14

Алла смотрела в окно. Под бодрую праздничную музыку со всех сторон к центру города устремлялись чёрно-серые потоки однотипных плащей, курток и пиджаков. Редкие вкрапления белых бантов и цветных туфель немного оживляли безликое однообразие. А вот настоящие атрибуты праздника – флаги и воздушные шары, на кумачовом фоне которых сияли торжественно-белые лозунги: “Да здравствует 1 мая!” и “Мир, труд, май!” – ярко расцвечивали процессию, создавая приподнятое настроение, которое читалось по бодрой походке и улыбкам на лицах людей, спешивших занять свои места в колоннах трудящихся.

– Аллочка, может быть, тебе всё-таки стоит пойти на демонстрацию? – осторожно спросила мама.

– Ещё нет сорока дней. Знаю, это дело патриотическое, но точно не для наших – будут анекдоты травить да ржать. Лучше почитаю.

– А знаешь что? Пойдем-ка в парк! Прогуляемся, головы проветрим. Надо же когда-то отдыхать.

– Точно! Пойдём! – не раздумывая согласилась Алла, уловив на мамином лице долгожданную улыбку.

***

Взявшись за руки, они неспешно шли по чуть влажной протоптанной дорожке парка, то перешагивая, то обходя, выступающие над землей причудливые корни.

– Смотри, мам, ящерица!

– А вот – крокодил.

– Те, как змеи, переплелись, а головы и хвосты в землю спрятали.

– В земле копошатся – не видят красоты небесной!

Вслед за мамой Алла вскинула голову: слепящая синева висела над ними ровным полотном без изъяна – ни складочки, ни зацепочки, ни замина. В эту неведомо кем натянутую синь упирались вечнозелеными начёсами сосны-гиганты. Берёзы и рябины не могли достать так высоко, но изо всех сил тянулись крючковатыми пальцами, хвастаясь изумрудами молодых листочков в огранке из недавно лопнувших почек.

Весеннее ликование отозвалось было у Аллы радостным порывом, но скоро природа вновь стала лишь бездушной декорацией.

Мама с дочкой вновь побрели по безлюдному парку.

– Мам, почему всё так несправедливо в жизни? Другие пьют, курят, болеют – но живут. А папа – он же почти идеальным был, и так рано… – Алла не смогла договорить; когда она произносила вслух “умер”, испытывала ощущение, что её защёлкивает стальной капкан, и всё тело пронзает нестерпимая боль.

– Папа – он замечательный. Мы его любим. Возможно, для тебя он идеальный, хотя сама знаешь – идеальных людей нет. Мне тоже очень больно. Пройдет ли эта боль? Не знаю. В одном я уверена: если Бог так решил, значит, так надо. А для чего – узнаем потом.

– Как это? Когда потом? – от удивления Алла остановилась.

– Конечно, откуда тебе знать? – мама грустно улыбнулась. – Вам же говорят, что Бога нет, а значит, человек умер – и всё. Скажу по-секрету – душа остаётся жить, она просто покидает тело и улетает в вечность.

Алла задумалась.

– Нам историк с издёвкой велел своим набожным бабушкам передать, что космонавты вокруг Земли летали – никакого Бога там не видели.

– Идеология. Только сами партийные руководители втихаря крестятся, детей крестят и даже службы в церквях стоят – ездят в глухие деревни, чтобы их не уличили.

Очередное открытие заставило Аллу засыпать саму себя вопросами: “Значит, они сами не верят в то, что говорят? Тогда, может, и социализм – враньё? Где же достижения, о которых в газетах пишут и по телику показывают?..”

– Мам, ты обещала о моём крещении договориться.

– Помню. Сразу после нашего разговора попросила свою коллегу узнать, что да как. Думаю, скоро уже.

Алла облегчённо вздохнула.

“Так, значит, папа жив! – снова и снова думала она. – И я не удаляюсь, а наоборот, с каждым днём приближаюсь к нему!”

Мысли растекались живой водой, заполняя каждый потаённый уголок её сознания. Цепь с чугунной гирей, болтавшейся на шее с тех пор, как папы не стало, вмиг оборвалась. Алла мысленно перешагнула через неё, оставив ржаветь там – на дороге. Выпрямилась, подхватила маму под руку и твёрдо зашагала возрождённая, вновь наполненная устремлениями в жизнь полную вдохновения и радости…

На подходе к дому чуть не сшиб с ног Гоша. Он выбежал из подъезда взъерошенный. Рука нервно сжимала свёрнутую в трубочку газету.

– Здрасть, Катерина Михална! Алк, привет! Я к тебе поднялся – дома никого. Хорошо, что всё-таки встретил! – выпалил он, переводя дыхание.

– Игорёк, пойдем к нам. Чаю попьём, расскажешь, что случилось, – предложила Катерина Михайловна.

– Тут такое, что я сам никак не пойму, – сбивчиво объяснял Игорь, поднимаясь по лестнице вслед за Аллой.

– Не суетись ты, дома поговорим, – сказала девушка, стараясь выглядеть спокойной, хотя нервозность друга начала понемногу передаваться ей – не смогла с первого раза попасть ключом в замочную скважину.

В прихожей предупредила:

– У меня в комнате бардак.

– Напугала!

Игорь сел на диван, развернул газету. Алла быстро собрала разбросанную по комнате одежду, запихала в шкаф. Отодвинула узкий ящик письменного стола, одним движением сгребла в него всё со столешницы, задвинула обратно с победным хлопком.

– Ты как в армии – тридцать сек – готово дело!

– Не люблю домашними делами заниматься. С видного места всё покидаю в шкаф, и порядок. Ну, что там у тебя за газета?

– Илюха на демонстрацию принёс. Говорит, что напечатали сочинение победителя областного конкурса, который в олимпиаде будет участвовать.

Гоша сунул газету Алле. Та выхватила взглядом: вся первая полоса посвящена предстоящему Дню Победы. По центру – чей-то рассказ. В правом нижнем углу – коротко о победителях конкурса.

– И что мне теперь до этого? – удивлённо спросила она, скомкав издание.

– Вот и я сначала так подумал, а когда Илюха сказал, что победила Ирка Нуриева, стал читать, что ж она такого офигенного накарякала. Глянь для интереса, – сказал Игорь, прищурившись.

Алла расправила газету, начала читать и воскликнула:

– Да это же моё сочинение! Как так?! Они что, перепутали?!

– Вот вопрос: перепутали или спецом так сделали?

– Что же делать-то, Гош? Маме я не говорила про нашу ссору с Ирой. Теперь придётся рассказать, что ли?

– Наверно.

Когда Гоша ушёл, Алла позвала маму на семейный совет.

Разговор был долгим и болезненным. Мама то широко открывала глаза, то непроизвольно мотала от изумления головой.

– Ирочка – такая хорошая девочка… Интеллигентные родители… Где же мораль? Что же происходит с людьми? – бормотала она, пока дочь в лицах представляла сцены из недавнего “спектакля”.

Наблюдая за мамой, Алла видела, что та не просто слушает, а что-то решает.

– Не могу поверить, что учителя советской школы, идейная основа общества, пошли на такой бессовестный подлог, – услышав финал истории, проговорила мама и добавила, накидывая шаль: – Аллочка, я скоро вернусь. Подожди меня дома.

– Ты к Ире?

– К её родителям.

– Уверена, что надо? Ты же с ними даже не знакома.

– Вот и познакомимся заодно, – ответила мама, поцеловала дочку в лоб и вышла.

Алла прошлась из угла в угол. Села на диван. Снова встала. Направилась в кухню. Залпом выпила стакан воды. Вернулась. Подняла крышку старенького пианино. Попробовала что-то сыграть – пальцы не слушались. Оперлась локтями о клавиши – громкий кластер резанул по ушам. Голова, отяжелев, безвольно упала на ладони…

В подъезде послышалась уверенная поступь. Алла выбежала в прихожую. Шаги смолкли иа лестничной площадке. Послышался скрип ключа в замочной скважине. Хлопнула соседская дверь.

Алла опустилась на пуфик в прихожей. Попыталась представить, что сейчас происходит дома у подруги. В голове мелькало множество сценариев: “Мама с порога набрасывается на родителей Иры. Нет, она пытается спокойно объяснить всю несправедливость ситуации, а Эмма Владимировна затыкает её, взвизгивая отвратительным фальцетом; а может быть, родители Иры беспристрастно и методично излагают маме свою позицию абсолютной правоты…“

Наконец мама вернулась.

– Заждалась? – спросила она, показавшись в дверях.

Алла уловила мирные нотки в голосе и успокоилась.

– Познакомилась с Ириной семьей. Приятные люди. Ильдар Маратович сказал, что совершенно не ожидал таких последствий, когда беседовал с учителем по поводу сочинения дочери. Обещал завтра же сходить в школу и всё уладить.

– Что-то не верится, – задумчиво пролепетала Алла, но почувствовала, как на душе полегчало.

15

Утром по дороге в школу Алла вздрогнула от резкого звука клаксона. Обернулась. На обочине проезжей части остановилась черная “Волга”. Тонированное стекло опускалось, постепенно открывая широкое, надменное лицо в очках с толстыми линзами. “Похож на того буржуя с ананасами и рябчиками, чей день последний не за горами”, – подумала она и усмехнулась.

– Алла! – густо пробасил человек с надменным лицом, слегка высунувшись в окно.

“Да это же Ильдар Маратович!” – определила она по голосу.

– Я тоже в школу, садись, подвезу.

Алла пошла к машине.

– Здесь совсем близко, я могла бы дойти пешком, – скромно сказала она, остановившись у распахнутой дверцы.

– Нет-нет, я непременно хотел бы тебя подвезти.

Она забралась на заднее сидение.

– Поехали, – распорядился босс и обратился к Алле: – Мне жаль, что всё так вышло. Постараюсь выяснить, по чьей вине произошла эта нелепая ошибка.

Слова прозвучали искренне. Девушка даже пожалела, что затеяла разбирательство.

Водитель мягко затормозил возле школьных ворот. Двое вышли из машины. Направились через школьный двор, сопровождаемые любопытными взглядами детей, спешивших на уроки.

Ильдар Маратович двигался независимой походкой. Расстегнутые полы кожаного плаща обнажали сияющую белизной накрахмаленную рубашку и широкий галстук, пришпиленный к ней золотой булавкой. В одной руке – чёрный дипломат, ладонь другой – в кармане брюк с идеально заутюженными стрелками. Он напоминал столичного ревизора, внезапно нагрянувшего с проверкой в провинциальную школу.

Рядом неуверенно семенила старшеклассница.

В холле они разошлись: Ильдар Маратович – в кабинет директора, Алла – на второй этаж, в класс. В пролёте между этажами она притормозила, потом развернулась и снова сбежала вниз. Вошла в приёмную. Обнаружив, что секретарши нет, подкралась к кабинету директора и через щёлку в приоткрытой двери стала наблюдать. Надо было бы спешить на урок, но любопытство взяло верх.

При виде спонсора-благодетеля Пётр Петрович вскочил с кресла. Заискивающе улыбаясь, почти подбежал к посетителю, каменное лицо которого подсказывало, что на рукопожатие он не ответит. Директор сбивчиво пролепетал приветствие.

– Потрудитесь объяснить, уважаемый Пётр Петрович, кому пришла в голову крамольная мысль отправить в Область чужое сочинение под фамилией моей дочери?! – грозно начал тот, бросая на стол вчерашнюю газету.

Директор уставился в статью. Пробежал взглядом.

– Да что вы говорите, Ильдар Маратович? Чужое сочинение? Под вашей фамилией? – замямлил он, делая вид, что впервые видит издание, снял трубку, стал нервно набирать номер.

В приёмной истерично затрещал телефон. Тут же из коридора донеслось цоканье каблучков. Алла отпрянула от двери, только успела плюхнуться на ближайший стул, как в приёмную вбежала секретарша. Та на ходу схватила трубку и, запыхавшись, проговорила:

– Слушаю, Пётр Петрович.

– Валентина Ивановна, пригласите ко мне классного руководителя десятого “А”! Срочно!

– Сей момент, Пётр Петрович.

Она пулей вылетела и вскоре вернулась вместе с Фёдором Яковлевичем. В этот момент директор распахнул дверь. Алла изумилась, увидев, как маска подобострастия слетела с его лица, мгновенно принявшего угрожающее обличье. В сторону учителя полетели “камни”.

– Фёдор Яковлевич! Как вы могли допустить такое бесчинство! – потрясая газетой, завопил директор.

Он пропустил учителя в кабинет и наотмашь хлопнул дверью. Та, отскочив, снова осталась приоткрытой. Алла сидела на стуле и не могла видеть происходящего, но всё прекрасно слышала.

Тут её заметила секретарша, которая, прерывисто дыша, промакивала салфеткой капельки пота, выступившие на лбу.

– А ты что тут делаешь? – удивлённо вскинув брови, проговорила она.

– Мне к директору нужно, а он занят. Валентина Ивановна, можно я здесь подожду?

– Сиди, если не боишься под “горячую руку” попасть. И знаешь что, если снова телефон зазвонит, крикни меня, я в соседний кабинет отойду, – сказала она, направляясь к выходу.

Алла, воодушевлённая неожиданным поворотом, тихонько поднялась со стула и снова припала к приоткрытой двери. Директор бесновался.

– Что о нас скажут в Области? Да мне теперь не усидеть в этом кресле! И поделом! Распустил коллектив! Всё надо самому контролировать!..

Он распекал и распекал учителя, гневно надувая щёки, морща лоб, стуча кулаком по столу. Фёдор Яковлевич выслушивал, опустив глаза, то и дело нервно двигая очки вверх по переносице.

– При чём тут вы и ваше кресло, Пётр Петрович?! – громогласно вклинился Ильдар Маратович. – Вы осознаёте, кого лишили шанса на победу? Фамилия Покровская вам о чём-нибудь говорит? Девчонка только что отца лишилась! За неё некому просить и некому платить!

Директор смолк перед грозным посетителем, обмяк и, немного съехав со своего огромного кожаного кресла, словно уменьшился в размерах. На помощь ему поспешил только что обруганный учитель.