– Откуда у тебя взялась эта концепция ущербного Бога? – спросил он вдруг, не отрывая глаз от залитой сиянием пустыни.
– Не знаю. Она показалась мне очень, очень верной. Это единственный Бог, в которого я был бы склонен поверить, чья мука не есть искупление, никого не спасает, ничему не служит, она просто есть.