Читать книгу «Прибой незримый сердца» онлайн полностью📖 — Светланы Глинской — MyBook.
cover
 







 












С высоты своего возраста (даже смешно стало от этого словосочетания, но тогда, как я уже упоминала, ты казался много старше) ты никогда не поучал меня, но мягко и ненавязчиво мог дать полезный и нужный, а главное – своевременный – совет. Твоё мнение относительно чего бы то ни было являлось для меня незыблемо важным, хотя с собственным мнением я считалась не меньше; впрочем, всё это была проза жизни, хоть и немаловажная. Поэзия же заключалась в трепетном чувстве, которое мы питали друг к другу. Ничего подобного я не испытывала больше никогда.

Ты не был идеальным человеком, человеком без недостатков, порой удивляя, а иногда и возмущая меня своей реакцией на какие-то события, хотя, возможно, раздражение подобного рода было обусловлено взрывным молодым и не устоявшимся тогда ещё моим характером, насыщенным в полной мере эмоциями с немалой примесью юношеского максимализма. (С течением времени характер, конечно же, отшлифовался: я стала спокойней.) Обижаться на тебя я не умела, как не умел и ты обижаться на меня, и это обстоятельство, вкупе с другими, сближало нас, хотя тогда казалось, что поводов для обид бывало предостаточно. Но они были столь ничтожны, как я уже теперь понимаю, что мы оба, несмотря на юный возраст, умудрялись не поддаваться этим минутным порывам со знаком «минус».

На любимых обижаться глупо: жаль потраченного впустую времени в обидах и разлуке, которое уже не вернуть; жаль сил, уходящих на выяснения и объяснения вкупе с неосторожными и обидными порой словами, которые – увы! – не воробьи: вылетят – не поймаешь. К тому же та бесконечная потребность в любви, которая так ярка и неотъемлема для юности, оказывала нам своим присутствием неоценимую услугу: нас неудержимо влекло друг к другу.

Ты рассказывал, что, когда родился, твой отец стремился назвать тебя своеобразным именем «Олесь», но мама, по счастью, оказалась настойчивой в своем благоразумии, уговорив мужа изменить это решение в пользу созвучного тому в некотором роде имени «Алексей», которое ей очень нравилось. Я посмотрела на тебя, мысленно «приложив» этого Олеся к твоему лицу и облику, и улыбнулась: ты совсем не был на него похож. Ты был ярким олицетворением своего имени: сильным, надёжным, мужественным, с твёрдым взглядом и правильными жизненными понятиями; ты умел быть нежным, и тогда моё сердце плавилось оттого, что ты рядом.

Позже я задавалась вопросом, насколько сильным и страстным было это – несомненно, романтическое – приключение с твоей стороны, насколько всё происходившее тогда с нами было эмоционально тебе подвластно. Про себя я понимала всё: я отдала тебе тело и душу, и эта страсть стала для меня бессмертной.

* * *

Иногда так странно начинается день! Проснёшься утром с ощущением какого-то события, будто что-то произошло, и постепенно в ещё сонной голове формируются только что виденные образы и эпизоды и связанные с ними мысли: это был сон, но очень живой и словно реальный. И вот жизнь продолжается, но не с начала дня, а будто бы с тех явлений, которые только что имели место и дальше следуют неразрывно, одно за другим, без перерыва на ночное время с вынужденной паузой. Иногда возвращение в реалии жизни приносит облегчение, потому что снился кошмар, причем настолько страшный, что невольная радость охватывает сердце после пробуждения при мысли о его нереальности, невсамделишности и ненастоящести. А иной раз так хочется продлить только что увиденное во сне, словно это было какое-то чудо с собственным участием, и безумно жаль, что оно окончилось и оказалось всего лишь сновидением, а не реальностью.

Что же таят в себе сны? Меня всегда занимал этот вопрос. Говорят, что слушать чужие сны скучно; возможно, это так. И всё же… Почему мы видим то или иное событие, человека, ту или иную живую картину? Что (или – кто) за этим стоит? Это своего рода исполнение желаний? Или решение дневных задач? Может быть, и вправду во сне сбываются желания, но тогда что же такое «желания»? Приходит мысль, что существует мир невидимый нами, не поддающийся простому объяснению. В этом мире, отделённом от нас и в то же время расположенном где-то в нашем сознании, разуме, сердце и глазах, словно обитает кто-то, говорящий на своём языке и предлагающий понимать этот язык в меру нашего разумения. Всё это очень странно, потому что самые обыденные, казалось бы, вещи вызывают в нашем сознании чувство необоримой радости: например, приснившаяся обыкновенная пыльная, каменистая дорога, и впереди, вдалеке, – неяркий, мягкий свет, и ты идёшь к нему… Или испытываешь ужас, когда сначала медленно, но с постепенным ускорением падаешь в чёрную бездонную пропасть, а небо, уменьшаясь, исчезает из поля зрения, и чёрные стены пропасти без дна смыкаются над тобой… В общем, ужас. Что-то сидит в подсознании, что выходит на поверхность в виде этих снов и олицетворяет собой какие-то невероятные их глубины.

Иногда снятся родные люди, умершие ныне, но во сне словно живые; мне снятся обе бабушки, и я как будто возвращаюсь в детство или в какое-то беззаботное будто бы время, и хочется так много им сказать… И они тоже что-то говорят или молчат и находятся просто рядом… Иной раз снятся друзья детства, с которыми утрачена связь, которых не видела очень давно и неизвестно, живы ли они, и как-то хорошо и спокойно становится, когда видишь их родные лица, позабытые в реальной жизни, но вдруг всплывающие из каких-то неведомых глубин памяти… Трудно объяснить. И хочется запомнить всё, что говорится, всё, что происходит во сне, потому что эмоциональный окрас этих снов очень ярок и силён, хотя порой нелепости превалируют над их здравым смыслом. Но в сплетении нелепостей, возможно, заключена важная мысль, требующая разгадки, нечто принадлежащее нашей реальной, повседневной жизни, нечто живущее в нашем сердце, ожидаемое, радостное или мучительное, что потом невозможно ни разгадать, ни вспомнить.

Пора на работу и учёбу. Захожу в комнату сыновей будить их в назначенное время. Оба уже взрослые и самостоятельные, и всё же иногда просят меня об этом. Старший сын живёт отдельно со своей девушкой, они собираются пожениться, откладывают деньги на свадьбу и путешествие. Сегодня Женечка остался у нас: его любимая улетела в командировку, и он решил навестить маму с отцом и младшим братом. Ему комфортно в родительском доме; для меня это как бальзам на душу, а трепетное отношение мужа к сыновьям – отдельная тема для разговора, и мальчишки это знают.

Евгений похож на отца не только внешне, но и подавляющим большинством черт своего характера: цельный, логичный, мягкий и добрый, немного меланхоличный, немного закрытый – «вещь в себе», как говорит моя мама. Кстати, последняя черта присуща и моему отцу, унаследована сыном от обеих линий предков. Меня радует его трепетное отношение к семье, его привязанность ко мне, меня несказанно трогают его нежная забота и внимание и, что удивительно, он не стесняется проявлять их.

Он просыпается так же, как и я, легко. Он жаворонок, и процесс его побудки занимает ровно пару секунд: стоит слегка коснуться его плеча рукой, и он открывает глаза, которые мгновенно наполняются земными мыслями после ночных виде́ний. В этом он похож на меня, и меня это тоже радует. Так же, как и мне, ему проще встать рано утром и переделать нужные дела, чем оставлять что-то на вечер, тем паче поздний. Хотя, конечно, в юном возрасте сил гораздо больше и голова светлая, можно сказать, круглые сутки.

Другое дело мой младший сынок. Максим – совершеннейшая сова и разбудить его крайне непросто, даже если накануне он лёг вовремя по обычным меркам. Утром встаёт очень трудно, но есть слово «надо», никуда не денешься. У меня ощущение, что он может встать рано утром (что, разумеется, и происходит, ибо есть надобность), поехать по делам и даже их делать, практически не просыпаясь. Спит как сурок, одним словом.

Глажу его по голове, мягкие русые волосы послушны под моей рукой. Совсем ещё мальчик… Внешне Максим моя копия; характер же у него «свой собственный», не похожий ни на кого из родных, хотя малая толика черт схожа с чертами отца и деда. Иногда он смешливый балагур, иногда ироничный собеседник на грани сарказма, порой берёт верх молчаливая усталость, и тогда он тихо сидит в комнате за компьютером, учится или читает, и я не беспокою его, понимая, что ему необходимо побыть одному.

Личное пространство – неотъемлемая, обязательная часть жизни каждого человека, оберегать которую, на мой взгляд, просто необходимо. Когда я росла, этому аспекту не уделялось не то, что должного, попросту никакого внимания, этого понятия практически не существовало, у людей были иные жизненные приоритеты, во всяком случае, такое положение вещей имело место в подавляющем большинстве семей моего окружения. Сейчас другое время, жизненные перемены диктуют свои непременные условия, которые приходится принимать, тем паче, если речь идёт о пользе для близких людей. Помню, как в детстве и отрочестве мне крайне не хватало этого пресловутого пространства: вокруг постоянно находились члены семьи, стеснённые жилищными условиями, которые наверняка тоже страдали от невозможности побыть наедине с собой…

Пытаюсь разбудить Максима мягко, но решительно. Моя настойчивость побуждает его повернуться ко мне сонной физиономией, и он, с закрытыми ещё глазами, невнятно говорит примерно следующее: ему надо заглянуть в комнату, там его ждут, вот он уже к ней подходит и сейчас войдёт, надо подождать… И снова провалился в сон. Я опешила: какая-то комната, там его ждут, и он туда уже вошёл… Значит, дам ему ещё пять минуток, пусть всё, что ему нужно, осуществится внутри этой комнаты; а вдруг это важно?! Впрочем, когда он завтракал и пил чай перед уходом на учёбу, я аккуратно спросила его на предмет этого сна, он уставился на меня в недоумении, ничего уже не помня ни о комнате, ни о чём-либо приснившемся – начисто забыл. И я, улыбнувшись, обняла его и поцеловала.

Я часто летаю во сне. Есть мнение, что это свойственно молодости и говорит о том, что человек ещё растёт; но мой случай, по-видимому, нечто особенное: полёты в зрелом возрасте, оказывается, тоже возможны. Летаю я по-разному, иной раз трудно взлетаю и медленно парю́ над землёй, иной раз уношусь в запредельные выси, соприкасаясь с тёмным небом и звёздами, которые готовы, как мне кажется, поглотить меня, если я не вернусь обратно прямо сейчас…

Иногда мне снишься ты, порой несколько ночей подряд. Эти сны пронизаны светлой радостью или печалью, тоже светлой, что живут внутри меня, где-то в подсознании. Порой я не узнаю́ твоего лица, но твёрдо знаю, что это ты, что ты снова пришёл повидать меня, пусть даже во сне… Значит, ты помнишь обо мне. Мне хочется сказать тебе так много, но мы молчим или говорим о том, что естественно в те́ моменты, но не в реальной жизни, и я просыпаюсь с ощущением какой-то незавершённости, что не успела что-то сделать, сказать, донести до тебя…

Хорошо помню недавний, днями приснившийся сон, напоминавший какую-то странную романтическую фантастику с меняющимися моими внутренними ощущениями. Город – не город, окружающее пространство меняется, время года неизвестно. Природа, просторы. Ты и я. Мы вместе – прежние, юные, мы любимы друг другом, но словно бы разлучались по какой-то причине и вот – встретились (всё это – красной нитью в виде ощущений). Мы на воде (отчётливо помню корабельную обшивку, белую и голубую, крупные соединяющие болты, покрытые белой краской). Леерные ограждения, почему-то низкие. Голубая вода за бортом, плещутся волны. Ощущение её теплоты и мягкости, словно она и живая и неживая одновременно и её можно потрогать рукой и приподнять, как одеяло. Одним словом, не утонешь. Ты рядом, держишь меня за руку. Смотришь на меня, что-то говоришь, но не словами – жестами. Губы твои шевелятся, слов не разобрать, но я понимаю, что ты говоришь о своей жизни, делишься чем-то со мной. Мы здесь ненадолго, но – вместе. Вокруг всё – спокойствие, доброжелательность. Ходят какие-то люди, они деловиты, но спокойны, не суетливы. Их количество разнится: то их больше, то меньше, но к нам не подходят: они как фон. Мы с тобой оказываемся в комнатке, отгороженной от общего зала (как мы туда переместились, не знаю, как-то сами собой…), наши лица близко друг к другу, я смотрю в твои глаза, это завораживает, какое-то летящее ощущение внутри… И вдруг наша комнатка, словно лифт, уходит вниз, очень быстро, прямо дух захватило. Мы оказываемся под водой, становится душно, но вода не заливает нос и рот, а словно душит, как будто без воздуха, и становится темно. Мне не страшно: ты рядом. Я вижу тебя отчётливо, будто какое-то свечение вокруг нас, я смотрю на тебя во все глаза. Ты отстранён, как всегда, весь в себе, но неотрывно смотришь в мои глаза, и я читаю этот взгляд и понимаю, что важна для тебя, что имею для тебя значение, – ты даёшь мне это понять без слов. Ты крепко держишь мою руку, и это ощущение моей нужности тебе внутренне поддерживает меня, и сон окрашивается душевным подъёмом, нежностью, радостью… Эйфория. Ощущение счастья. Ты говоришь, что всё замечательно, что вот сейчас… – и мы оказываемся в иной реальности. Мы плывём в совершенно прозрачной, тёплой воде, она легка и мы легки вместе с ней. Синее безоблачное небо, яркое солнце, синяя прозрачная вода. Плывём по водному коридору вперёд. По обеим сторонам – дома́ из тёмного кирпича, выстроенные прямо на воде в стиле пагод, но не высоких – низеньких, приземистых, тёмных, наклонённых к воде, очень старых, древних. Мы оказались в старом зачарованном городе, куда закрыт путь для большинства. Меня пронзает яркая эмоция, как будто открывается какой-то мир, светлый и прекрасный, и теперь так будет. Так будет… Появляются какие-то люди, вдалеке играют дети, кто-то смеётся. Голоса. К тебе подплывают две девушки, они очень похожи одна на другую, что-то говорят тебе, я слышу все сказанные ими слова (которые улетучились сразу же, как я открыла глаза), и ты отпускаешь мою руку, собираясь уплыть с ними, и я понимаю, что ты сейчас уплывёшь… Происходящее окрашивает мой сон соответствующими эмоциями, которые трудно передать словами. Ты отрываешься от меня… но сразу же возвращаешься и протягиваешь мне раскрытую ладонь, на которой лежит колечко. «Возьми, это тебе, это – твоё, пусть оно будет у тебя, всё будет ослепительно хорошо, просто замечательно, я обязательно вернусь!..» – говоришь ты и исчезаешь… Внезапно я оказываюсь на суше, вода убывает, пагоды уходят, словно в песок, эта реальность, этот мир уплывает куда-то за горизонт. Земля темнеет. Я остаюсь одна. Рассматриваю колечко, лежащее на моей ладони. Сделано из золота, наверное, высшей пробы, темноватое, тонкой работы. Украшено маленьким сердечком неправильной формы, плоским, тоненьким прямо как золотой лист, мне кажется, тоньше волоса. Я беру колечко пальцами, перекладываю на другую ладонь, аккуратно и плотно сжимаю её, чтобы не потерять твой дар. Поднимаю голову – увидеть, куда ты ушёл… Просыпаюсь.

Помню весь сон, он перед моими глазами, как будто всё происходило на самом деле. Отчётливо помню это колечко, тонкое-тонкое… Оно словно бы сделано вручную, не штамповка, сделано неумело – это видно по внутренней стороне отделки, но – очень красиво… Я помню, что не стала его надевать, как будто что-то мешало мне сделать это. Да, оно моё, но вместе с тем – не для того, чтобы его носить: оно как некий символ чего-то… Ты отдал мне его не чтобы носить, а чтобы хранить. И я храню его – как мечту, как воспоминание – в своём сердце.

Говорят, память сердца сроков давности не имеет. Возможно, это действительно так, иногда я соглашаюсь с этой мыслью. В повседневной череде наших будней яркие воспоминания и образные думки о прошлом часто всплывают из подсознания, продолжая существовать и влияя порой на настоящее, причём всякий раз по-новому, словно где-то в ином измерении в свою очередь тоже растут и меняются. И это удивительно, хотя иногда и кажется естественным. Но… какой толк в постоянном прокручивании про себя прошлого, непрестанно восстанавливая связную картину своей жизни? – трудно сказать… Со временем я стала делать это реже, стараясь жить настоящим, но ведь без прошлого нет будущего: прошлое лепит настоящее, закладывая основы будущего, и с этим не поспорить и ничего не поделать. Остаётся принять это как данность и просто жить дальше.

* * *

…Услышать бы твой голос!

Помнишь, мы с тобой читали и обсуждали где-то раздобытую твоим другом копию послания, якобы найденного в Балтиморе в 1962 году в одной старой церкви? Ты ещё говорил, что это «как на приёме у психолога: “найдите мир в душе”, и это, конечно, хорошо, но – как его найти?» Там есть удивительные фразы, например: «Вы – дитя мироздания не меньше, чем деревья и звёзды: вы имеете право быть здесь. И пусть это для вас очевидно или нет, но мир идёт так, как он должен идти». Или вот, другая: «В сравнении с пустотой и разочарованием любовь так же вечна, как трава». Или вот эта: «Со всеми коварствами, однообразными трудами и разбитыми мечтами мир всё-таки прекрасен. Будьте к нему внимательны».

Все эти слова способны помочь, поддержать потерянного в житейской суете человека. Всё меняется, но ничто не уходит. Всё хранится внутри нас, может быть, это и хорошо. И потом, что такое счастье? – это состояние души. Оно ведь посещает каждого, хотя бы иногда! А постоянно быть счастливым, мне кажется, невозможно. Значит, эти мгновения, эти жизненные отрезки и есть то, ради чего мы живём. В такие моменты ощущается прилив сил, хочется что-то делать, чтобы как можно дольше сохранить это ощущение внутри себя; главное, понимаю, – не останавливаться, не замирать. И часто думаю о тебе, ты в некотором роде ассоциируешься с этим состоянием как часть совокупности светлых и прекрасных чувств, живущих внутри меня, как важный жизненный отрезок, наполненный ими, снискавший ныне иные формы и образы, в которых я сумела обрести спокойствие и мир в душе. Ведь внутреннее состояние и ощущение себя обмануть трудно.

Вспоминаю первую нашу поездку на дачу к твоим родителям. Когда ты предложил мне это, первой моей молчаливой реакцией было желание отказаться: я понимала, что буду страшно волноваться и не смогу в таком состоянии, как мне казалось, быть адекватной. Но, конечно, я не подала виду и согласилась. Это событие казалось мне действом планетарного масштаба (вспоминаю и улыбаюсь тем своим переживаниям!), мне хотелось держать лицо и быть на высоте.