Глава 1. Научный спор о ненаучном сотворении мира.

Как могла прийти в голову мысль расположить густонаселённый мир на спинах китов? Такое впечатление, что Создатель намеренно изобрёл трудность вселенского масштаба, чтобы посмотреть, как местное население будет выкручиваться.

А если киты разнополые? Создатель думал о той опасности, которой он подвергает своё творение в этом случае? Знает ли Создатель, что кусок плоской суши, медленно плывущий на трёх китах через Вселенную, просто невозможен? Этот кусок антинаучен и опровергает все придуманные и даже открытые законы природы. Киты ведь должны жить в воде, а не в звёздной черноте неизвестно какой протяжённости.

Да ладно ещё, если бы Создатель изволил оставить достоверную летопись с картинками. Чтобы было понятно, что мир сотворён так-то и так-то. Тогда бы не пришлось вести научные споры о ненаучном сотворении мира. То, что в результате сотворения получилось, было похоже на черновик или детский рисунок. Как будто Создатель, отвлёкшись от чего-то важного, просто намалевал этот мир на полях страницы и забыл о его существовании. Я дал вам жизнь, так извольте радоваться. И отстаньте от меня! Разбирайтесь с этим как хотите.

Разбираться пришлось господину Догаде – главному академику Всенаучной Академии Тридевятого царства. Заниматься подобной бессмысленной ерундой весело и интересно в молодом возрасте, когда мозг требует открытий, а тело легко на подъём. Догада был уже немолод. Его устраивало тихое житьё в свечении славы и всеобщего уважения. Он поднялся на самый верх в научной карьере и совершенно обоснованно хотел пожинать плоды. Плоды выглядели как светлый резной терем в заповедном лесу с бревенчатой банькой и собственным лесным озером.

Закинешь в озеро удочку на светлой зорьке, закроешь глаза и погружаешься в птичий перезвон, запахи травы и солнечное свечение, ласково гладящее кожу на щеках. Большая рыбина бьёт хвостом по воде, разгоняя круги на зеркальной глади. Квакает лягушка. Очень возможно царского происхождения. Иногда приплывает водяной посплетничать о городской жизни. Догада мог часами сидеть возле зелёной, отражающей лес, воды и медитативно пялиться на полёт стрекозы. Он с головой окунался в удивительное и несвойственное ему чувство обожания всего живого.

В конце концов, он потратил лучшие годы на развитие науки Земса и Тридевятого царства, в частности. Пора бы уже благодарному Земсу платить по счетам, пока Догаду окончательно не скрутил ревматизм. Земс платить не торопился.

Поэтому Догада, как ошалевший лосось, пробирался через встречное течение людского потока в свой кабинет. Угораздило его забыть там план выступления. Без плана Догада выступать не решался. Боялся, что память принародно опозорит его. Такое уже случалось и Догада очень старался забыть тот инцидент. Но проклятущая память его упорно помнила и подсовывала Догаде перед каждым выступлением.

Людской поток двигался в сторону конференц-зала. Неужели им всем так интересно на чём держится Земс и существуют ли на самом деле боги? Что эти знания принципиально изменят в их жизнях? Если бы Догада был Создателем, то…

«Простите, профессор!» – извинился налетевший на Догаду студент. Профессор холодно кивнул. О чём это он? Ах да! Если бы Догада был Создателем, он послал бы этот мир к чертям собачьим со всей его суетой! Очевидно, что Создатель так и сделал. Мысль о том, что Создатель не так уж и глуп, если пришёл к тому же решению, что и Догада, немного успокоила профессора.

Всенаучная Академия многоэтажно высилась в центре Вечнограда – столицы Тридевятого Царства. Это было большое белокаменное здание, парадным фасадом выходящее на Дворцовую площадь. Академия считалась самым престижным учебным заведением в царстве. В этих стенах учились даже иностранные студенты из дружественных (и не очень) стран.

Самые великие открытия делались именно в стенах Академии. Если открытие не тянуло на статус «великое», то он (статус) обычно присваивался путём единогласного голосования. Мелких открытий в Академии не делали.

Профессорский состав состоял сплошь из гениев и великих учёных. Кстати, им статус тоже присваивался путём голосования. Надо ли говорить, что если ты не проголосуешь за чужую гениальность, то и за твою никто не проголосует?

Профессорский состав был представлен мудрыми старцами в убелённых сединами париках и малиновых мантиях. Молодой мужчина не мог быть гениальным учёным в силу своего возраста. Поэтому профессора намеренно добавляли себе годы и старались выглядеть дряхло. Обильное питание, призванное компенсировать потраченные на мозговую деятельность силы, делало профессорские фигуры округлыми и медлительными. Они важно перемещались между аудиториями, говорили медленно и требовали к себе максимального почтения. Случайное засыпание после обильного обеда во время лекции, списывалось на полное погружение в научные размышления.

Медлительность и солидная степенность нарушалась профессорами раз в пять лет, когда Его Величество Кощей Бессмертный (батюшка-царь, кормилец и поилец, бессменный лидер и просветитель, борец за светлое будущее и прочее и прочее) выдавал три четверти сундука золотых монет для очередного научного прорыва. Тогда в Академии начиналась возбуждённая беготня и профессора носились по аудиториям, как вспотевшие малиновые колобки. Студенты под шумок пропускали лекции. Каждый профессор выдвигал свою версию Научного Прорыва Года, нуждающуюся в государственном финансировании. Догада чувствовал себя так, словно живёт не с той ноги. И не в своей тарелке.

В прошлой пятилетке научное сообщество трудилось над доказательствами существования людей и происхождения всего местного населения от их фантазий. Не то чтобы после изысканий в этом вопросе была поставлена точка, но бюджет был освоен на пользу науки. В заповедных лесах появился элитный посёлок для руководящего состава Академии. Учебное заведение обзавелось летучим кораблём для полётов в соседние царства на научные конференции. Правда летающая посудина чаще использовалась для изучения иностранных кухонь, посещения иностранных магазинов одежды и всяческого приобщения к иностранным излишествам. В конце концов, были люди или нет – вопрос, относящийся не столько к науке, сколько к вере. Вот пусть Волхв с ним и разбирается.

Сегодня на повестке дня было обсуждение научных экспедиций. Финансироваться будет одна по итогам голосования и с одобрения Его Бессмертного Величества. Господин Догада, склонял аудиторию согласиться с его предложением финансировать экспедицию под земную твердь. Необходимо было выяснить, на чём всё-таки держится Земс. Это покончило бы с домыслами и научными расхождениями среди учёных.

– По последним научным данным, солнце вращается вокруг земли, – говорил запыхавшийся профессор, едва успевший к началу обсуждения. Он тыкал указкой в нарисованное для наглядности на доске устройство мира. – Сейчас я вам это покажу. Итак, наша земля, называемая «Земс» и далее именуемая просто «земля» – это плоское округлое небесное тело. Со всех сторон суша окружена Всемирным океаном. Чтобы океан не стекал за плоский край, его окружает змей Ермунгард, ухвативший зубами свой хвост, – профессор ткнул указкой в жуткую змеиную морду, изображённую на карте. – Раньше считалось, что округлый твёрдый небесный слой держится на спине змея. Однако, это совершенно невозможно. Вот здесь восходит солнце. Оно делает полукруг и садится вот в этом месте. Тут, как вам известно, находится Гигантский Кур. Ноги его стоят в океане. А головой он упирается в небесную твердь. Когда солнце садится у ног Кура, оно начинает колыхать океан. Кур пугается и топчет солнце ногами. Так оно и проскакивает под землю, туда, где нашу твердь держат киты. Солнце проходит под китами и встаёт опять в этой же точке. Если бы небесный купол не был цельным, солнце бы обязательно упало, когда опускалось под земную твердь. Но солнце каждое утро поднимается в одном и том же месте. Это говорит о том, что и снизу нашей земной тверди простирается небесная твердь, заключая нас в плотный пузырь.

Раздались аплодисменты. Профессор налил из кувшина воду в стакан и с наслаждением выпил. Весна в этом году рванула с места в карьер и солнце жарило немилосердно, разогревая крышу Академии как блинницу, а вместе с нею и аудитории. В открытые окна лились запахи цветущего сада, птичий писк и жара. Академик достал платок и вытер лоб.

– На этом основании я утверждаю, что путешествие под земную твердь безопасно. Упасть ниже неба мы всё равно не сможем. Надо только натянуть крепкий трос и тогда мы сможем спуститься. Это поставит точку в споре между научными обществами. Наконец мы выясним, держит ли нашу земную твердь черепаха, как в это верят в южных культурах. Или земля расположена на трёх китах, как принято в нашей науке. Или Земс держится Ни На Чём, как заявляют некоторые малограмотные выскочки. Очень мне интересно взглянуть, что это за «Ни Чё» такое, – засмеялся профессор, в аудитории раздались одобрительные смешки.

Догада снова промокнул лицо большим носовым платком. Он совершенно вспотел под плотной малиновой мантией и от этого был зол и раздражён. Профессор был толстым. Он носил парик в белых кудрях, как было положено ему по должности. Парик перегревал мозг, по лбу струился пот.

Догада оглядел аудиторию, оценивая настрой слушателей. Народу набилось столько, что не хватило мест. Слушатели сидели даже на полу и подоконниках, стояли у стен и в проходах между рядами. В конце зала в дверях в несколько рядов торчали головы любопытных.