Мать будет продолжать любить своего ребенка, даже если он пьёт, ворует, пропадает месяцами неизвестно где, приходит домой весь в блевотине, плюёт ей в лицо и ругается матерными словами, и даже если он кого-то убил.
Это всё причиняет ей сильнейшие морально-нравственные страдания – но она продолжает его, как ненормальная, любить.
Хорошо, в конце концов, она просто женщина, обычный человек: может не выдержать и, как это в романах: проклясть его, отречься. Проклинаю, дескать, не сын ты мне больше!
Бог ни разу не отрекся ни от одного человека.
Он бесконечно терпелив.
Бог не прокурор. Он не определяет провинившихся людей в ад, в наказание за грехи, – эти люди сами, по своей свободной воле, уходят во зловонную внешнюю темноту. Чем человек жил до своей кончины, тем он и будет жить после смерти – только исправить уже ничего будет нельзя, потому что исправлялка-то уже отсохла и гниёт в могиле.
Если человек жил ненавистью к Богу и людям, то после смерти у него не будет ни Бога, ни людей, а только одна голая вселенская ненависть, сконцентрированная в бесконечно малой точке.
Потому что все величины, отличные от бесконечно малого, гниют в могиле.
Если человек всю жизнь молился, постился, слушал радио “Радонеж” и презирал тех, кто этого не делает – то за гробом у него уже не будет чем молиться (речевой аппарат сгнил в могиле вместе с речевым центром мозга), чем поститься (желудок сгнил в могиле), чем слушать радио “Радонеж” (уши сгнили в могиле, да и радио “Радонеж” не ловится). Останется одно только голое, освобождённое от подробностей, презрение – и скрежет зубовный. Зубы не гниют.
Бог смотрит на это и плачет.
Потому что Он ничего не может с этим поделать.