Цитаты из книг автора «Светлана Павлова»

Если после прочтения вы хотя бы на минуту задумались о том, насколько актуально для вас желание соответствовать стандартам красоты, если вы вдруг разглядели в своём отражении особый, не подмеченный раннее шарм, если вы разрешили себе наконец-то съесть шоколадную булку, значит, эта история была рассказана не зря.

Я стала обращать внимание на женщин больше размера XS и научилась подмечать их красоту. Прибегать к автокоррекции мыслей – то есть одёргивать себя внутри, если при встрече со своим отражением или крупной женщиной в голове проносилось «фу, жирная». Я поправляла себя: не жирная, просто другая.

Что скорее останется в дуршлаге вечности, а что уйдёт в её канализационный слив: мой подсчёт калорий или новая связанная балаклава? Может, права Екатерина Шульман, отвечающая на вопрос «Почему вы не закрашиваете седину?»: «А мне от этого что? Пара страниц к докторской?» Может, если я вешу одинаково – что голодаю, что ем всё подряд, – пора забить? Может, права была бабушка, спрашивающая: «И не жалко тебе тратить мысли на диеты, если можно подумать о чём-то великом?» Что, если минуты, потраченные на приложение «Fat Secret», подсчёт БЖУ на этикетках и чтение отзывов о диетах на сайте «irecommend» конвертировать в минуты, потраченные на созидание – ну, например, нового пледа?

Чем больше я убеждалась в том, что психологические банальности про отпускание себя, которых я так боялась, действительно имеют смысл, тем чаще ужины перестали выходить из меня, едва попав внутрь. Обеды и завтраки тоже (Ваня готовил их, пока я читала, путаясь в ударениях, его скучные рабочие документы вслух). Через месяц я стала замечать, что у меня стало меньше язв во рту, а стоматологиня, обычно делавшая комплименты парфюму, впервые в жизни похвалила мою эмаль. Я наконец поняла, что имели в виду врачи из Института питания, когда говорили, что первичная цель местного лечения – меня накормить. Я тогда решила, что это глупости, и смеялась над названием «Институт питания». Думала: а есть ли институт лежания? гуляния? отдыхания? Сложно ли туда поступить?

Я ответила, что свободного времени у меня нет, но если бы было, то я бы хотела вязать, смотреть фильмы с Адамом Драйвером, слушать аудиокниги в озвучке Алексея Багдасарова и не знать, какой сейчас день недели.

Каждая группа заканчивалась «молитвой», которую участники произносят хором, взявшись за руки: «Дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить. Мужество изменить то, что могу. И мудрость отличить одно от другого».

А обращается к нам исключительно кошачьими словами: котик, кот, котюнь; вроде бы даже ласково, но почему-то чувствуешь себя после такого нассавшим мимо лотка.

Мы не умеем испытывать сожаления даже к самим себе. Откуда взять сожаление для другого?

Я живу на черновик, потому что настоящая жизнь начнется тогда и только тогда, когда мой вес составит N килограммов. Я начинаю худеть… всегда. Каждый понедельник, каждое первое число месяца, каждое последнее число месяца – чтобы сломать стереотипный паттерн, в дату с красивым узором цифр. Я срываюсь… всегда. Еда и вина – это неразрывная связка. А после срыва наказываю себя изуверскими голодовками, километровыми кроссами, внутренними зароками. Сегодняшний: «Поправишься, в ипотечной квартире начнётся пожар».

На внутренних допросах я часто спрашиваю себя: талант или худоба? Нобелевская премия или худоба? иметь столько денег, чтобы никогда не ходить на работу, или худоба? встретить любовь своей жизни или худоба? умереть или худоба? Ответ всегда один и тот же, за исключением вопроса про смерть. Получается, единственное, чего я боюсь больше набора веса, – это конец жизни. Высоковатая ставка, не правда ли?