Цитаты из книг автора «Станислав Сенькин»

Профессиональный верующий – всегда лицемер.

Потому что Его всемогущество кончается там, где начинается свобода человеческой воли. Или представим себе, что ты находишься в пустой комнате с единственным источником света. Если ты отворачиваешься от него – то ты не видишь ничего, кроме своей тени на стене. Это происходит не потому, что источник тебя “наказывает” – а потому, что ты сам от него отвернулся. Наука и религия! Оптика и этика. Ада, как его малюют, вообще нет, он разрушен. На его месте – пустота и тьма. Когда Христос умер на Кресте, он спустился во ад и засветил его, как фотопленку…»

Мать будет продолжать любить своего ребенка, даже если он пьёт, ворует, пропадает месяцами неизвестно где, приходит домой весь в блевотине, плюёт ей в лицо и ругается матерными словами, и даже если он кого-то убил. Это всё причиняет ей сильнейшие морально-нравственные страдания – но она продолжает его, как ненормальная, любить. Хорошо, в конце концов, она просто женщина, обычный человек: может не выдержать и, как это в романах: проклясть его, отречься. Проклинаю, дескать, не сын ты мне больше! Бог ни разу не отрекся ни от одного человека. Он бесконечно терпелив. Бог не прокурор. Он не определяет провинившихся людей в ад, в наказание за грехи, – эти люди сами, по своей свободной воле, уходят во зловонную внешнюю темноту. Чем человек жил до своей кончины, тем он и будет жить после смерти – только исправить уже ничего будет нельзя, потому что исправлялка-то уже отсохла и гниёт в могиле. Если человек жил ненавистью к Богу и людям, то после смерти у него не будет ни Бога, ни людей, а только одна голая вселенская ненависть, сконцентрированная в бесконечно малой точке. Потому что все величины, отличные от бесконечно малого, гниют в могиле. Если человек всю жизнь молился, постился, слушал радио “Радонеж” и презирал тех, кто этого не делает – то за гробом у него уже не будет чем молиться (речевой аппарат сгнил в могиле вместе с речевым центром мозга), чем поститься (желудок сгнил в могиле), чем слушать радио “Радонеж” (уши сгнили в могиле, да и радио “Радонеж” не ловится). Останется одно только голое, освобождённое от подробностей, презрение – и скрежет зубовный. Зубы не гниют. Бог смотрит на это и плачет. Потому что Он ничего не может с этим поделать.

Бог каждый час, каждую минуту и секунду разговаривает с нами языком символов. Символом же самого Творца на земле является солнце, чей животворящий свет пробуждает остывшую кровь, обновляет любовь и отгоняет мрак. И сказал я: «Ныне начал я понимать: эта перемена – от десницы Всевышнего». Вспоминались слова церковнославянского языка, которому учила меня мать. И эти слова странным образом возрождали мою душу, тончайшую ткань ее.

«Легко спуститься в ад, ночью и днём раскрыты двери царства мёртвых. Но вернуться по собственным следам к дневному ветерку – тяжкое испытание».

Атеист Лондон в болезни принимал морфий и умер от передозировки, потому что для него предсмертные страдания не имели никакого смысла. Но мой верующий отец сам отказался от морфия, потому что принял предсмертные страдания осознанно, потому что знал, что так Бог преуготовляет его для вечной жизни. И, как говорил отец Олег, батюшка вспоминал в этих болях и обо мне, страждущем, хотя я сам отнёсся к его болезни более, чем легкомысленно.

Его душа и тело шли рядом и всё же порознь – такой тонкой стала связывающая их нить… Он уже не ощущал боли. Желудок и нервы словно дремали. Однако жизнь, ещё теплившаяся в нём, гнала его вперёд. Он очень устал, но жизнь в нём не хотела гибнуть».

Ведь такова жизнь, суетная и скоропреходящая. Только жизнь заставляет страдать. Умереть не больно. Умереть – уснуть. Смерть – это значит конец, покой. Почему же ему не хочется умирать?..»

Это выглядит самоубийством, но не есть ли вся жизнь – самоубийство для того, кто не верит в вечность?

«я» в значении «эго», посвящая себя служению людям и Богу, полностью растворяясь в этом служении, человек обретает самого себя и обретает единство с Богочеловеком, Тем, Которому уже не страшна смерть, потому что Он победил её на Кресте.