«Открывается занавес. Я выхожу на сцену. Я начинаю петь. И в этом моя жизнь…»

Заслуженный артист России Александр АЛЕКСЕЕВ

Слово об артисте.

Искусство и жизнь, разумеется, не одно и то же, но для настоящего, наделенного уникальным талантом артиста, оно должно стать единым, в единстве его ответственности. Ведь в основании всякого серьёзного искусства всегда лежит страстная мысль о ЖИЗНИ, она – непременное условие искусства. В творческой судьбе заслуженного артиста России, солиста-вокалиста камерно-оперного жанра Орловской государственной филармонии эти два понятия слились воедино, ибо по большому счету в его исполнении музыкальных произведений разных жанров ощущается биение внутренней мысли о жизни. Ницше сказал: «Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины»… Так, действительно, проще. Но кому дано её познать? И кто стремится к этому – философы, писатели, художники, музыканты, артисты… Всего лишь небольшая категория творчески мыслящих людей, где каждый живёт в своем виде искусства и становясь публичной личностью, идёт по своей стезе служения своему идолу, стремясь наполненность своей души посредством своего таланта выплеснуть на аудиторию, зрителя, на ЧЕЛОВЕКА. Это очень тяжелый труд – служить искусству, но и самый радостный, когда хрупкая частичка внутреннего «Я» артиста воспринимается публикой, как её душевное состояние.

Итак, поёт Александр Алексеев… И зрительный зал то замирает, слушая его голос, то взрывается аплодисментами. Но главное – всегда сопереживает, задумываясь, восхищаясь. На его концертах всегда возникает удивительная атмосфера общения певца и публики.

В Орле артиста называют «нашим Шаляпиным» и любят так, как он любит свой город, свой край, своего зрителя.

6 июля 2006 года начал свой отсчет 35-й сезон работы А. Алексеева в Орловской филармонии, 16 ноября ему исполнится 60 лет со дня рождения, юбилей совпадет с 45-летием творческой деятельности.

Алексеев за свой достаточно солидный жизненный и творческий путь перешагнул определенный профессионально-вокальный рубикон и стал певцом, великолепно владеющим не только своим голосом, но и актерским мастерством. Ему удалось сделать то, что под силу немногим: самому без вмешательства режиссеров создать свой театр одного камерно-оперного певца. Значит, говоря о каждом исполняемом им произведении, надо суметь настроиться на волну другой жизни, отталкиваясь от увиденного к услышанного…

Кто-то может задать вопрос – почему Алексеев? И оправдан ли этически выход в свет его книги? Думается, что – да. Басы – единичное явление в истории русской музыки, их можно всех перечесть по пальцам. В данном случае внимания заслуживает ещё и тот факт, что на орловской земле, в последние века впервые родился человек с мощным, богатейшего тембра и диапазона басом, яркой сценической внешностью. И именно ему было суждено в последствии своим голосом, сценическим обаянием и артистизмом, восхищать и потрясать зрителей не только многих городов России, но и публику крупнейших концертных залов Западной Европы. Открыв для себя почти весь мир, он продолжает работать только в одной филармонии, удивительно преданно и с любовью служа своему родному краю, орловскому слушателю. Но поскольку ему приходилось работать рука об руку с замечательными музыкантами, интереснейшими людьми, в том числе и в орловской филармонии, то в этих воспоминаниях предстанет рассказ и о них, а значит, в какой-то степени и о некоторых моментах деятельности Орловской филармонии.

Узелки человеческой судьбы.

Рассказ об одной жизни яркой, необычной способен заинтересовать любого человека, и как полагается, должен иметь свою предысторию. Ведь жизнь состоит из узелков разной степени неразрывности. А узелки человеческих и творческих взаимоотношений завязывались с детства.

Александр Иванович – человек наблюдательный, памятливый и благодарный. Он легко идёт на воспоминания, и с радостью говорит о людях, встречавшихся на его пути, потому что ему «не просто везло на хороших людей», они окружали его всю его жизнь, которая измеряется не десятками прожитых лет от юбилея до юбилея. А радостью встреч с необыкновенными людьми, счастьем познания окружающего природного мира, от буйного цветения яблонь в родительском саду, до непередаваемых заходов и восходов солнца на разных морских побережьях земного шара. От упоения первой прочитанной книжки, приведшей к величайшей мировой литературе. От узнавания первой ноты до партитур сложнейших музыкальных произведений.

Душе человека, любящего жизнь, способной жадно впитывать в себя все лучшее от мира сего, пользуясь его огромной духовной кладовой, свойственно особое вдохновенное мировоззрение.

Александр Алексеев никогда не был баловнем судьбы, и многое в жизни ему давалось не легко. Он с детства знал цену куска хлеба, заработанного родительским трудом, его самого приучили трудиться, и очень рано судьба ребенка, рожденного в тяжелое послевоенное время первым в многодетной семье, наделила его «интернатским» детством…

В процессе работы над воспоминаниями, сложилась и их форма. Поэтому в книге в основном ведется рассказ от первого лица. И это, наверное, один из самых интересных вариантов.

Семья.

Мама – Александра Савельевна, папа – Иван Фёдорович. 1957 год

Так получилось, что после войны в 1945 году встретились два одиночества, мои мама Александра Савельевна Суковатая и отец Иван Фёдорович Алексеев – оба инвалиды Великой Отечественной войны, мать первой группы, отец второй. Сошлись не потому, что жить надо было как-то, а по любви. Отец на 13 лет был старше мамы и самозабвенно её любил. Мне кажется, что их супружеский союз был заключён не без участия небес. 16 ноября 1946 года в городе Ливны, родился я. Правда, жили мы там совсем недолго. Через несколько месяцев перебрались в Орёл, сняли комнатку на Выгонке, потом родителям там же выделили участок, и родители начали строить дом своими руками. После меня родилось ещё двое детей – брат и сестра. Отец, до войны машинист паровоза, устроился работать на железную дорогу. Мама – до войны учительница, занималась хозяйством. Жили очень трудно, и очень много работали. Обладали сильными характерами, трудолюбием, огромным желанием жить не хуже здоровых людей, а лучше. Гордыми очень были и, наверное, талантливыми в жизни. По национальности мать – чистокровная украинка, отец – задонский казак. Все выстояли и выдержали и на войне, и в послевоенное время.

Я помню себя с полутора лет, когда, уйдя со съёмной квартиры и начав строительство дома, мы жили в настоящей землянке, с входом под землю, накатами, крытыми толью (пропитанный асфальтовой смесью картон). Рядом находилось закуты для свиней и прочей домашней живности. Кормиться-то надо было и строиться. Выручал ещё огород, где у мамы всё было ухожено и великолепно росло. Отец посадил молодой сад. Я многое помню, в том числе и рождение брата в 1948 году. Отец, хромой, вёз маму на санках в железнодорожную больницу, а меня двухлетнего, нёс на руках, потому что нельзя было оставить одного дома. Зима, метель, мне было очень страшно. Этот страх и непогоду я помню до сих пор.

Фото из архива. Слева направо: Василий, Галина, Александр и Александра Савельевна. 1960-е годы

Родители старались жить интересно. Когда напряженный труд сменялся праздниками, на «огонёк» их нового дома приходили многочисленные родственники отца. У папы была очень большая семья: четыре брата и сестра. Собирались застолья, выпивали достаточно мало, по теперешним российским понятиям 3-5 стопок. Это почти ничего, но всегда было много еды. И после этого начиналось пение, причем пение не в один голос. Мама, обладая красивым высоким голосом, чаще всего солировала. В основном, пели, конечно папины братья. У отца тоже был врожденный музыкальный дар, развитию которого, возможно, помешала война или ещё какие-то жизненные события.

Когда я уже учился в консерватории, ради интереса спросил у папы, что ты всю жизнь «втором» поёшь? И вдруг по радио зазвучала какая-то оперная ария и папка без слов, а капелльно, пошёл «вторым» за совершенно неизвестной мелодией, причем, предчувствуя гармонический ход.

Я должен сказать ещё об одном важном факторе в моем духовном воспитании. Один из братьев отца – дядя Митя, Дмитрий Фёдорович, (царство ему небесное, так рано умер в 1967 году) работал в Международной книге, сам знал 6 иностранных языков). Он привозил уникальные издания, шедшие на экспорт. Каждый его приезд сопровождался подарками в виде великолепных книг. Читать я начал в 4 года, сначала сказки, а потом пошло и другое более серьёзное чтение. В результате стал не просто начитанным, а занимался, возможно, не вполне осознанно своеобразным методом познания особенностей художественных произведений. В 60-е годы 14-летним мальчишкой, я приходил в библиотеку, брал книги Шекспира в переводах различных авторов: Щепкиной-Куперник, Пастернака, Морозова и Маршака и сравнивал их. На вопрос, зачем я это делаю, отвечал: «Хочу узнать, почему по радио я слышу один и тот же монолог, но с разными словами». Как теперь я понимаю, такой сравнительный анализ был внутренней потребностью не просто в образовании как таковом, а в сравнении лучшего с лучшим. Возможно, этот метод в моей артистической судьбе развил критическую самооценку своего труда: лучший я или не лучший. Мной руководило не тщеславное стремление быть лучшим, а желание трудом добиваться чего-то большего. И если были неудачи в моей творческой судьбе, а они были, как и у многих артистов, это только подстёгивало меня подняться на более высокую ступень в своём деле.

Петь мне хотелось с детства.

Но возвратимся к временам, когда я жадно вслушивался в песенный репертуар нашей семьи. В основном это были русские народные и украинские песни. Лет с пяти, а может быть, даже и раньше, я начал подпевать, но в основном я слушал, вникал в музыку. Я до сих пор помню все эти песни, среди них «Из-за острова на стрежень», «Степь да степь кругом», «Вот мчится тройка» почтовая», запрещённая тогда «Баллада о двенадцати разбойниках». Моё первое знакомство с бытовым романсом относится к тем же временам. Тогда эти произведения были как бы запрещёнными, считалось, что это признак буржуазности. Но в нашей семье они звучали. Аккомпанируя себе на мандолине, дядя Коля, муж тёти Наты, своим небольшим голоском, но с чувством исполнял «Хризантемы», «Калитку» и другие. Таким образом, воспитывался вкус, а возможно и творческое мировоззрение. Знание народной музыки и огромная любовь к ней – это все привилось родителями, их родственниками. А петь мне хотелось всю жизнь». Я не учился в музыкальной школе. Зная о том, что у меня есть музыкальный слух и голос, родители не заставляли меня петь. Мне в этом отношении повезло. Возможно, времена были не те… Я не сторонник ранней, скажем так, эксплуатации педагогами детских мальчишеских голосов и знаю, что мальчики, которые прекрасно, фантастически и много пели в детстве, никогда не превращались вообще в певцов. А уж высокого класса – тем более.

Если вообще говорить о подготовке певческих кадров с позиций сегодняшнего дня, то приходишь к выводу, что отставание уровня вокального мастерства молодых певцов, воспитывавшихся в моё время, по сравнению с мастерством инструменталистов имеет свои причины. До сих пор количество студентов, не ставших профессиональными певцами, составляет большой процент от общей массы студентов-вокалистов, оканчивающих консерватории. И одной из причин является то, что педагогам-вокалистам приходится иметь дело со студентами, ранее неправильно музыкально-подготовленными и имеющими много вокальных недостатков.

Я твердо убеждён в том, что в системе учебных заведений для детей должна проводится ОХРАНА ГОЛОСОВ. Если, благодаря имеющимся в учебных заведениях хорам, педагоги в первую очередь не станут заниматься воспитанием солистов, которое приводит к крику в пении, вызывающему в детском организме спазмы диафрагмы, гортанных мышц и другие порочные явления, то в музыкальные училища и консерватории начнет приходить молодёжь с неиспорченными голосами.

А от педагогов ВУЗов отойдет много забот, как по развитию музыкальности, так и по линии борьбы с вокальными недостатками, нажитыми в результате бесконечного пения и подражания любимым певцам.