нежности. – И все-таки, – продолжал он, – было бы лучше, если бы я выдал всех нас в первую же минуту, чем если бы теперь, здесь, когда вокруг нет свидетелей и меня ничто не останавливает, причинил тебе вред.Ничто человеческое не чуждо и мне, поэтому я не удержалась и спросила:– Почему? – Изабелла… – Он старательно выговорил мое полное имя, потом шутливо взъерошил мне волосы свободной рукой. От этого легкого прикосновения меня охватил трепет. – Белла, я перестал бы уважать себя, если бы когда-нибудь навредил тебе. Ты не представляешь, как это мучает меня. – Он вновь смутился и опустил голову. – Как подумаю, что ты лежишь неподвижная, белая, холодная… и больше я никогда не увижу, как ты за