* * *

Как ни хотелось Конану выехать немедленно и постараться перехватить шушанского короля до того, как нырнёт он в свою укреплённую норку, отъезд пришлось отложить на целый день. Приходилось признать, что Закарис прав – отряд Селига имеет фору в сутки, и догнать его сразу всё равно не получится.

– Догнать-то можно, – сказал, приглаживая невеликую по молодости лет бородёнку, Хэбраэль, начальник «бронзовых», – малым отрядом на хороших конях, да без тяжёлых доспехов и припасов… не так уж и трудно! Особенно, если отряд набрать из моих молодцов, старики так гнать не умеют уже. У них кровь холодная, медленная.

Стариками он называл воинов из Золотой и Серебряной центурии, туда действительно входили более зрелые и опытные бойцы, можно сказать – ветераны. Они же в отместку называли воинов Хэбраэля «мальчишками» и «щенками».

– Малым отрядом догнать можно, – повторил Хэбраэль. – Но малый отряд, к тому же без тяжёлого вооружения, вряд ли сумеет побить хорошо обученных вольных. Особенно если тех будет по двое на одного.

Он пожал плечами. Конан только крякнул – возразить было нечего.

Так что приходилось ждать.

Хорошо вооружённый отряд с рабынями и вещами старшей дочери он отослал в Дан-Марках ещё до полуденного колокола – чем скорее девочка вернётся в укреплённый Асгалун, тем лучше. Дан-Марках, несмотря на своё пышное название, на деле представлял собою нечто вроде зажиточной рыбацкой деревушки. Насыпной вал вокруг неё давно разрушен, единственное укрепление – бывшщая караулка, да и та представляет собою простой деревянный дом с хозяйскими пристройками, огороженные частоколом. Не место для королевской дочери и ее обслуги. Если всё пройдёт хорошо, Атенаис будет в замке ещё до заката. Тогда же должны вернуться гонцы, посланные в ближайшие города – Анакию и Аскарию. Из Кироса посланец ожидается завтра утром. В положительных ответах правителей городов-республик ни Конан, ни Закарис не сомневались, но дождаться этих ответов следовало именно в Асгалуне. Хотя бы из чисто политических интересов, чтобы с самого начала показать, что именно Асгалун теперь – столица. Независимо ни от каких обстоятельств.

Они должны прислать свои войска, эти три вольных шемских города. И не только эти – гонцы разосланы по всему Шему. Но эти три – самые близкие, и потому должны быть первыми. Если пришлют воинов они, с остальными не будет трудностей. А участие в создаваемом против Шушана войске бойцов из разных (в идеале – всех!) шемских городов-республик было Конану не просто желательно. Оно было жизненно необходимо. Просто вот до зарезу.

Не потому, что на сегодняшниц день было у короля Аквилонии слишком мало людей – если центурионы Закариса хотя бы вполовину так хороши, как конановские гвардейцы, то с «драконами» и двумя асгалунскими центуриями Конан брался не оставить от Шушана и камня на камне. А тут ещё и благородный поэт-разбойник под ногами путается, вместе со своими «соколами» и желанием побыстрее отдать долг чести… Нет, в людях Конан недостатка не испытывал. Но…

Все эти люди, за исключением разве что личной гвардии короля Аквилонии, были асгалунцами. Выступление войска в таком составе на Шушан для всего остального мира выглядело бы всего лишь ещё одной мелкой местечковой стычкой двух шемских столиц, ничем не выдающейся из многовековой череды таких же стычек. То, что нападение было вызвано подлым убийством шушанцами одного короля и кражей дочери другого вовсе не изменило бы подобного мнения – рассветная и закатная столицы Шема боролись между собой испокон веков, и поводов для взаимных обвинений и обид за это время накопили предостаточно. Конан не для того столько полновесных аквилонских империалов вложил в прекращение шемских междоусобиц, чтобы теперь всё пошло прахом и местные царьки опять пересобачились – следом за вцепившимися друг другу в горло столичными городами. Да и по отношению к многогрешной душе Публио Форсезе, да осияет Митра её своим великодушием, это было бы верхом неблагодарности.

Нет.

Выступить против правителя Шушана, убившего будущего короля всего Шема, должен был тоже весь Шем. В идеале – хотя бы по несколько воинов от каждого вольного города. Как знак будущего единства. Но – от каждого. Чтобы именно так потом и пели всякие поэты-сказители, разбойники они там или нет. В реальности же представителей хотя бы от половины городов было бы вполне достаточно – Шем велик, и, хотя гонцы разосланы, не во все его пределы новость успеет дойти вовремя. Старый интриган, где бы ни обитал сейчас твой дух, ты можешь гордиться – твой нерадивый ученик, похоже, на старости зим всё-таки становится настоящим королём и учится думать по-королевски.

Торопливый стук деревянных сандалий по каменным плитам коридора заставил Конана оторваться от размышлений. Он отступил от узкого окна, в которое смотрел на вечернее солнце, уже почти достигшее дальних холмов. Смотрел, не видя при этом ровным счётом ничего, кроме дороги на Шушан, из этого окна как раз-таки невидимой… Дороги, по которой пылят далёкие всадники, неистово погоняя коней и поминутно оглядываясь в ожидании погони. И обернулся к двери – как раз к тому мигу, когда из коридора ввалился запыхавшийся Хэбраэль:

– Король! Прибыл гонец из Анакии!

* * *

До чего же грубыми и непонятливыми бывают эти мужчины!

Атенаис сидела у окна, смотрела за ворота и злилась. Ха, крепость! Тоже мне – крепость! Одно название. Да любой постоялый двор в Тарантии намного просторнее этой горе-крепости, да и укреплён не в пример лучше. А здесь?! Защитный вал порос лебедой, куча хлипких лачуг выглядит так, что их и поджигать смысла нет – достаточно плюнуть посильнее, и они развалятся. И огороженный кольями дворик со строениями поприличнее – над самым обрывом к реке. И это они называют крепостью? Крепость – это целый город, укреплённый и обнесённый высокой стеною, который защищается всеми жителями вместе. Они тут, похоже, вообще не строят крепостей – сплошные замки. Замки Атенаис больше нравились, чем крепости – во всяком случае, в мирное время. По сути замок – это укреплённый дом, эильё королевской семьи или на самый худой конец рыцарской, там нету всяких грязных ремесленников и свинопасов, они все остаются за стенами замка, в окружающем городе. Замок красив, на нём всякие башенки и анфилады, галереи и просторные пиршественные залы. В замке устраивают пиры и выступают сладкоголосые менестрели.

Одноярусный бревенчатый дом-короб с одной комнатой внутри и узкими окнами во всех стенах, да бревенчатый же забор вокруг на замок походили мало. Даже отдельного помещения для лошадей нет, только коновязь и навес рядом с покосившимся сараем – оставленные её охранять стражники разместились вместе со своими дурно пахнущими животными прямо во дворе, благо места много. Теперь там и погулять нельзя без опасенияя вляпаться в кучу навоза! Забор, правда, высокий и крепкий, но всё равно, слишком много чести называть такое – замком и тем более крепостью. А за забор её вообще не выпускают, вот и приходится сидеть у окна и злиться.

Тем более, что злиться есть причины – после полуденного колокола прошло уже почти что три поворота клепсидры, а рабыни с её туалетными принадлежностями и чистым платьем так и не появились! И она вынуждена до сих пор сидеть в этом, вчерашнем, – мятом, рваном, запачканном кровью и насквозь пропахшим мерзким лошадиным потом!

Атенаис передёрнула плечиками.

Митра свидетель, она была скромной и послушной дочерью, готовой стойко переносить все тяготы и лишения походной жизни, но это уже чересчур! Ни гребня, чтобы расчесать спутанные волосы, ни платья, чтобы переодеться, ни ароматных масел, чтобы умастить покрасневшую от солнца и морского ветра кожу, ни даже просто воды, чтобы умыться! Когда утром она попросила у стражников воды, они принесли ей кружку! Когда же, утомлённая их непонятливостью, она объяснила, что ей нужно два больших ведра, и, желательно, подогретой, а также немного мыльного корня и отрез чистой ткани, они переглянулись и просто расхохотались ей в лицо. Впрочем, она и не ожидала от них ничего иного – с таким-то грубым начальником! Каков командир стражи – таковы и простые стражники, отец всегда так говорит.

Вид из окна был так себе, но из других окон вообще виден только забор, так что выбирать не приходилось. Это хотя бы выходило в сторону ворот. А за ними, когда они были открыты, виднелся солидный кусок пыльной дороги. Лучше б, конечно, если бы за окном было море – смотреть на море Атенаис нравилось. Но из дома-крепости море не увидишь. Для этого надо или выйти за забор на самый обрыв, или даже спуститься вниз и пройти через всю деревню. А за забор её не выпускали.

Впрочем, перед воротами тоже иногда происходило что-нибудь интересное. Вот, например, как сейчас, когда ослепительно красивая женщина неторопливым уверенным аллюром подъехала по пыльной дороге к самым створкам и остановила гнедую кобылу в паре шагов от сразу как-то вдруг подтянувшегося стражника…

Она о чём-то его спросила. Стражник отчаянно замотал головой, на лице его была написана откровенная мука. Лицо красавицы же выражало лишь весёлое недоумение. Атенаис изо всех сил напрягла слух и почти высунулась из окна, хотя так вести себя королевской дочери, конечно же, совсем не подобало.