В первую очередь книга может стать интересным личным опытом, потому как в ней представлена биография "самой жестокой надзирательницы Аушвица". Как будто вынеся такой ярлык прямиком на обложку и в название, за нас уже заранее определили отношение к героине истории. Словно существует некая шкала, по которой можно оценить проявленную жестокость, и в таком случае - если Мария самая жестокая - то тогда что? Тогда она не заслуживает жизни? Заслуживает пережить все то, через что прошли узники концлагерей? Не заслуживает упоминания в мировой истории? Заслуживает травли, пыток и всех прочих удач?
В этом отношении я снимаю перед автором шляпу, потому что в биографии нет абсолютно никакого эмоционального окраса (и мне остается задаваться вопросом, чего это ей стоило). Автор обращается исключительно к фактам/архивам/рассказам свидетелей, более того, она не сгущает краски, не пытается обелить, а просто рассказывает все как есть.
Биография довольно подробная, но ответа на вопрос "почему" я так и не нашла. Была предрасположенность? Расстройство личности? Был подходящий контекст? В таком случае, чем отличается Мария от неких абстрактных "остальных" и есть ли вообще это отличие?
Подобными вопросами я задавалась первую половину книги, причем задавалась безуспешно, потому как на мой личный взгляд, здесь не хватает исходных данных. По мне, очень много всего осталось за кадром. Мы не знаем, как сама Мария вспоминала о своем детстве, не знаем, какие отношения были в семье, было ли насилие, как она восприняла размолвку с женихом, увольнение с работы и бесконечное прочее.
Мне не столь интересно, как много раз она избивала заключенных ногами, но интересно, что было потом: она уходила к себе в комнату, чистила сапоги и ложилась спать? Желание избить кого-то ногами вынашивалось ею в течение всего дня (и Мария ждала этой минуты как торта на дне рождения), или же оно возникало у нее спонтанно, в моменте? Она предпочитала бить руками, ногами или каким-то предметом? Или это было ей безразлично?
Каким именно образом у нее согласовывалось в голове желание стать матерью и ее насилие в отношении детей/младенцев, которых она запросто могла выкинуть на мороз? Чувствовала ли сама Мария это противоречие?
Вторая половина книги подсказывает, что как будто бы чувствовала. Потому что на суде Мария лгала, пыталась себя обелить и сгладить углы (т.е она понимала, что делала "нехорошие" вещи). Порой это выглядело жалко, порой вызывало жгучую ярость. Но, как я упоминала в начале рецензии, эта книга может послужить для личного опыта и исследования себя самого. Интересно задаться вопросом о том, что если я желала (пусть и в моменте) Марии всевозможных мучений, значит ли это, что мы с ней смотрим на мир через одинаковую оптику, смотрим на мир, где у насилия все-таки есть оправдание? "Ведь она совершила то-то и то-то... А значит теперь мы можем..."
В случае, если бы суд назначил казнь не через повешение, а через закидывание камнями - я бы стояла в этой толпе яростных и ненавидящих с камнем в руках? Не ставит ли это толпу (и меня) на одну ступень с Марией?
Мне действительно хотелось бы в этом всем разобраться, хотелось бы влезть ей в голову, а может и спросить напрямую. Это то, чего не хватило (не в книге, но в жизни) - попытки понять.
Потому как сразу после окончания войны всех, кого можно осудить, осудили, а некоторых очень быстро казнили, не успев получить в должном объеме какие-либо показания. На мой взгляд, это упущение. Понятно, что первая реакция - это сделать вид, что ничего не было, замести мусор под коврик, и жить дальше. Нам всем бы хотелось "просто жить дальше", без этого отвратительного опыта за плечами. Но раз уж "это" произошло, то хорошо было бы разобраться.
Дать "этому" название - геноцид, проанализировать случившееся, попытаться понять "почему", с тем чтобы минимизировать риск повторения подобного. Мне кажется это важным. Я не говорю об оправдании или прощении, ни в коем случае (слава богу, оправдывать и прощать (впрочем, как и судить) вообще не мне). Но мне действительно хотелось бы понять. Сталкиваясь с подобными историями, я безусловно обращаюсь к мысли - ведь я не такая. Но "я не такая" - это константа, или же "я не такая, до тех пор, пока не..."?
Знаю, как сложно отыскать у себя в сердце милосердие и как легко упасть в эту ненависть к другому. Знаю, как нелегко жить в мире, где человечность нужно отстаивать (даже когда... особенно когда происходит такое). Но я стараюсь обращаться к следующей мудрости: "ненависть - это яд, который ты пьешь в надежде, что умрет кто-то другой".