйные, помешанные и все подряд мнят себя Наполеонами. Болезни - это хуже всего. Они уничтожают всё счастье в жизни, превращают её в ад, мучительное безнадёжное существование. И никакой радости не будет, пока не найдёшь в себе силы бороться, ведь часто бывает так, что болезнь вообще неизлечима, и остаётся только терпеть и пытаться совладать над тем, что уже не исправить.

Мне очень жаль, когда действительно счастливые люди не ценят свою жизнь. Каждый измеряет уровень счастья по своей шкале, и где Тамаре - счастье, для нас - обыденная вещь. А ведь возможность ходить и самостоятельно себя обслуживать, не быть зависимой от окружающих в этом плане, - это бесконечное счастье. И если даже такой человек как Тамара, с такими особенностями здоровья, не сдавалась никогда, то почему мы сдаёмся? Ведь каждый человек появился СЛУЧАЙНО, а значит и "инвалиды" появились не так просто, и благо, что Тамара тоже об этом говорит. И вот появился человечек - и он один такой, непохожий на других. Жизнь - это действительно Дар. Это так интересно. Я действительно даже и представить не могу, с какими трудностями сталкивалась Тамара всю жизнь. Посочувствовать могу, прочувствовать на словах - да, но не физически... Тамара не хотела так жить, ей приходилось бросать вызов то одним людям, то другим. Ей приходилось идти на ухищрения, например, помогая одной девочке в вязании, она могла получить от этой девочки (с работающими руками) порцию кормления без нотаций и грубости, которыми там чётко обладали нянечки и сиделки с жуткой проф.деформацией. По-моему уже маленькая Тома осознавала, что порой жизнь правда может быть несправедливой и иногда приносит боль и страдания, и в её жизни таких дней, увы, больше, чем счастья и безоблачных дней. Но она помнила, что только пройдя через муки человек становится каждый раз выносливее, падения только сподвигают на новые достижения, и вдруг откуда-то берутся силы, открываются двери.

Сильный всегда прорвётся. Жизненные уроки воспитывают эту самую силу. И Тамара Черемнова это доказала, если не другим, то хотя бы самой себе. А за это огромное спасибо.

Книга о силе и слабости духа, о таких разных людях, оставивших след в жизни автора. О крошечном, но светлом отрезке жизни "до" , о предательстве, о проблеме инвалидности, таланте и о том, как труден путь к мечте человека, который почти полностью зависит от окружающих.

Тамара Черемнова - незаурядный человек, в шесть лет после родного дома, полного родственников, попала в дом инвалидов. Она пережила предательство родных людей, не озлобилась, не надломилась, нашла свое призвание. Несмотря на практически полное отсутствие жизненного опыта, ярких впечатлений, написала невероятно сильную книгу-исповедь, а так множество детских книг, среди которых, не все к сожалению, дошли до юного читателя.
Она не выставляет себя героиней, просто живет, преодолевая трудности, не опускает руки. В книге присутствуют и светлые моменты, множество маленьких и больших побед, постоянное преодоление себя, желание как можно меньше зависеть от окружающих, страсть к самообразованию, творчеству.

Черемнова старается не осуждает своих родных, которые не занимаясь ребенком-инвалидом, ждали когда "все рассосется", а потом отдали домашнюю девочку в дом инвалидов. Стараюсь не осуждать и я, а вот не жалеть их не получается. Черемнова невероятной силы духа человек, как же эти многочисленные бабушки, дедушки, тетушки, здоровые телом, так малы по сравнению с ней. Избавившись от ребенка-инвалида, они вряд ли прожили счастливую, полную жизнь, как и некоторые представители мед.персонала в различных учреждений, которые пользуясь беспомощностью пациентов, относились к ним очень жестоко, не глядя лишали надежды, веры в себя. Но на фоне этой серости, особенно ярко сияли простые человеческие отношения, завязывалась крепкая дружба, помощь и плодотворное сотрудничество.

Эта книга о безграничном величии человека. Читая ее невозможно не полюбить, не проникнуться уважением к этому смелому, целостному человеку, зарядиться его светом и энергией, понять, что все проблемы решаемы, а трудности преодолимы.

Очень горькая повесть-исповедь. Ее трудно читать без слез, но за каждой строчкой видна такая Личность, такая жажда Жизни, такой Характер, что поневоле восхищаешься этой Женщиной! Трудно представить, что из ребенка с искалеченным болезнью телом, преданным самыми дорогими на земле людьми, заштампованным диагнозом "олигофрения", смог вырасти писатель, который сочиняет добрые сказки для детей. Для детей, которых у нее самой — увы! — никогда не будет. А жаль! Она бы, я в этом уверенна, своих детей вырастила бы в любви, с добротой и лаской! И никогда бы не допустила того, что сотворили с маленькой Томой ее родители. Я стараюсь никого никогда не осуждать, но как?.. объясните мне, как можно сдать своего шестилетнего (!) ребенка в дом инвалидов? Ребенка, который привык к чистоте, близким людям, к прогулкам (пусть и в ходунках или коляске), к вкусной еде, ласке? Как же можно было отдать ее в учреждение, где неделями не мыли, где на горшок высаживали по графику, где раздавали диагнозы, не глядя на самих детишек? Как же можно было навещать дочку раз в три-четыре месяца, ни разу не забрать ее погостить в родной дом, не привезти одежду по размеру? Ну не понимаю я этого! И у Тамары Черемновой до сих пор осталась обида на мать, хоть и пишет она, что простила. Да нельзя такое прощать!
Такие книги очень нужны больным людям.
Такие книги очень нужны и здоровым. И не только как призывы к состраданию, помощи, жалости. А еще и как напоминание о том, что мы очень счастливые люди: у нас работают руки и ноги, а значит мы можем (и должны) справляться со всеми трудностями! И долой депрессии, жалобы и другие стенания на свою горькую жизнь!

«И как бы ни распоряжались нашими судьбами там, наверху, как бы ни мудрили, вкладывая особую идею в каждое человеческое существо, но то, что в моей судьбе перебор горечи, — это очевидный факт.»

Жуткая книга о сильной и целеустремленной Тамаре Черемновой, очередной выстоявшей. Сколько их таких?.. А сколько пало под гнетом своей обреченности, не имея стержня внутренней свободы, чтобы вырваться?!.. А ведь это не так легко. Признаться, большинство написаного для меня — не новость, к сожалению, но ведь одно знать об этом, а другое — пережить ужас такой жизни! Все равно от книги бросает в дрожь, и я даже не знаю, как ее советовать для прочтения, но если вы хотите историю сильного человека, который борется за себя вопреки всему: семье, диагнозу, жизненным условиям и даже иногда внутреннему состоянию — тогда эта книга для вас. Только подумать, у Тамары Черемновой не было почти ничего из категории благодаря, только внутреннее стремление и несколько благоволителей. Фактически она сама себя поднимала, иногда и буквально.

Люди! Здоровые, нормальные, неувечные, некалечные, способные передвигаться на своих ногах и владеть своими руками! Дышите свободно и радуйтесь, что вы одарены немыслимым богатством — способностью к самостоятельному и контролируемому движению! Считайте себя счастливыми, пока вы ни от кого не зависите! Не хотите считать, что здоровое самоуправляемое тело — счастье? Тогда хоть согласитесь, что это — основа для счастья

Я не знаю, как бы выдержала муки такой судьбы, наверное, эта книга лично для меня — благодарность за свою судьбу, за свою семью и близких. которые вместе со мной разделяют печали и радости и дали мне шанс на другое развитие того же диагноза. Биография писательницы Черемновой для меня — благодарность за то, что я знаю — можно жить иначе. Потому что слишком часто в интернатах и спецучреждениях, к большому сожалению, детей не то чтобы даже не развивают, их вообще забрасывают, как в случае с Черемновой.

Дальше...

К сожалению, такое сплошь и рядом. В интернатах дети вынуждены терпеть насмешки от… персонала! От персонала! Вдумайтесь! От людей, которые должны быть тем самым плечом и рукой, на которые нужно опереться! Мало того, что лечением Тамары никто не озаботился, мало того, что над ней смеялись, так еще она была вынуждена бороться за само собой разумеещееся, как то помощь с естественными потребностями каждого человека: туалет и еда. Хоть разорвись, а если тебя не настроены сегодня кормить и помогать — никого не дождешься… Никого! Самое страшное, что Тамара, как и многие другие, там не нужна абсолютно никому и интернатовцы теряют все возможные перспективы на улучшение физического состояния, а прогресса, очевидно, можно было достигать. Вместо этого Черемновой приходилось думать, как выживать. Интернатовцы — люди с дополнительными потребностями, для которых самое маленькое достижение — уже огромное счастье, ведь мы складываем из этих счастий по кирпичику наше главное счастье, –тут начисто лишены лечения и развития, лишь бы не мешали. Самый распространенный способ — всех садят в ивалидную коляску, так проще. А ведь Тамарин диагноз всецело построен на стремлении, ибо врачи чего только не прогнозируют, надо знать свое дело. Но ведь как тут будешь делать свое, если у тебя нет семьи, нет мамы, которая, может быть, тебя вовсе не будет запроторивать в коляску (их в наших странах обязаны выписывать всем, даже кому они очевидно не нужны), а будет упрямо ставить на ноги, через “не хочу”, через “не могу”, через боль, спастики и даже гиперкинезы?! Что там? У нас многим врачам тоже проще посадить ребенка в инвалидную коляску — проблема снята. Заставить всех не стремиться к "невозможному". Поэтому семья должна быть, как отражатель, как маяк, как свет, как вечное противоречие “всемогущей” медицине, которая может напрогнозировать всякое. Как твоя личная стена, гарантия, вера и поддержка, которых невозможно лишиться, коль они есть. А ведь наша личная задача — доказать, что невозможное возможно.

«Нельзя обижать больных, даже если они бесперспективны в плане лечения.»

А я вот уверена, что бесперспективных нету. Нету таких, кто из года в год стремится и ничего не добивается. Совсем другое дело интернатовцы — брошенные и заранее обреченные увядать, потому что нету у них никого, кто бы помогал в плане здоровья, потому что они вынуждены учиться выживать, выворачиваться, торговаться, чтобы поесть и сходить в туалет. Вот здесь вся их перспектива в плане здоровья. Вот здесь другой мир. Здесь! Похоронен среди персонала, который, будто сумасшедший, неадекватный, способный написать интелектуально здоровой Тамаре в диагнозе ”олигофрения в стадии дебильности”, рассказывать ей о том, что ее непроизвольные движения (спастика и гиперкинез) — признак психического (!!!) расстройства.

— Интересна тебе учебная программа?
И я простодушно призналась, что мне это скучно, что хотела бы получить более углубленные знания. А она передала наш разговор воспитателям, и те меня тогда чуть не съели. И долго высмеивали — умственно отсталая Черемнова жаждет углубленных знаний!

Где это видано, где выросли эти врачи, неужели они не понимали, что такой диагноз — и путь заказан ну в очень специфические учреждения?! А я вам тут же отвечу: весь ужас в том, что они выросли в том самом нормальном мире и еще в том, что они прекрасно понимали диагноз, но не хотели его опровергать, по той же причине, что потенциально ходячие детки не развиваются в интернатах вообще никак, а часто и сидят в колясках. На меня находит кромешный ужас, когда я представляю, какой была бы Тамара Черемнова сегодня, если бы она выросла в такой семье, как моя, сколько всего потеряно, сколько всего у нее отобрали в первую очередь родные люди…

«И как бы ни распоряжались нашими судьбами там, наверху, как бы ни мудрили, вкладывая особую идею в каждое человеческое существо, но то, что в моей судьбе перебор горечи, — это очевидный факт.»

«Ничто не дается человеку просто так, в каждом отдельном жизненном случае есть свое определение, свое предназначение и своя логика.»

Ну вот, я думала, не писать так много об интернате, но не могла не возмутиться, хотя основной мой “удар” должен был пасть на семью. Вот это было слишком больно, острó и еще больше не укладывалось в голове, чем системный одинаково ужасный, к сожалению, подход в интернате. Ведь началось все не с интерната.

«Они чувствовали вину, ощущали неловкость и стыд, но решение уже было принято…»

Вся, без сомнения, разнообразная гамма чувств не может оправдать ни одну такую семью, ни одну! Как не может ее оправдать и тяжелое время. Я понимаю все, и даже предрассудки, но я не понимаю, как сознательно можно отдать ребенка в интернат и бросить его там. Неужели тогда настолько тяжело и стыдно было поднимать инвалида, что никто этого не делал, совсем-совсем?! Ходить, дразниться, разыгрывать какие-то слезы и бессмысленные сожаления, ломать комедию, видя тот ужас, который должен был маме сниться ночами и вообще… Как можно в шесть лет, сознательном возрасте, отдать ребенка в интернат?! Это тот возраст, в котором ребенок ярко запомнит и поймет разницу между тем, как он жил и как живет, более того, очень быстро Тамара осознàет, что брошена, выкинута, как мусор. Как можно было приходить туда, не общаться с девочкой, с кровинкой, от того, что она издерганная обострившимися симптомами и, извините, грязная обкаканная, — покривиться и ничего с этим не сделать? Никак не повлиять на ее существование?! Как можно было ей сказать, что мама идет ко второму ребенку, который "тоже скучает и плачет без", как можно было бы единожды привести сестру в детдом пообщаться и переночевать, а всю ночь лелеять "домашнюю" девочку на глазах у такой же дочери?! Надо было здоровую дочь отдать в интернат и лечить Тамару — не подходит?! Как же меня бесят такие семьи! Допустим, папа виноват, он решил уйти из семьи и перед этим заблаговременно отдал дочь в интернат, да только не получается. Папа просто физический исполнитель. И папа в данном случае — не вся семья. Мужчины… Им привычнее уходить от нелюбимых женщин и больных детей, но были еще дедушка, бабушка и главное — мама, которые обязаны стать горой и оставить Тамару возле себя. А так… Это было общее решение и девочка была одинаково не нужна всем взрослым людям в этой семье. Это было сознательное решение оставить себе здоровую дочку, потому что она здорова. А другую обречь на адскую судьбу. Неужто совсем никак не подняли?! И неужто не было шансов сделать все иначе? Тамару Черемнову просто не любили.

«Да уж, удобная для детдома мама — ничего не требует для своего ребенка, не заступается, ни на чем не настаивает, на все закрывает глаза. Екатерина Ивановна и дальше будет удобной. Изредка, с частотой раз в квартал, будет появляться у меня и в ПНИ, и в Доме инвалидов, что-то рассказывать, показывать. Но никогда не будет вникать в мои проблемы и ничего не будет просить для меня — ни у персонала, ни у администрации, ни у вышестоящих органов.»

Впрочем, Тамара Черемнова уже в семье росла довольно странно и уже всем мешала. Дома, вместо того, чтобы приучать девочку к свободе, к шагам, ее заковали в специально созданных для этого условиях, как то калитка в сад, которая узка лишь потому, чтобы Тамара не смогла туда добраться; все ее стремления выбраться "в мир" были встречены наказаниями, в том числе и физическими. Да радуйтесь, что у вас не депрессивный, не закрытый ребенок, что он при своем диагнозе стремится выходить и двигаться! Люди посходили с ума. Им нужен был сидячий, молчаливый и ни к чему не стремящийся инвалид. Эти люди никогда не понимали, что они могут дать такому необычному и на самом деле светлому человечку, не понимали, что они обязаны ему подарить, не понимали, какая девочка им доверена судьбой. Не понимали, что в их руках слепить Тамару с того состояния в каком она была на то, в котором она заслужено должна была оказаться. Они не хотели. Изначально. ДЦП – это уже слишком. Вот и все оправдание, вот и весь выбор.

«Привитое книгами, что я тоже Человек и должна для чего-то жить, если родилась в образе человека, не давало мне смириться»

Удивительная Тамара Черемнова. Великое большинство окружающих и определяющих ее судьбу специалистов, директоров и нянечек— никто. Никто по сравнению с ней. Это такие мелкие мелочные управленцы, которым суждено ставить несуществующие диагнозы; они могут бесконечно смеяться и подавлять естественное рвение девочки к самообразованию, не дав шанса на образование; они могут не кормить и озаботься туалетом детей, когда и столько раз в день как им захочется, а не когда это нужно воспитанникам; они многое могут в мире людей с дополнительными потребностями и засчет этого считают себя состоявшимися личностями; они не исполнены надлежащего сочувствия и желания помогать, более того — они не будут этого делать даже формально. Но они — никто. Никто, по сравнению с Тамарой Черемновой, которая вынуждена была взмаливаться ко врачам, чтобы ей изменили диагноз, убрав из него безнадежную олигофрению, которая никак не вяжется даже просто с суждениями девушки. Она давно стучала во все двери и… не значила ничего. Инвалидами, социальными сиротами никто не хочет заниматься. Зачем столько волокиты? Тамара Черемнова сама себя сделала, слепила такой, какой могла слепить. При всём ужасе и сюрреализме её жизни, женщина не только не сошла с ума, но и стала успешной писательницей — мамой для всех маленьких читателей и доброй подругой для их взрослых родителей. Вот так заочно. Я не представляю, как можно подобную жизнь прожить с таким исходом. Я восхищаюсь Тамарой Черемновой. Она призывает достигать.

«Еще я поняла, что общество не должно изолировать меня, запирать, прятать за забором. Я не преступник, не несу никакой опасности, не причиняю никакого вреда. И имею право на появление в обществе, а не только на четыре казенные стены. А кто не может без содрогания смотреть на парализованного инвалида в коляске — пусть не смотрит!»

Читать такие книги всегда трудно, а оценивать ещё труднее. Нельзя сказать плохо про книги Рубена Гальего, ведь он инвалид и настрадался. Нельзя говорить плохо про дневник Анны Франк, потому что сами знаете что. Но ведь мы же отзыв пишем не на судьбу автора, а на книгу, на стопку бумаги с чёрными буковками. Встреться мне Гальего или Анна Франк, я бы первая выразила им солидарность (если бы, конечно, знала, как это делается), потому что их жизнь действительно была тяжела. Но речь сейчас о книге и о том отображении авторского "я", которое в ней содержится, так что простите, ребята, так уж получилась, я не хочу оскорблять никого жалостливым лицемерием. Книги у вас так себе.

С Тамарой Черемновой всё немножко получше. Её книга не очень интересна, не очень красочна, но очень правдива и добротна. Я бы назвала её автобиографией, написанной в качестве аутотерапии. С первых страниц заметно, что автору очень надо выговориться, причём не кому-то конкретному, а громко, потому что за долгие годы наболело. И как тут не понять - вся жизнь в Интернате без возможности самостоятельно передвигаться, борьба с нелепым диагнозом "олигофрения", который без разбору лепят на всех ДЦПшников, специфическое поведение семьи... Тут и взвоешь, и озлишься. Тамара не озлобилась и даже честно пытается на страницах собственного жизнеописания простить всех тех, кто бросил её и умыл руки, потому что так проще, легче и вряд ли кто даже узнает. Вот только она и сама себе не верит - не простила, а читатель не верит уж и подавно. Бросили, бросили, еще как. Не захотела молодая мама заниматься с "бракованным" ребенком, раз на руках был еще один в полном порядке, так и забыла, не навещала, не развивала, а потом и вовсе скрыла от нового мужа и семьи.

Если уж родная семья потрясающе равнодушна к инвалиду, то сотрудники учреждения, у которых жалость атрофирована, и подавно. Для них инвалиды - чурбанчики с глазами, заводская норма, столько-то обтереть, столько-то накормить, больше ничего не волнует. Не живые люди, а так, статистика. Единственный более-менее живой человек в этой толпе равнодушных вдруг оказывается деятельным... Но со знаком минус. Запугивает, портит психику, мучает детей. Понятно, что тоже не от хорошей жизни.

Слушаешь эту не слишком увлекательную, но правдивую историю, и разводишь руками. По итогу сказать нечего. Мы все знаем, какая у нас ситуация в стране с инвалидами, ДЦПшниками, любыми меньшинствами, любыми людьми в нужде. Социальные службы ни с чем не справляются, в них идут работать от отчаяния, что больше никуда не берут. По призванию - редко, хотя я и надеюсь, что всё же такие люди есть. Волонтёрское движение не развито, а среднестатистический человек не почешется даже вспоминать о нуждающихся до тех пор, пока горе из этой области каким-то образом само с ним не пересечётся.

По задумке книга должна вдохновлять: человек смог в таких условиях стать писателем, добиться пересмотра вечного диагноза. Не опускайте крылья, ребята, все дела. Но литературная составляющая книги продумана довольно слабо, и если отбросить эмоциональные описания главной героини, то понимаешь, что там ничего особенного нет. Не борьба ей помогла, а стечение обстоятельств. И выводы получаются чуть ли не наоборот - сколько не бейся башкой о чугун российской социальной бюрократии, всё равно тебе может помочь только святой Грааль, бог из машины или сияние Стрельца в Третьем доме. А на каждого такого пробившегося будет несколько тысяч укутанных в коконы отчаяния потенциальных самоубийц, которые и живы до сих пор только потому, что не имеют физической возможности что-то с собой сделать.

Меня больше озаботил вот такой вопрос. Читая книгу, я почти осязаемо недолюбливала Тамару Черемнову, как личность. Неприятная. Резкая. Плаксивая. Капризная. С огромным самомнением и сомнением одновременно, при этом старается казаться милой и доброй тихоней. Что особенно странно смотрится на фоне эмоциональных сцен, где она тиранит единственных близких ей людей: им нельзя то, им нельзя это, это ей мешает, и это ей мешает, рот ей вовремя не вытерли, кота в дом принесли, да подумайте же уже кто-нибудь обо мне, ещё, ещё. Понятно, откуда ноги растут у такого страшного дефицита внимания к себе, но ведь прислуживает ей тоже человек не самой легкой судьбы, почему же так мало добрых слов? В книге Черемновой вообще добрых слов мало (вспоминаем Гальего, который вообще ни о ком хорошо никогда не писал). Все благодарности сухие и формальные: эта помогла и эта, а ещё вот такая с такой фамилией хорошо отнеслась. Зато многочисленные мучители (и я не буду спорить, что они действительно были) описаны с настоящим пылом, ядом, жаром в глазах, они с садистским хохотом точат кривые ножи, в то время как Тамара тихо рыдает в уголочке. Вообще, слишком много драматических сцен, просмакованных автором до последней мстительной буковки. Им веришь, тут не поспоришь. Но и как-то начинаешь думать, что если бы ты пошёл и помог Тамаре собственными руками, то едва ли удостоился бы лёгкого кивка головы. Собственно, вопрос такой: а какой бы был характер у Тамары, если бы она была здоровой? Ещё более неприятный, не скованный необходимостью заводить себе хороших знакомых, или, напротив, на вольной волюшке расцвётший нежной незабудкой? У меня ответа на этот вопрос нет. Да и не знаю, есть ли он у кого-нибудь.