Очень странная книга. Тема заявлена сильная и драматичная. От неё многого ждёшь - но ничего не получаешь. Точнее, получаешь совсем не то.
(Кстати, непонятно, кто автор. На обложке значится загадочная "Сьюзи Литтл", а повествование ведётся от лица некоего писателя с громким именем Виталий Леонидович Писарев. Ну да ладно.)
Возрастной адрес книги тоже неясен. Шрифт крупный, как в букваре, предложения короткие и простые. При этом есть жуткие (даже для взрослого человека) сцены съедения заживо лошади и подробный рассказ о каннибализме. Это конкретно 18+.
Хоть на обложке и заявлен балет, о балете в книге ничего нет. Автор даже периодически забывает, что героиня учится в Ленинградском хореографическом училище и запросто называет его "балетной школой". Условная школа в условной стране. Ни слова о самом училище, никаких деталей его жизни, распорядка, внутреннего убранства. Ничего о людях. Пару-тройку раз упоминается безликая "учительница" без имени и без характера и с парой реплик. И буквально пару раз - абстрактные "девочки" с одной (!) на всю книгу репликой на всех. Ни одного имени, никаких взаимоотношений. Три балетных термина на всю книгу. И всё.
О постановке балетной стопы говорится буквально так: "выгибая стопу арочкой, как птичка". И это говорит героиня 13 лет, полжизни посвятившая балету! Какая арочка?? Какая птичка??
Вообще, такое ощущение, что всю информацию автор почерпнул из знаменитого поста в контакте о буднях Ленинградского балета во время войны. Да и то, справедливости ради, в посте информации было больше. Автор взял оттуда целые общие фразы вроде "девочки занимались с полной самоотдачей", перечисление предметов: "арифметика, русский, естествознание, музыка (фортепиано)" - но опустил живые и интересные детали - как однажды удалось распилить на дрова кусок аттракциона "русские горы", какой колоритный и обаятельный был в училище истопник, как в самом разгаре войны и блокады в училище осуществили набор учеников - детей из детских домов... Ничего из этого в книге нет. Зато придумана постановка "Щелкунчика" весной 1942 года, которой не было. И не могло быть - ведь тогда в городе остались лишь 15 учеников и несколько педагогов. И героизма и драматизма в их судьбах было достаточно и без несуществующего "Щелкунчика".
О том, что действие присходит и советское время, нет почти ничего. Героиня должна быть пионеркой - но пионерская (и комсомольская) организация не упоминаются ни разу. А, нет, один раз сказано, что дети пели "пионерские" песни. И всё! ! Зато подробно и благоговейно описано, как вся семья была на пасхальной службе. Это могло быть, но это же должно быть решение - советской семье, пионерке пойти в церковь? Нет, подано как нечто обычное.
С хронологией тоже беда - ещё до войны комнату греет "буржуйка" (вероятно, осталась с времён НЭПа), в августе 1941 в городе уже голод, не работает водопровод, и нет электричества (хотя перебои с продовольствием начались лишь в сентябре, а вода и электричество стали пропадать в ноябре) - зато в конце декабря девочка вдруг "вскочила со скамейки и стала прыгать по комнате". И мать унимала её словами "Тише, егоза!"
С психологией героев там вообще лютые странности. В начале книги писатель реагирует на упоминание о войне так:
"Серьёзно? Вы пережили блокаду?»
Диалог в разгар постоянных бомбёжек:
"- Надо проследить, чтоб на крышу не упала зажигательная бомба"
- А если упадёт? - с любопытством поинтересовалась я. "
(Ах, это милое детское любопытство! )
Мать говорит двенадцатилетней дочери, получившей серьёзную травму суставов: 'Твои ножки заживут, и ты снова будешь танцевать".
Автор постоянно сбивается на современный язык/жаргон - так, в 40х годах появляются "стрижка под каре", "чешки", "дульки" (прически балерин), "мой звёздный час"
Целая коллекция странных фраз: "не утерпел и решил навязаться", "мои детские телодвижения", "холодная щека, ещё не согревшаяся после мороза", " Было жутко и очень страшно", "она повернула ко мне своё лицо", "память услужливо рисует в воображении улицы", "напиток наполняет рот невероятно вкусным нектаром", "сделали ещё один плевок в сторону немецких захватчиков", "тяжёлые портьерные кулисы раздвинулись" (Как, как кулисы могут раздвинуться??), "испещренная морщинками рука", "мы танцевали балет с гордо поднятой головой» (видимо, одной на всех).
"Немцы рьяно обстреливали город с присущей им педантичностью, как бы цинично ни звучала сейчас эта характеристика"
"Немцы утюжили город с завидной регулярностью" - для кого завидной??
Имеется куча штампов, канцеляризмов и клише: "нарядно украшенная ёлка", "загадочно подмигнула", "подрастающее поколение", "танцоры замерли в ожидании реакции зрителя", "во время просмотра представления складывается впечатление" и тд.
С медициной эта история тоже не дружит. Зачем-то в детской книге с буквариным шрифтом приведено полное научное название травмы - "Множественные разрывы менисков и губы тазобедренного сустава и врождённая дисплазия соединительной ткани".
Кстати, мать героини говорит при этом "я тебя вылечу, я поставлю тебя на ноги". А то, что она не врач, не медсестра даже, а санитарка - причём психиатрической больницы - да какая разница?
Я уверена, что и сегодня следует создавать новые книги и истории о тех драматичных временах, осмысливать их и рассказывать о малоизвестных деталях. Но делать это нужно уж как минимум ознакомившись с темой досконально - зная хронологию событий, речь тех времен, всю специфику темы.
Конечно, обидно, что такая сильная тема, как учёба в хореографическом училище в блокаду осталась не раскрытой.
А пока есть много замечательных книг, написанных современниками и очевидцами событий.
Для тех, кто хочет почитать о балете и о буднях хореографического училища, есть прекрасная "История одной девочки" М. Сизовой. Для тех, кто хочет по-настоящему узнать о блокаде, и о том, как людей спасали музыка и танец - "Хлеб той зимы" Э. Фоняковой, "Седьмая симфония" Т. Цинберг, "Балерина политотдела" Ю.Яковлева и много других замечательных книг.