Глава 1

– Ну чё ты такая неласковая? Я ж по-хорошему…

Петька бесцеремонно притянул меня к себе и скользнул губами по плечу. Вернее попытался скользнуть, но, получив решительный отпор, слегка озадачился. Правда, хватило ненадолго. Пара мгновений, и его быдловатая наглость плеснула с удвоенной силой. Он снова обхватил меня за талию и рванул к себе, противно нашёптывая куда-то в шею:

– Светуль… Светик… Свето́-о-очек…

От него воняло куревом и дорогим парфюмом, по разгоряченным душной ночью и пивом виска́м медленно ползли капли пота. Я пихнула его локтем и в который раз за последние два часа сдвинулась в сторону. Машка покорно потеснилась, одарив при этом Петьку таким взглядом, что будь он хоть чуточку адекватнее – сквозь землю провалился бы. Но Петьке было пофиг. Поправив прядь за моим ухом, он выждал пару минут и… снова придвинулся. Машка раздражённо цокнула:

– Свет, я уже на одной половинке сижу. Всё, мне некуда больше отползать! Может, пошли по домам?

Я замешкалась на мгновенье и едва заметно мотнула головой:

– Не, давай ещё посидим.

Машка фыркнула и обречённо упёрлась лбом в ладонь. Ещё немного – и психанёт! Пожалуй, можно бы и встать – пойти прогуляться или, например, пересесть на бревно, чуть поодаль, туда, где бренчал на гитаре Стас из четырнадцатого квартала… Но как я могла уйти, если через стол напротив сидел ОН?

***

Новенькие красивые шестнадцатиэтажки выросли на этом участке всего каких-то восемь лет назад. Их строили сразу комплексом из двенадцати домов – четыре просторных квадратных двора, аккуратно связанные между собой тротуарами. А до этого здесь был частный сектор. Удивительное дело: справа через дорогу – высотки, которым уже, наверное, лет по сорок, слева детский сад, а за ним такие же бетонные уродцы. Да и вообще, куда ни глянь – цивилизация… И вдруг – частный сектор! Это место все жители нашего района называли не иначе как «Простоквашино»

Здесь орали по утрам петухи, гоготали гуси, бродили флегматичные козы… По весне здесь буйно цвели, заставляя прохожих вздыхать от необъяснимого счастья, абрикосы, вишни и сирень. Отсюда летними вечерами томно тянуло банным дымком и навозом. Настоящий сельский заповедник в городской черте! Неудивительно, что молодёжь из бетонных кварталов предпочитала гулять ночами именно по тёмным улочкам странной деревушки, обжиматься под калиновыми кустами и подстилать на брёвна для посиделок мягкие лопуховые листья.

Однако город взял своё. Простоквашино сровняли с землёй, расковыряли котлованами, занозили сваями, устелили дорогами и тротуарами. Очень быстро, в какие-то два года, частный сектор превратился в молодые, сияющие свежей облицовкой каменные джунгли. И, казалось бы, конец романтике… Но в одном из новоявленных дворов, как чудо, как протест, как воля к жизни и памятник былому – сохранилась старая раскидистая груша! И будто паломники на Святую землю, к этой груше потянулась молодёжь, привыкшая гулять по Простоквашино.

За восемь лет сменилось не одно поколение. Те, кто первыми открыли это место – уже гуляли под грушей со своими детьми. Те, кто гуляли здесь, будучи детьми, – приходили теперь по ночам, чтобы бросать друг на друга осторожные взгляды и вздыхать от любовных мук.

Груша по-прежнему оставалась местом притяжения. Сюда шли за последними новостями, здесь назначали свидания, играли в картишки, бренчали на гитарах, отмечали маленькие и большие праздники. Жители окрестных домов давно уже не вызывали по ночам милицию, а у тусовщиков царило негласное правило – если жильцы просят потише, значит, надо потише.

Но, несмотря на то, что жила я в соседнем дворе, ночные гуляния под грушей долго оставалась для меня недосягаемой мечтой, потому что родители считали, что главное – это школа. Так что всё, что я могла – это найти предлог пройтись в сумерках мимо заветного места, прислушиваясь к доносящимся оттуда смеху, игривым повизгиваниям девчат и музыке.

Но в этом году я наконец-то закончила одиннадцатый класс, и папа сдался.

Машка, моя соседка по подъезду, тусила здесь уже третий год, всех знала и часто, сидя рядом со мной, комментировала кто из ребят с какого квартала, кто с кем гуляет сейчас и с кем гулял до этого.

Но и она озадачилась, когда сюда впервые пришёл Димка.

***

– Э, не жульничать! – Димка прикрыл карточный веер свободной ладонью и со смехом отклонился назад, уворачиваясь от назойливого взгляда Анжелки. – Так, дон Пе́дро, поменяйся-ка местами с этой красоткой, она, кажется, теряет контроль. Скоро на голову мне залезет, а я же не железный, в конце-то концов!

Под общий хохот Анжелка игриво обняла Димку и, будто пытаясь заглянуть в его карты, прижалась щекой к оголёному плечу, схватила за руки. Руки, к слову сказать, у него были рабочие – крепкие, слегка ободранные на костяшках пальцы, широкие, перевитые напряжёнными жилами кисти. Местами темнели намертво въевшиеся в кожу тёмные пятна мазута, а может масла или ещё чего-то такого, с чем имеют дело только настоящие мужчины. Автосервис, что может быть мужественнее? – казалось мне тогда и, честно сказать, я и сама готова была строить из себя дурочку, лишь бы вот так же трогать Димкины руки и прижиматься к его голому торсу.

Да, кстати, играли на раздевание. Это было очень смешно – Димка так уморительно комментировал каждый вынутый из своих кроссовок шнурок, с таким наигранным трагизмом возмущался, когда кто-то из девчат снимал вместо майки цепочку или серёжки! До крайностей не доходили, конечно, всё-таки компания у нас была приличная. Обычно тот, кто не хотел больше ничего снимать, сдавался и получал десять щелбанов от победителя. И всё же сама суть игры раззадоривала, побуждала к флирту и заставляла завистливо улыбаться каждый раз, когда кто-то проигрывал.

Я не играла – стеснялась, но страстно хотела бы оказаться на месте Анжелки или Наташки, или Ленки… Да кого угодно! Девчата вились вокруг Димки, как осы над арбузом, и наверняка вздыхали потом до утра, вспоминая его открытый смех и пытливый серый взгляд из-под лукаво приподнятой брови. И я не была исключением.

– Ага! – торжествующе взвизгнула Анжелка и покрыла Димкиного туза козырным валетом. – Сдавайтесь, сударь! И немедля пожалуйте сюда свой лоб!

Она оттянула два длинных пальчика, готовясь надавать Димке щелбанов, но тот патетично вознёс руку и, придав голосу гнусавой хрипотцы, воскликнул:

– Тысяча чертей, сударыня! Но у меня ведь ещё есть штаны!

Под общий хохот и улюлюканье он выбрался из-за стола и, изобразив для начала стриптизёра – этакого утрированно корявого и неумелого, хотя фигурой мог бы дать фору любому красавчику – стянул джинсы, оставшись в чёрных трусах-боксерах.

– Дон Педро, проследи-ка!

Петька сграбастал из его рук аккуратно свёрнутые джинсы и положил на стол перед собой, поверх давно уже снятых кроссовок и футболки.

***

Они появились «под Грушей» в середине июня. Многие тусовщики-парни сразу признали Димкин чёрный «BMW» и были несказанно удивлены его визиту.

– Надо развеяться, а у вас тут девок вон сколько! – с нагловатой ухмылкой пошутил «дон Педро», двоюродный брат Димки, и, окинув компанию придирчивым взглядом, почему-то решил взяться именно за меня.

Он не давал мне проходу. Придумывал ласкательные прозвища, зажимал, пытаясь потискать, громогласно ржал над собственными шутками и безапелляционно заявлял, что как только мне стукнет восемнадцать – сразу же украдёт меня в свой гарем. Братья влились в компанию так быстро и просто, словно были здесь всегда. Поначалу парни из тусовки почему-то заговаривали с Димкой исключительно на автомобильные темы, но он всегда переводил их вопросы в шутку, направлял беседу в другое русло, и, в конце концов, к середине июля уже стал «своим в доску»

Мажористому, неизменно одетому в фирменное новьё Петьке было лет двадцать – двадцать два. Какая у него фамилия, чем он занимается, где учится или работает – никто не знал, да и не интересовался этим.

Дмитрию Ма́зикову минувшей зимой стукнуло двадцать три, он с четырнадцати лет работал у отца в автосервисе, потом служил в авторемонтной роте, а вернувшись из армии, примерно через год, открыл своё дело и успел уже заработать славу мастера – золотые руки. У него есть немецкая овчарка и обязательный  утренний ритуал – пробежка и упражнения на турнике, а живёт он в съёмной квартире где-то на улице Пролетарской… Обо всём этом мне рассказывала Машка – и откуда только она умудрялась доставать информацию? Впрочем, скоро стало понятно, что не только Машка интересуется биографией Димки – многие девчонки из тусовки были не прочь посплетничать о нём.

И вот однажды «разведка» донесла, что у вожделенного красавчика, оказывается, есть девушка, что она из богатой семьи, и, на самом-то деле, открытие автосервиса спонсировал Димке её папа. Говорили, что уже идёт речь о свадьбе, и она состоялась бы этим летом, если бы невеста не уехала на пару месяцев в Англию, подтягивать разговорный инглиш.

И сразу всё сразу встало на свои места! Девушка уехала, парень заскучал. Чего уж тут непонятного? Развлекается, как может и, между прочим, в отличие от своего самовлюблённого братца, держится вполне достойно – общается со всеми одинаково, не уделяя кому-то особого внимания. Одинаково одаривает девчат комплиментами, одинаково игриво отвечает на их лёгкий флирт, одинаково спокойно отвергает назойливые попытки стать ближе…

***

– Играем дальше? – возбуждённо воскликнула Анжелка и сгребла со стола карты.

– Ну, как бы… – Димка развёл руками, демонстрируя всего себя. – Если я сниму ещё и трусы, то, боюсь, простыну, заболею и умру. А у меня есть ещё планы на эту жизнь, а у жизни – на меня, так что…

Чёрные боксеры подчёркивали его загорелое, стройное тело – рельефные, но не перекачанные мышцы груди и живота, широкие, сильные