Цитаты из книги «У войны не женское лицо»

главное — теплота и ясность жизни: оставленный чубчик вместо кос, горячие котлы каши и супа, которые некому есть — из ста человек вернулось после боя семь; или то, как не могли ходить после войны на базар и смотреть на красные мясные ряды… Даже на красный ситец…

Бинты трофейные… У меня было настоящее свадебное платье! Сохранилась фотография: я в этом платье и в сапогах, но сапог не видно, это я помню, что была в сапогах. А поясок я схимичила из старой пилотки… Отличный поясок. Но что это я… За свое… Муж приказал про любовь ни слова, ни-ни, а рассказывать про войну. Он у меня строгий. По карте учил… Два дня меня учил, где какой фронт стоял… Где наша часть… Я сейчас возьму, я за ним записала. Прочитаю… Что ты смеешься? Ой, как хорошо ты смеешься. Я тоже смеялась… Ну какой из меня историк! Я лучше фотографию, где я в платье из бинтов, покажу. Я так себе там нравлюсь… В белом платье…»

Идем… Человек двести девушек, а сзади человек двести мужчин. Жара стоит. Марш-бросок — тридцать километров. Тридцать! Мы идём, а после нас красные пятна на песке… Следы красные… Ну, дела эти… Наши… Как ты тут что спрячешь? Солдаты идут следом и делают вид, что ничего не замечают… Не смотрят под ноги… Брюки на нас засыхали, как из стекла становились. Резали. Там раны были, и все время слышался запах крови. Нам же ничего не выдавали… Мы сторожили: когда солдаты повесят на кустах свои рубашки. Пару штук стащим…

«Ты спрашиваешь, что на войне самое страшное? Ждешь от меня… Я знаю, чего ты ждешь… Думаешь: я отвечу: самое страшное на войне — смерть. Умереть. Ну, так? Знаю я вашего брата… Журналистские штучки… Ха-ха-а-а… Почему не смеешься? А? А я другое скажу… Самое страшное для меня на вой­не — носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то… Я не выражусь… Ну, во-первых, очень некрасиво… Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы.

«После войны… Человеческая жизнь ничего не стоила. Дам один пример… Еду после работы в автобусе, вдруг начались крики: “Держите вора! Держите вора! Моя сумочка…”. Автобус остановился… Сразу — толкучка. Молодой офицер выводит на улицу мальчишку, кладет его руку себе на колено и — бах! ломает ее пополам. Вскакивает назад… И мы едем… Никто не заступился за мальчишку, не позвал милиционера. Не вызвали врача. А у офицера вся грудь в боевых наградах… Я стала выходить на своей остановке, он соскочил и подал мне руку: “Проходите, девушка…”. Такой галантный… Это я сейчас вспомнила… А тогда мы все еще были военными людьми, жили по законам военного времени. Разве они человеческие?» -

Как страшно иметь одного ребенка. Как глупо… Вот мы сейч

Я клялась себе, что, если выживу, не подойду к болоту, я его больше видеть не могу.

Вместо наркоза — бутылка самогонки.

Мама моя так говорила: как помру, не знаю, что с душой будет, а руки — так отдохнут.

гда человек умирает, он всегда