— Ну-ну, посмотрим, может ли один из персонажей заменить одного из авторов... :)

Сергей Лукьяненко:

Настоящим и будущим детям и внукам

Предисловие.
О том, как мы замечаем разные странности и приступаем к спасению мира. И про гигантские глыбы льда

В тот вечер мы со Стасом отправились в кино на очередного «Терминатора». То, что на афише была приписка: «новая версия», беспокойства у нас не вызвало. Мало ли какие теперь бывают версии – то режиссерская, то «от Гоблина», то еще какая-нибудь. Новая так новая. Всяко лучше, чем старая.

Что Шварценеггера не будет, это мы заранее поняли, все-таки губернатор, не дело ему по экрану с берданкой скакать. Но мы думали, хотя бы терминаторша из третьей серии будет. Она, не смотрите что робот, девица хоть куда. При этом еще и ногами, и руками дерется, только шум стоит.

Но нет. Терминаторши тоже не было. А прилетел из будущего на этот раз какой-то пацан лет десяти. Хотя, конечно, и жидкометаллический. Но вместо того чтобы всех мочить, как давай он изо всех сил со всеми дружить, старушек через дорогу переводить и подбирать бездомных собачек...

Мы со Стасом смотрели на все это безобразие, выпучив глаза.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил он меня на ухо.

– Это какой-то хитрый ход, – догадался я. – Сначала он будет хороший, хороший, а потом всех котят передушит и покажет всем, где раки зимуют.

– Точно, – успокоился Стас. И мы стали смотреть дальше.

Но вот уже полфильма прошло, даже больше, а ничего не изменилось. Малец этот всем помогает и нотации читает. Просто достал.

Наконец о том, что прибыл новый терминатор, узнал Джон Коннор и сообщил об этом своей матушке Саре в психбольницу. Где ж ей еще быть? Та, конечно, сразу сбежала, нашла этого пацаненка и хотела его на каком-то заводе расплющить огромным прессом.

Вот это была правильная идея! Единственная правильная за весь фильм. Но не тут-то было! Пацаненок подарил Саре букетик незабудок и напомнил, что когда-то и ее сын тоже был таким же маленьким, как он. И повернуть рубильник у этой дуры не поднялась рука. Вот так вот.

Да-да, тут еще можно было думать, что хитрый ход продолжается, хотя и подзатянут... Но слушайте дальше! Когда Сара пошла на завод, она оставила Джона на стреме у входа – вдруг полиция или еще чего... И когда оттуда вышел этот маленький терминатор – целый и невредимый, Джон сразу решил, что мамочке его крышка, и пальнул в мальца из гранатомета. Да промазал.

Но зоркий глаз юного терминатора засек вылетевшую из ствола гранату, высчитал траекторию и установил, что она мчится прямиком в серого котенка, который жмется у входа в цех. И тогда он прыгнул навстречу гранате и закрыл котенка своей грудью.

Шарахнуло, котенок юркнул в здание, а пацана разорвало на несколько кусочков жидкого металла. И каждый из этих кусочков слился в нового пацана, только поменьше, и теперь их получилась целая орава – штук семь, но совсем уже маленьких, годика по два.

И все они стали хныкать, хлюпать носами и просить Джона: «Дяденька, дяденька, мы хотим домой...», «Дяденька, а где киса? Она хорошая...», «Дяденька, зачем ты в нас стреляешь, ты же добрый?..»

Тут Джона слеза прошибла, бросил он свое орудие, сел на землю и ревет. А жидкокристаллические детки вокруг него в кружок сбились, и ну его по головке гладить да конфеты в рот пихать, откуда только взяли. А тут и Сара с завода вышла, с букетиком.

Джон ее как увидел, так от удивления онемел. А она его обняла, детки-терминаторы завели вокруг хоровод, и все вместе грянули песенку. А переводчик загундосил:

 
– Будь и ты послушным, тихим,
Не дерись и не буянь,
Быть агрессором, ребята,
Это просто божья срань...
 

Я понял, что это конец фильма, и чуть не заорал: «Гады, верните деньги!» Хотя не в деньгах, конечно, дело...

Я посмотрел на Стаса, а у того аж зрачки позеленели и кулаки сжаты, будто он сейчас в экран влезет и отметелит всех этих терминаторов-беби вместе с Джоном, Сарой, режиссером, оператором и всей съемочной группой.

Тут под какую-то очень знакомую попсовую песенку на английском языке пошли титры, и в зале стал медленно загораться свет. Мы огляделись по сторонам и не поверили своим глазам. Лица у всех были довольные, счастливые, кое-кто даже подпевал. Да что ж это происходит-то, а?!

Пока по экрану шли титры, мы выползли на свежий воздух, перешли через дорогу и уселись на лавочку в небольшой аллейке. Я ожидал, что Стас начнет возмущаться, но вместо этого он сказал:

– Костя, а ты не заметил, что с людьми вокруг нас вообще что-то не то в последнее время делается?

– Нет, – признался я. – Например?

– Ну... Я вчера в церкви был. Там один батюшка проповедь читал. Рассказывал, какие замечательные братья наши во Христе – католики.

Я присвистнул и сказал:

– Ни фига себе!

– Вот-вот, – кивнул Стас. – Прямо «глобальное подобрение» какое-то.

– Ну, глобальное оно или не глобальное, это еще рано говорить. Но что-то такое происходит, это факт.

– Да, надо внимательнее понаблюдать, – согласился Стас. – Усилить, так сказать, бдительность.

Только он это произнес, как из кустов к нашей скамеечке вышла толпа, человек десять, и окружила нас. Была уже почти ночь, но рядом на столбе светил фонарь, и мы отчетливо видели спортивные штаны с полосками, хмурые рожи и бритые головы.

– Закурить есть? – спросил тип, больше остальных похожий на гориллу.

– Нет, – сказал я, морально готовясь к драке. Драться я не люблю, но с детства знаю: в такой ситуации на жалость давить бесполезно.

– Не курим, – вякнул Стас. Вот же болван, сразу дал повод для наезда: «Спортсмены, что ли? А давай посмотрим, кто здоровее...»

– Не курите? – переспросил гориллоподобный и сплюнул. – Ну и правильно. Вредно это. А чего вы тут сидите-то?

«На нашей скамейке», – продолжил я про себя.

– Христос сидел и нам велел, – заявил Стас.

– Где это он сидел? – удивился тип. – Он же вроде висел.

– Тебя не спросил! – продолжал наглеть Стас. – Что вы к нам пристали? Хотим и сидим!

– А-а, – протянул гориллоподобный. – Ну, тогда другое дело, раз хотите. А то, может, по темноте идти боитесь. Может, до дому вас проводить? С нами не обидят.

У меня аж челюсть отвисла. Или он так шутит?

– Не надо нас провожать! – заорал Стас. Перенервничал, видно. – Смотрите, чтобы вас самих не обидели!

– Нас-то? – хохотнул гориллоподобный, и вся компания загоготала. – Кто ж нас обидит? Люди-то все добрые вокруг... Ну ладно. Не хотите – не надо. – Он снова сплюнул. – Пойдем мы тогда, поищем, кому другому помочь.

Тимуровцы!.. Вся стая, шаркая ногами, двинулась прочь по аллейке, а мы со Стасом переглянулись. Стало окончательно ясно, что глобальное подобрение наступает по всем фронтам.

* * *

Домой мы пришли поздно, папа с мамой уже легли, и мы тоже сразу завалились спать. О происходящем больше не говорили, потому что, кажется, оба чувствовали: грядут большие перемены. Но говорить пока не о чем, надо понаблюдать. Было тревожно, но лично мне это ощущение даже нравилось. Пять лет мы жили без приключений. А это, знаете ли, довольно скучно.

Я лежал и вспоминал о том, что изменилось в нашей жизни за эти годы, словно прощаясь с этим спокойным, но сереньким временем. Мама ушла из музея и организовала косметический салон «Нефертити». Слоган ему Стас придумал: «Не ищите целлюлит у мумий». А все потому, что в музее ей стало нечего делать: все мумии продали в частную коллекцию какой-то странной египетской личности. Почему странной? А вот вам нужна мумия, чтобы стояла в углу спальни и радовала взгляд вам и вашей девушке?..

Папа перестал искать следы инопланетян и древних цивилизаций, потому что один раз уже нашел, потому что упорный. Зато теперь он увлекается аномальными явлениями, лозоходством, целительством и еще черт знает чем. Периодически обнаруживает в себе всякие паранормальные способности, а по всем углам квартиры валяются разные энергетические рамки и номера газеты «Голос Вселенной». Я, бывает, ее тоже почитываю, а вот Стас терпеть не может, он ведь у нас теперь великий христианин и даже собирается после школы в семинарию.

А я пока не придумал, куда собираюсь. Не определился. Вот, пожалуй, и все наши новости. Не густо, согласен.

Проснувшись, я сразу подумал: что-то не так. А потом понял что. Я проснулся сам, хотя сегодня – будний день. Времени уже до фига, а папа с мамой перед уходом на работу нас почему-то не разбудили. Пожалели? Неужели тоже добренькими стали? Я растолкал Стаса и поделился с ним своими подозрениями.

– Боюсь, ты прав, – сказал он. – Давай-ка посмотрим, что в мире творится.

Он сел на кровати и щелкнул пультом телевизора. По Первому каналу шел клип Леокадии, и Стас немножко полюбовался на то, как она двигается. Да, классная. И голос приятный. Песни вот только идиотские.

– Давай, давай дальше, – поторопил я.

На Втором шли новости. Очень интересные новости. Диктор рассказывал, что отныне израильтяне и палестинцы – друзья навек, и показывали сцены их братания... Мы дождались следующего сюжета. Он был о том, что Гарлем в Нью-Йорке признан районом образцового поведения...

– Ужас, – сказал Стас и вырубил телик. – Да, у них-то это еще раньше началось: вон какого «Терминатора» сделали. А еще раньше – негра в президенты выбрали.

– Нет, но это же хорошо, – возразил я неуверенно, – ни войн, ни преступности теперь не будет...

– Дурак ты, – отозвался Стас. – К добру люди должны приходить сами, по собственной воле. А это не доброта, а болезнь какая-то заразная получается.

– Думаешь?

– Да факт! Они заболели, а мы – пока нет.

– А вот это, между прочим, не факт, – заметил я. – С чего ты решил? Вдруг ты уже тоже стал добреньким?

– Почему я?! А ты?

– Я – нормальный.

– А чем докажешь?

– Ну, могу, например, дать тебе в лоб прямо сейчас. А ты смог бы?

Не успел я это произнести, как получил такую затрещину, что искры из глаз посыпались.

– Ах ты гад! – замахнулся я, но Стас отпрыгнул, встал в стойку киба-дачи и быстро сказал:

– Это был научный эксперимент. И хватит об этом. Мы уже прекрасно убедились в том, что мы не изменились. Ты агрессивен, это очевидно. Этого вполне достаточно!

Но я уже и без него остыл.

– Ладно! – махнул я рукой. – Мы оба нормальные, это факт. Пойдем-ка на улицу, на людей посмотрим...

Мы быстро оделись и вышли. Народ по тротуару двигался как-то сонно и вяло. И машины тоже.

– Все ясно, – сказал Стас. – Знаешь, сколько людей ежечасно в ДТП гибнет?

Мы свернули за угол и обнаружили возле мини-маркета небольшую толпу. Тут народ часто тусуется, выпивает. Но сегодня здесь было особенно шумно, как будто люди собрались на митинг. И по всему было видно, что они – нормальные. Разговор был на самую что ни на есть актуальную тему, потому мы примолкли и стали слушать.

– ...Я с такой бабой жить не согласен! – говорил один пролетарского вида товарищ. – Раньше была баба как баба. Настоящая! Приду домой пьяный, она на меня наорет, да еще и скалкой в глаз заедет. А теперь что? Сама мне спирт в аптеке покупает! Лекарство, говорит. Позор, да и только...

– И чего тебе не нравится? – встрял другой, слегка припухший.

– Как это? – удивился первый. – Непорядок. Всякий характер человек потерял. Не женщина, а кукла какая-то!

– Ну, это еще ладно, – заявил припухший. – Вот на работе у меня что делается, это да! Атас просто. Я на птицефабрике тружусь. Трудился... Накрылась моя работа, ядрить вашу мать, третий день уже пью, поминаю.

– Что, никто кур резать не хочет? – догадливо прищурился пролетарий.

– Хуже! – сморщился припухший. – Они их, понимаешь, на волю выпустили! Директор самолично плакат нарисовал: «Свободу пернатым!» Эти чокнутые с ним по фабрике прошли и все клетки открыли. Я им объясняю: это же не чайки, ядрить вашу мать, куры это! Они ж все равно передохнут на воле, только зазря! Нет, им хоть кол на голове теши. Это их личное право, говорят. Всех повыпускали!

– Может, это птичий грипп на людей перекинулся? – крепко обняв сумку, предположила пожилая женщина.

– Да не! – выкрикнул кто-то. – Я слыхал, это комары какие-то народ покусали.

– Какие комары?! – вклинился в беседу смуглый, по-военному подтянутый мужчина. – Теракт это! Враги воду отравили. Они ж нас, добреньких, голыми руками теперь возьмут!

– А если в кране нет воды, значит, выпили, простите, жиды? – задал риторический вопрос дяденька интеллигентного, но потрепанного вида. – Это, смею вас заверить, откровеннейшая демагогия! Если бы дело было в воде, тогда почему беда не коснулась нас с вами? Меня, например?

– А ты, профессор, когда в последний раз воду-то пил?! – возразил «офицер».

Интеллигент смущенно взъерошил волосы, но не отступил:

– Вода, с вашего позволения, содержится в любых напитках!

– Оно, конечно, так! – вмешался пролетарий. – Однако сдается мне, алкоголь эту заразу убивает. Я вот, например, безалкогольных напитков не пью уже лет сорок и, как видишь, человеком остался.

– И я воду не пью... И я! – загомонили вокруг. – А я и пиво-то редко...

– Что ж, ваша гипотеза кажется вполне жизнеспособной, – признал интеллигент. – Вот только чем вы, любезнейший, докажете, что вас действительно не коснулось это... Э-э-э... – Он запнулся, пытаясь найти подходящее слово.

– Подобрение, – подсказал Стас.

– Вот-вот! Подобрение! Спасибо за термин, молодой человек.

– Получи доказательство! – рявкнул пролетарий и так влепил ему в ухо, что тот едва не свалился с ног. Но удержался, резко принял боксерскую стойку и стал подскакивать, как какой-то неадекватный Тайсон. Пролетарий удивился, опустил руки и тут же получил в глаз. И они стали мутузить друг друга так, что только перья в стороны полетели. Народ, окружив дерущихся, азартно болел. Видно, здорово уже по агрессии люди соскучились.

– Прямо как мы с тобой, – заметил Стас. – Такие же придурки.

– Ну а как по-другому проверишь? – заступился я.

В самый разгар потасовки у меня из кармана запел голосок Леокадии: «Кис-кис, брысь, кис-кис, мяу...» Только вчера этот рингтон себе закачал.

– Алле?! – крикнул я в трубку, прикрыв ее рукой, уж очень народ шумел.

– Костик, – услышал я мамин голос. – Вы проснулись?

– Да, конечно, – говоря, я немножко отошел в сторону. – А чего это вы нас не разбудили?

– Ну... – смутилась мама. – Жалко было... Чем занимаетесь?

– Да так, ничем. Отдыхаем.

– А, ну молодцы. Отдыхайте. Я к обеду домой вернусь, что-нибудь вкусненькое приготовлю. Хухры-мухры^[1]?

Та-ак... Совсем с ней плохо. Она с нами по-древнеегипетски пять лет не разговаривала.

– Хухер-мухер, ардажер^[2], – ответил я таким голосом, каким беседуют с тяжелобольными, и отключился.

А когда сунул мобильник в карман и вернулся, то оказалось, что все кардинально изменилось. Пролетарий и интеллигент стояли, смущенно потупившись, а люди в окружавшей их толпе ласково улыбались друг другу.

– Вот теперь верю, теперь мы – нормальные, это уж точно, – сказал пролетарий.

– Как славно! – воскликнул интеллигент. – Как все-таки славно, что мы смогли избавиться от разъедавшей наши души вражды! А ведь еще минуту назад мы готовы были нанести друг другу самые тяжкие телесные повреждения!

– Вот что, дружище, – смущенно сказал пролетарий, – пойдем-ка со мной. Тут неподалеку есть кафе-мороженое. С детства в таких не бывал, а теперь вот захотелось. Угощаю всех.

Очередь встретила это предложение овациями.

– Почему бы и нет? Пойдемте! – воскликнул интеллигент. – Не вижу оснований отвергать приглашение такого прекрасного человека. Не пить же, действительно, вредное для здоровья пиво. То ли дело – пломбир со взбитыми сливками.

Взявшись за руки, они двинулись прочь, а за ними потянулись и остальные. Мы же со Стасом стояли совершенно убитые.

– Почему?! – наконец заорал Стас. – Что с ними случилось?!

– Я-то откуда знаю? – откликнулся я мрачно и сел на скамейку.

– Знаешь, что я думаю? – сказал Стас, садясь рядом. – Я думаю, у этой болезни длинный инкубационный период. Как у свинки, например. Может, мы с тобой уже тоже заразились, но подобреем позже.

– И что, у них у всех одновременно инкубационный период закончился?

– Да, ерунда какая-то получается, – согласился Стас. – Значит, все-таки что-то происходит именно в момент подобрения... Какое-то воздействие. Облучение, что ли...

– Если облучение, – сказал я, – то возникают два вопроса: что это за облучение и почему оно не берет нас.

– Облучение... Обучение... – повторял Стас, слегка покачиваясь. – Мобильник дает какое-то облучение, но если бы дело было в нем, все бы уже сто лет назад подобрели...

– Постой! – воскликнул я. – А ведь когда они подобрели, я как раз с мамой по телефону разговаривал!

– Что-то в этом есть... Что-то есть... – пробормотал Стас.

И вдруг меня осенило.

– Песенка! – заорал я и даже вскочил на ноги.

– Какая еще песенка? – снизу вверх уставился на меня Стас.

– Про «кис-кис»! Песенка Леокадии! Она же везде! Она и на английском есть! И в «Терминаторе» этом уродском на титрах как раз она шла, непонятно с какой стати!

– Точно, – прошептал Стас. – Точно. Костя, ты – гений.

Мы замолчали и двинулись в сторону дома. Не знаю уж, о чем думал Стас, а я думал о том, что моя догадка выглядит очень убедительно. Эта песенка уже несколько дней крутится по всем радиостанциям на двух языках, и клип – по всем каналам.