Повезло тем людям, которые умеют говорить «нет». У меня всегда были с этим проблемы. Я не умею отказывать, когда меня просят о чем-то. Как можно отказать человеку в помощи? Не умею различать, когда помощь действительно нужна и когда меня просто используют. Все происходит так незаметно. Сперва тебя просят так аккуратно и нерешительно, что становится как-то неудобно, и ты заверяешь человека, что непременно ему поможешь. Делаешь все как нужно, выкладываешься по полной. Выслушиваешь благодарности, заверяешь, что тебе это ничего не стоило, потому что вот он стоит и так трогательно говорит спасибо. В скором времени обязательно последует следующая просьба, потом еще одна. В какой-то момент начинает накапливаться негатив внутри тебя. Потом просьбы становятся регулярными, а твое в них участие обязательным. В конце концов, взвесив все внутри, ты отказываешь или изворачиваешься от этих повинностей. Вот тогда и наступает расплата. Варианта два. Либо глаза человека становятся удивленно-круглыми, и он в полном шоке заявляет, что не ожидал от тебя такой подлости. Либо о том, что ты из себя представляешь, ты узнаешь от ваших общих знакомых, коих проситель обязательно оповестит об этом. Лучше отказывать сразу. Даже понимая все последствия, я переступаю через себя и говорю человеку «да». Вот и теперь. Мне страшно, и я не хочу связываться с этой странной историей. Но этот кот, он что-то будоражит во мне, трогает какие-то мне самой неведомые струны в душе, и я говорю ему:

«Да».

«Спасибо».

Больше в этот вечер я не получала от него писем, и в чат я не заходила. Закрыв все вкладки и выключив компьютер, пошла спать.

Я стояла в огромном зале с очень высокими окнами, в которые лился лунный свет. Там не было стекол, только длинные молочные шторы, которые парусом надувал ночной ветер. Везде на полу были осколки, посреди зала стоял большой рояль. За инструментом сидел мужчина, слегка склонив голову, и играл очень печальную мелодию. Я слышала, как его пальцы не спеша пробегали по клавишам, и я вновь не видела его лица.

– Снова не спишь? – спокойно сказал он своим бархатным голосом.

– Я сплю, – несмело возразила я.

– Хм, а зачем же ты ходишь за мной во сне? – спросил он, продолжая играть.

– Я не знаю.

– А почему ты снова босиком? – так же тихо спросил он.

– Я не знаю, – повторила я.

– А что ты знаешь? – в его голосе была усмешка.

– Что я должна быть здесь, наверное.

– Наверное. Ну, тогда иди ближе, раз должна.

Я сделала шаг. Острая боль пронзила ногу, от неожиданности я качнулась, едва не упав, и снова замерла на месте. Стеклянными осколками был усеян весь пол, они красиво переливались в лунном свете, словно леденцы-стекляшки из детства.

– Ближе, – спокойно сказал он. Мелодия нежно лилась из-под пальцев.

Я сделала еще шаг, и моя пятка напоролась на край нового осколка. Взвизгнув, посмотрела на рояль, по щекам побежали слезы.

– Я не пойду, не могу, – дрожащий голос наполнился слезами.

– Терпи. Ты же сама сказала, что должна. Помнишь сказку о русалочке? Каждый шаг ей давался с такой болью, будто она ступает по острию ножа. Ты боишься воды?

– Да. Почему так много стекла на полу?

– Это не стекла, это осколки. Ты же делала «секретики» в детстве? В ямку сложить красивые фантики, камешки, цветы, сверху накрыть осколком стела и присыпать землей. Многие делали «секретики», теперь дети стали совсем другие. Мало кто помнит эти развлечения. А куда они потом пропадают, не думала?

– Это шутка?

– Какие уж тут шутки. Им не до шуток. Лежат вот теперь забытые всеми, а я ими играю. Шепчутся о чем-то, не слышишь разве? Конечно, не слышишь, а меня вот любят стекла и зеркала, уж и не знаю за что. Судьба. Знаешь, ты очень милая. Не ходи за мной больше. И я, в свою очередь, стану держаться от тебя подальше.

Он резко захлопнул крышку рояля, и клавиши от такого бесцеремонного обращения обиженно охнули. Его лицо все так же было в тени, он не шевелился. Только по наитию я понимала, что он смотрит на меня.

– Ты очень красива. Уйди сама, я и так наговорил тебе лишнего, возомнишь невесть что.

Я не могла понять, что именно я должна сделать. Я стала щипать себя за запястье изо всех сил в надежде проснуться, но ничего не менялось. Загадочный силуэт склонил голову набок, наблюдая за моими попытками, и начал тихо смеяться.

– Стесняюсь спросить, что ты делаешь?

– Я пытаюсь проснуться.

– Ты не умеешь даже этого? В конце концов, можно уже научиться хотя бы элементарным вещам? Стыдно, право слово. Хотя. Тебе это не нужно уметь, это умею я. Закрой глаза.

Я закрыла глаза, и мне показалось, что его голос стал ближе.

– Я все сделаю сам. А теперь падай на спину, просто падай, и ты проснешься.

– Там осколки.

Голос тяжело и нетерпеливо вздохнул.

– От тебя очень, очень много беспокойства. Не расстраивай меня. Просто слушай и делай то, что я тебе говорю, хорошо?

– Хорошо.

– Давай считать вместе, и в конце ты падаешь на спину и просыпаешься, слышишь?

– На счет три. Раз. Два.

– Три, – сказал он, и я, оттолкнувшись ногами, полетела спиной на пол. В тот момент, когда должна была рухнуть, вскочила в постели на своей кухне. Оглядевшись по сторонам, я долго не могла прийти в себя. Уснуть получилось только под утро.

Прошло несколько дней, и мои гости засобирались обратно, Полина постоянно возвращалась к разговору о том, что я тоже могла бы поехать с ними навестить родителей. Я тоже хотела этого, но что-то постоянно меня останавливало, и я, сдержанно улыбаясь, уходила от этого разговора всеми методами, на которые была способна. Андрей изнывал в ожидании отъезда, ему было скучно, он давно перечинил все в квартире, что только можно, и грустно смотрел на жену, которая строго осекала его взглядом. Андрей тут же брал себя в руки и, вздохнув, просто терпеливо ждал. Мне сейчас он больше напоминал большого доброго пса, который мается в тесной квартире, ожидая большой прогулки. Иногда даже хотелось потрепать его по затылку в одобрении его смирного поведения и приободрить тем, что скоро он наконец свалит из моего дома, прихватив свою семью. Оля готовила обед, я играла с детьми на ковре в какие-то смешные магнитные кубики, и мне было очень тоскливо от неминуемого прощания.

– Может, тебе стоит завести собаку? – неожиданно сказала сестра.

– Какую еще собаку?

– Ну такую, мохнатую, живую желательно, – усмехнулась Ольга, закатив глаза к потолку.

Ну все, сейчас начнется, я внутренне уже придумала свой длинный монолог о том, что мне еще только собаки тут не хватало, и совершенно некогда с ней гулять, и вообще не нужна мне никакая собака. Но сестра, словно прочитав мои мысли, махнула на меня рукой.

– Ой, только не начинай свою песню, что тебе никто не нужен. Человек не может жить один. Так не должно быть, иначе ты будешь несчастна. Собака или кошка – это замечательная идея, будет ждать тебя дома, спать рядом. Пока ты не станешь это делать с другими живыми существами на двух ногах, – она делала вид, что не смотрит в мою сторону и не замечает моего презренного взгляда, продолжая сыпать какие-то вонючие специи в кастрюлю. Терпеть не могу, когда она так делает. Говорит со мной и смотрит на что угодно, кроме меня.

– Оля, – тихо вздохнула я.

– Ну что Оля? Ты адекватно оцениваешь свой возраст? Что у тебя в голове, я не могу понять. Чем ты занимаешься? Мужа нет, детей нет, о чем ты думаешь вообще?! На дудке своей играешь днями? Гляди, продудишь все что только возможно. Ты о родителях подумала? О папе?

– Это не дудка, а флейта. Не трогай папу, Оля.

– Ты когда его видела в последний раз, м-м-м? – сестра подошла ко мне ближе. Я сидела на ковре с детьми и смотрела на нее снизу вверх. Она, словно чувствуя свое главенство, воинственно выступала вперед, уперев руку в бок.

Маленький Кирилл встал и смотрел прямо мне в лицо.

– А что такое филейта?

Я, не обращая внимания на воинственно настроенную сестру, взяла его за ручку:

– Кирюша, это называется «флейта», пойдем, я тебе покажу.

Катюша радостно запрыгала на одной ноге.

– Я тоже хочу, – кричала она, радостно следуя за нами.

Мы устроились на диване, и я достала флейту. Дети как завороженные смотрели на то, как я надеваю мундштук и подношу флейту к губам. Музыка плавными вихрями пронеслась по квартире, дети замерли. Я даже не ожидала такого эффекта. Два неспокойных человечка сидели сейчас смирно и ловили каждое движение звука. Я закрыла глаза, и музыка, нежно подхватив меня, несла все дальше и дальше. Вспомнила кота и его печальную историю, мужчину из своего сна и поймала себя на мысли, что играю ту самую печальную мелодию, которую он наигрывал на большом рояле. Я словно видела, как мы играем вместе. Он вступал, я подхватывала и неслась вперед, а он вновь и вновь догонял меня, все так же улыбаясь. Мелодия словно сливалась, переплеталась в моей голове в красивую тонкую спираль и вилась вокруг меня извилистой змейкой. Она была живой, яркой, очень нежной и грустной. Я отняла флейту от губ и открыла глаза. Передо мной стояли все: Ольга, Андрей, дети – и молчали.

– Гармония, – выдохнула тихо сестра.

Андрей как ошарашенный смотрел удивленными глазами, словно увидел во мне что-то впервые. Дети весь вечер приставали, что бы я еще сыграла, и постоянно спрашивали что-то о музыке. Позже, после ужина, мы мыли посуду и протирали ее сухими вафельными полотенцами. Ольга все время о чем-то сосредоточенно думала, и ее красивые руки словно жили сами по себе, делая все на автомате. Она повернулась ко мне и внимательно посмотрела на меня:

– Ты влюблена?

Как гром среди ясного неба. Мне словно за шиворот вылили чашку холодной воды.

– Нет, – резко и слишком поспешно оборвала я и принялась еще тщательнее и усерднее брызгать во все стороны водой, оттирая посуду губкой. Сестра молчала, и я затылком чувствовала ее тяжелый взгляд.

– Почему ты не хочешь мне рассказать правду? – тихо спросила она.

– Да потому что рассказывать мне нечего.

Оля подошла ко мне вплотную и просто обняла меня за плечи. Мы стояли молча и слегка раскачивались.

– Ты стала совсем взрослая. Мне кажется, что еще совсем недавно папа кормил тебя кашей с ложки, и ты любила рвать мои ноты. Ты уже тогда смотрела на меня очень разумными глазами. Что уж говорить о том, что и сейчас ты сама решаешь все свои вопросы и проблемы. Как же быстро ты выросла. Когда мы только ехали сюда, я много думала о том, что могу тебе сказать как твоя сестра. Но вот теперь стою с тобой, а сказать мне совершенно нечего. Ты молодец. Мы все за тебя переживаем не только потому, что боимся твоих ошибок, потому что ты наша. Ты часть семьи, как бы далеко ты ни удрала от нас, ты все равно будешь наша. Вот посмотри на папу и маму. Мне кажется, что они сто лет вместе. Он столько терпит, да и ей достается. Вместе они и не разбежались именно потому, что все мы семья. Это больше, чем муж и жена, это сильнее, чем привычка, это родные люди. Вместе они живут уже намного дольше, чем жили с родителями, они все строили вместе. Есть много-много оговорок. У нас у всех непросто. Я, например, помню то время, когда были только я и мама. Потом пришел к нам отец, потом появилась ты, и мне тоже было непросто делить свое сердце всякий раз, делить маму с вами. Но все же, несмотря ни на что, мы стали семьей.

– К чему все это? Зачем ты мне все это говоришь? – тихо спросила я.