и разочарованности было вызвано тем, что вся моя жизнь основывалась на том, чего я делать не могла, а такого было много. Вот неполный список того, на что у меня не было ни сил, ни желания: лыжи, теннис, уроки физкультуры, все остальные уроки (не считая английского и биологии), доклады и рефераты (когда задавали реферат по английскому, я писала вместо этого стихи и получала за них двойку), вступительные экзамены в университет. Объяснять свое отношение ко всему этому я тоже никому не собиралась.
Мой образ самой себя вовсе не был нестабильным. Я считала себя личностью, непригодной для жизни в рамках общепринятых систем – и общественной, и образовательной. Я была совершенно права.
Но мои родители и учителя воспринимали меня иначе. Их образ моей личности, конечно же, был нестабильным, поскольку имел мало общего с реальностью и основывался на их потребностях и желаниях. Они не обращали особого внимания на мои способности – пусть малочисленные, зато настоящие. Я очень много читала, постоянно писала, а еще парней у меня всегда было пруд пруди.
«Может, начнешь читать книги из списка литературы?» – говорили мне. «Может, перестанешь писать не пойми что вместо рефератов? Что это вообще такое? Повесть?.. Может, стоит сосредоточиться на учебе, а не на мальчиках?»
К последнему классу школы я даже отговорки перестала придумывать и уж тем более не пыталась что-то кому-то объяснять.
– Где твой реферат? – спрашивал меня учитель по истории.
– Я его не написала. Мне нечего сказать на эту тему.
– Ты могла выбрать другую тему.
– На все другие исторические темы мне тоже сказать нечего.