3. Эмоциональный баланс способствует развитию целостного, положительного и уверенного самоощущения и способности преобразовывать внутренний опыт в единое целое. Уверенность также помогает сообщать объектам привязанности о своих потребностях. Так создается более прочная связь, на основе которой формируются положительные модели близких людей как доступных источников поддержки.

4. Ощущение того, что человек может положиться на партнера, создает безопасный фундамент, позволяющий безбоязненно выходить во внешний мир, рисковать, получать новый опыт и развивать чувство уверенности и самостоятельности. Такая эффективная зависимость – источник силы и спокойствия. В то же время отрицание потребности в привязанности и псевдосамодостаточность ослабляют человека. Способность взаимодействовать с другими, полагаться на них и ощущать безопасную связь с другими людьми – единственный ресурс, позволяющий нашему виду выживать и процветать в этом неустойчивом мире.

5. Ключевым фактором, определяющим качество и безопасность привязанности, является восприятие объектов привязанности как отзывчивых, неравнодушных и взаимно искренних. Эти качества можно представить в виде акронима О. Н. И.

6. Если что-то угрожает привязанности или безопасная связь нарушается, возникает стресс разлучения. Такой стресс может развиваться также при нарушении других видов эмоциональных связей, основанных на совместной деятельности или уважении. Но он не идет ни в какое сравнение с той «ломкой», которую вызывает угроза потери связи с объектом привязанности. Эмоциональная и физическая разлука с объектами привязанности травмирует человека, развивает обостренное чувство не только уязвимости и ощущения опасности, но и беспомощности^[19].

7. Безопасная связь определяет ключевые взаимодействия в близких отношениях и то, как люди перекодируют паттерны взаимодействия в ментальные модели или типичные реакции. Ощущение общей надежности связи не застывшая черта характера, оно меняется при появлении новых переживаний, которые позволяют пересмотреть когнитивные рабочие модели привязанности и связанные с ними стратегии управления эмоциями^[20]. Можно чувствовать себя небезопасно в одних отношениях и безопасно – в других. Рабочие модели в первую очередь связаны с доверием к другим и принятием себя (правом на заботу). Они одновременно транслируют два вопроса: «Я могу на тебя положиться?» и «Я достоин твоей любви?» Они включают в себя ожидания, провоцирующие автоматические предубеждения, эпизодические воспоминания, убеждения и установки, а также имплицитные представления о том, как вести себя в близких отношениях^[21]. Становясь ригидными и автоматическими, такие модели могут искажать восприятие и заставлять реагировать предвзято. Они воспринимаются не как что-то искусственное, а как реальность – «просто все так и есть».

8. Безопасная привязанность позволяет комфортно воспринимать близость и свою потребность в другом человеке. Основная стратегия в этом случае представляет собой признание потребности в привязанности и соответствующее взаимодействие (например, сопоставление вербальных и невербальных сигналов в единое четкое целое), направленное на установление или поддержание контакта с объектом привязанности. Реакция объекта привязанности воспринимается как искренняя и успокаивает нервную систему. Такая эффективная стратегия позволяет справляться со стрессом и быть готовым к трудностям на протяжении всей жизни.

9. Если в ситуациях, когда человеку необходима поддержка, близкие люди воспринимаются как далекие, равнодушные или даже угрожающие, активизируются вторичные модели и стратегии. Эти модели связаны с утратой чувства безопасности и могут принимать форму чрезмерной бдительности, гиперактивности или тревоги во взаимодействии с другими людьми, форму сдерживания эмоций привязанности или избегания, отвержения и отказа действовать. Первая из таких моделей – тревожно-амбивалентный тип привязанности – характеризуется крайней чувствительностью к любым негативным словам от значимых людей и немедленной ответной «атакой», направленной на сокращение дистанции, привлечение внимания объекта привязанности и получение поддержки. Другая модель – избегающий тип – представляет собой «побег», цель которого – минимизировать фрустрацию и стресс путем дистанцирования от близкого человека, который кажется враждебным, опасным или безразличным. В этом случае потребность в привязанности сводится к минимуму, а нормой становится навязчивая уверенность в том, что полагаться можно только на себя. Собственная уязвимость или видимая уязвимость другого человека запускает избегание. Все люди время от времени используют в отношениях стратегию «бей или беги», по своей сути она не является разрушительной. Однако она может стать нормальной и привычной, единственным способом взаимодействия, который в конечном счете ограничивает возможность выбирать и способность конструктивно взаимодействовать с другими людьми.

Третий тип вторичных моделей развивается в случае получения травмы от объекта привязанности. Человек оказывается в парадоксальной ситуации, где партнер одновременно и источник страха, и способ от него защититься. В таких условиях человек часто колеблется между желанием и страхом, то приближаясь, то отдаляясь и даже нападая в ответ на предложение сблизиться. Такой тип привязанности называется дезорганизованной у детей или тревожно-избегающей^[22] у взрослых и провоцирует особенно высокий уровень стресса во взрослых отношениях.

Для понимания вторичных моделей (и небезопасных стратегий), описанных выше, необходимо рассмотреть психодинамические концепции внутренней двойственности, конфликта и защитных блоков. Ребенок с избегающим типом привязанности может выглядеть спокойным и сдержанным, но на самом деле сильно волноваться из-за разлуки с матерью. Аналогичным образом взрослые с избегающим типом привязанности внешне не проявляют эмоциональный стресс или потребность в других людях, но, как показывает практика, на более глубоком и менее осознаваемом уровне испытывают крайне сильные чувства из-за разрыва связи^[23]. Кроме того, такие люди недоверчивы и не используют самый важный ресурс для борьбы со стрессом и угрозой – безопасную связь с близкими^[24].

10. В отличие от отношений между детьми и родителями отношения между взрослыми равноправны и не так сильно зависят от физической близости. Для создания ощущения близости достаточно представить объект привязанности (создать его когнитивный образ). Помимо привязанности, Боулби выделяет еще две поведенческие системы в близких отношениях (особенно между взрослыми): заботу и сексуальную жизнь. Эти системы не связаны друг с другом, но они действуют вместе с привязанностью, и первоопределяющей является именно привязанность, именно она является основой и определяет главные характеристики этих систем. Безопасная привязанность и эмоциональный баланс, возникающий на основе этой безопасности, способствуют более тонкой настройке на другого человека и более отзывчивой заботе. Конечно, чувство безопасности должно постоянно поддерживаться, это состояние не застыло раз и навсегда, а может меняться в зависимости от ситуации.

Кроме того, безопасность связана с более высоким уровнем возбуждения, интимности и удовольствия – следовательно, с большей удовлетворенностью сексуальной жизнью в отношениях^[25]. Секс, который сам по себе устанавливает связь между людьми, имеет эмоциональную наполненность, которая зависит от типа привязанности и соответствующих стратегий обращения с эмоциями и взаимодействия с другими людьми. Люди с избегающим типом привязанности склонны разделять секс и любовь, сосредотачиваясь в сексуальных отношениях на телесных ощущениях и действиях, в то время как люди с тревожным типом привязанности считают влечение и секс доказательством любви, а не эротическим аспектом сексуальной жизни^[26].

ВЛИЯНИЕ БЕЗОПАСНОЙ СВЯЗИ НА ПСИХИЧЕСКОЕ ЗДОРОВЬЕ

Систематические исследования практически всегда связывают безопасную привязанность, которая стала привычной, с положительными показателями психического здоровья и общего благополучия, описанными в социологии^[27]. На уровне отдельного человека это стрессоустойчивость, оптимизм, высокая самооценка, уверенность и любознательность, толерантность, чувство принадлежности и способность раскрываться и утверждаться, выдерживать неопределенность, управлять сложными эмоциями, рефлексировать и понимать разные точки зрения^[28]. Важные элементы – способность эффективно управлять сильными эмоциями и поддерживать эмоциональный баланс, умение обобщать информацию и не терять самообладание. Даже в травматических ситуациях, таких как трагедия 11 сентября, безопасная привязанность не только смягчает последствия болезненных переживаний, но и способствует посттравматическому восстановлению^[29].

На уровне межличностных отношений среди показателей способность настраиваться на чувства других, эмпатия, отзывчивость, сопереживание, толерантность и склонность к альтруизму. Исследования показывают, что эмоционально устойчивые люди лучше понимают сигналы окружающих, осознают их потребность в заботе и действуют так, что эту заботу понимают и принимают. Ощущая себя в безопасности, мы можем уделить больше внимания и ресурсов другим людям. И наоборот, люди с тревожным типом привязанности, как правило, слишком заняты собственным стрессом или предлагают заботу, которая не соответствует потребностям другого человека. Избегающие игнорируют собственные потребности и потребности других людей, выражают меньше эмпатии и оказывают меньше взаимной поддержки. Они склонны отворачиваться от уязвимости в себе и других.

«Тихая гавань» и надежный фундамент, который дают отношения с любимым человеком, становятся источником сил для борьбы с неприятностями и конфликтами. Безопасная связь формирует уравновешенность и приспособляемость, обеспечивающие более высокое качество отношений с любимыми и друзьями, что, в свою очередь, способствует укреплению психического здоровья и усилению способности устанавливать связи с другими людьми.

Учитывая тему нашего разговора, следует отдельно отметить влияние безопасной привязанности на управление эмоциями, социальную адаптацию и психическое здоровье. Именно этими вопросами Боулби занимался в первую очередь. Небезопасная привязанность повышает вероятность депрессии и тревожности. Конкретные проявления этого процесса у каждого клиента свои, но в целом специалист, опирающийся на теорию привязанности, начинает с управления эмоциями. Люди с надежным типом привязанности лучше способны управляться с неприятными переживаниями, они не боятся потерять контроль над собой. Им не нужно менять, блокировать или отрицать эти эмоции, и потому они могут адаптивно использовать их для ориентирования в мире, достижения целей и удовлетворения потребностей. Кроме того, они быстрее переживают отрицательные чувства, например печаль и гнев^[30]. Я считаю, что эффективное управление сильными эмоциями – это процесс движения через эмоцию и вместе с ней, без подавления или усиления, так что в конечном счете эмоция становится чем-то вроде ориентира в жизни.

С другой стороны, очевидно, что отсутствие безопасности существенно повышает риск дезадаптации. В частности, тревожный и тревожно-избегающий типы привязанности связываются со склонностью к депрессии и различным формам стрессовых и тревожных расстройств, включая посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР) и генерализованное тревожное расстройство (ГТР)^[31]. Более сотни исследований связали тяжесть депрессивных симптомов с ненадежной привязанностью. Можно полагать, что для тревожного типа привязанности характерны депрессивные переживания с чувством утраты, одиночества, отверженности и беспомощности, а для игнорирующего – депрессивные переживания с перфекционизмом, повышенным уровнем критичности к себе и компульсивной самостоятельностью^[32]. Небезопасную привязанность также ассоциируют со многими расстройствами личности: в частности, тревожный тип с пограничным расстройством личности, а избегающий – с шизоидным и избегающим расстройством. Наблюдается также связь между отсутствием безопасности и нарушениями поведения, такими как расстройства поведения у подростков или асоциальное поведение и зависимости у взрослых людей^[33].

Особое внимание в научных источниках уделяется связи привязанности и ПТСР. Тяжесть проявлений ПТСР у пациентов после операций на сердце^[34], у ветеранов и военнопленных в Израиле^[35], а также у людей, переживших в детстве сексуальное или физическое насилие, коррелирует с ненадежным типом привязанности^[36]. Недавнее проспективное исследование показало четкую причинно-следственную связь между процессами привязанности и развитием ПТСР^[37]. Было доказано, что симптомы отстранения и избегания, характерные для ПТСР, у людей, переживших вторжение США в Ирак в 2003 году, напрямую связаны с уровнем безопасности привязанности, измеренным до начала военных действий. У людей с тревожным типом привязанности чаще проявлялось отстранение, а у людей с избегающим типом привязанности – избегание. Практический опыт показывает, что терапия для пар, основанная на теории привязанности, может помочь людям, пережившим травму (в частности, пережившим в детстве насилие со стороны объекта привязанности), сделать отношения более здоровыми^[38]. Кроме того, такой подход уменьшает тяжесть проявления симптомов травмы^[39]. Не так страшен враг, если бороться с ним рука об руку с любимым, а не в одиночку!

И Джон Боулби^[40], и Карл Роджерс^[41] считали, что клиентам психотерапевта присуще врожденное стремление к исцелению. Образ психического здоровья, который рисует наука о привязанности, особенно хорошо согласуется с «экзистенциальным образом жизни». Под этим словосочетанием Роджерс – ключевая фигура в истории психотерапии и развитии гуманистической модели терапии – подразумевал открытость новым переживаниям и умение в полной мере проживать каждый момент^[42]. Согласно Роджерсу, основные характеристики полноценной личности – организмическое доверие (умение прислушиваться к внутренним ощущениям и руководствоваться ими в действиях), эмпирическая свобода (способность активно выбирать разные направления действий и принимать ответственность за этот выбор) и креативность (гибкость и открытость к восприятию нового и развитию). Роджерс пришел к выводу, что у «полноценно функционирующего» человека более насыщенная и разнообразная жизнь, поскольку он глубоко уверен, что способен встретиться с жизнью лицом к лицу»^[43]. Такая уверенность возникает из надежной и безопасной связи с другими людьми. Несомненно, можно говорить о широком спектре положительных эффектов при восстановлении хронически разрушенной связи.

Так, например, я совсем не удивилась значительной перемене в Адаме, который проходил у меня семейную терапию. Всего за три сеанса до этого Адам, несмотря на свой юный возраст, казался квинтэссенцией враждебного отношения, избегания и криминальных наклонностей. Но когда Стив, его отец, потянулся к нему и, всхлипывая, рассказал, как ему больно терять сына, Адам сказал: «Ну я все время злился. Я чувствовал себя никчемным, жалким неудачником и думал, что ты такого же мнения. Так что я не видел смысла ни в чем. Не видел смысла стараться что-то делать. Но теперь я начинаю верить, что нужен тебе как сын. И мне стало легче справляться со своими чувствами, легче понять тебя и себя, и я стал меньше злиться. Это все меняет. Похоже, что я что-то для тебя значу. Я недавно сказал маме, что, возможно, все еще можно изменить. Возможно, я смогу научиться и стать тем человеком, которым хочу быть».

РАСПРОСТРАНЕННЫЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ О ПРИВЯЗАННОСТИ

Теория привязанности разрабатывалась и постоянно уточнялась в течение нескольких десятилетий, к тому же первые исследования в этой области были посвящены связям между матерью и ребенком. Возможно, поэтому нередко возникают определенные заблуждения, когда психотерапевты рассуждают о привязанности у взрослых. Эти заблуждения можно разделить на четыре типа.

Зависимость: конструктивная или деструктивная?

На протяжении многих лет психология развития личности описывала переход ко взрослой жизни как отказ от потребности в других и способность к самоопределению и самостоятельным действиям. К сожалению, в клинической терапии зависимость стала ассоциироваться со многими разрушительными формами поведения, которые теоретики науки о привязанности характеризовали как крайние выражения тревожного типа привязанности, возникающие в условиях постоянного страха потерять связь с близким человеком. В клинической практике до сих пор используются такие ярлыки, как слияние, созависимость и отсутствие индивидуализации. В действительности же теория привязанности утверждает, что люди определяют себя через взаимодействие с окружающими, а не противопоставление им. Отрицание необходимости связи с другими людьми – это не признак сильной личности, а барьер для развития и адаптации.

Уверенность в надежности отношений повышает чувство собственного достоинства, самооценку и стрессоустойчивость. В безопасной связи развивается эффективная, конструктивная зависимость: близкие люди выступают в роли ценного ресурса, подпитывающего позитивное, четко сформулированное и целостное самоощущение. Многочисленные исследования связей между родителями и детьми, а также между взрослыми подтверждают, что связь с надежным близким человеком повышает способность ощущать себя в безопасности^[44]. Люди с тревожным или избегающим типом привязанности часто стремятся контролировать других. Первым сложно напрямую заявить о своих потребностях, но такие люди искусно используют критику или жалобы. Вторые, как правило, занимают более ярко выраженную доминирующую позицию^[45].

Как говорят Микулинсер и Шейвер в своей книге о привязанности во взрослом возрасте: «испытывая боль или беспокойство, полезно искать утешения у других. Облегчение страданий дает возможность заняться другими делами и обратить внимание на другие цели. В здоровых отношениях человек понимает, что дистанция и автономность абсолютно совместимы с близостью и доверием»^[46].

Суть в том, что между самостоятельностью и зависимостью нет противоречия.

Безопасная связь развивает способность с уверенностью встречать неизвестное. Модель безопасного фундамента похожа на сценарий с определенным алгоритмом ожиданий, что улучшает процесс познания^[47]. Я часто привожу пример из личного опыта. Как надежная связь с отцом помогла мне, неопытной 22-летней женщине, покинуть Англию и пересечь Атлантический океан, чтобы обосноваться в Канаде, где я никого не знала и вообще слабо представляла, как буду выживать? Во-первых, доступность и отзывчивость отца сформировали доверительное отношение к людям. Раз на других можно положиться в случае необходимости, то мир по своей сути безопасное место. Связь с отцом и его поддержка сделали меня уверенной в себе и своих силах. Отец принимал все мои ошибки и трудности, утешал в сомнениях, и я научилась переживать моменты неуверенности и неудачи. Более того, отец заверил меня, что, если жизнь в Канаде окажется мне не по силам, он найдет деньги, чтобы я вернулась домой. Отец также дал мне понять, что с любым риском можно справиться.