Биография

Меня зовут Сослан Черчесов, начал писать еще в детстве. Пишу стихи и прозу. Я номинант нескольких литературных конкурсов 2016 года: «Поэт года»; «Наследие»; Конкурс имени Сергея Есенина и др. Публиковался в сборниках современной поэзии. Участвовал в международном конкурсе «OPEN EURASIA – 2016» и был приглашен в Лондон на литературный фестиваль. В 2019 году вошел в шорт-лист конкурса «OPEN EURASIA-2019» в категории «малая проза».

Биография-очерк

 
Рожден я был в крымских,
Татарских степях,
Двух горских народов
Недюжинный сплав,
И вырос я в южном
И знойном краю,
На берегах Волги,
В арбузном раю,
Но с русским оттенком
И в русском миру.
 

Черная дыра

Предисловие

Данное произведение имеет сюрреалистичный сюжет. Все персонажи и события, ситуации, случившиеся с ними, вымышлены. Все, что написано, ‒ художественный вымысел. Данное произведение не является ни историческим, ни биографическим.

1

В старой заброшенной башне свистит ветер, она отчасти разрушена, но все еще крепко стоит. Ночами в горах бывает холодно. Ее построили много лет назад, но тогда строили на века. Такие башни защищали моих предков от врагов, чужаков, которые приходили неизвестно откуда и возвращались в никуда. Древние камни видели многое, но не могут ни о чем рассказать. Возможно, это чья-то родовая башня. На сегодняшнюю ночь эта башня ‒ наше пристанище, наш дом. Нас двое: я и маленькая девочка. Меня зовут Адам ‒ в честь первого человека на земле. Я назвал ее своей сестренкой, но это не так. Мы с ней даже не похожи. У меня черные, как смоль, глаза, густые брови, нос с горбинкой и рыжая борода на подбородке, волосы жесткие, как гвозди. Она совсем другая: большие голубые глаза, курносый маленький нос, вьющиеся, немного кудрявые волосы. Похоже, она уснула. Пусть поспит, день был долгий, она многое пережила, слишком многое для такого маленького человека. Сначала, чтобы она уснула, я держал ее за руку ‒ хотя, скорее, она меня ‒ и я чувствовал тепло маленьких рук. Она меня боится, но уже привыкла ко мне, а я к ней. Она до сих пор не разговаривает, молчит как рыба, обходится жестами и знаками, как немая. Надеюсь, это пройдет со временем.

Я должен отвести ее к блокпосту, там ей помогут, свяжутся с родственниками, и они ее заберут. Маленькой девочке не место на войне. Она осталась совсем одна, как и я. Я зову ее Зара, так звали мою младшую сестру.

Пламя потрескивает и гаснет, я подбрасываю еще несколько веток и пытаюсь уснуть, но не могу ‒ всегда нужно быть начеку. Где-то неподалеку отчаянно завыл волк, видимо, ему тоже не спится и он голоден, как и мы.

От резкого крика, прорезающего воздух и все вокруг, я открываю глаза. Все-таки уснул.

Девочка пропала, где она? Я выбегаю наружу. Она стоит неподвижно, как каменная, и, уставившись прямо на нее, глядит зверь, скаля клыки.

‒ Стой на месте, не шевелись и не смотри ему в глаза.

Я встаю между ней и волком, в моей левой руке горящая палка, а правая тянется за пояс, где нож.

Желтые глаза уставились на меня, не моргая.

Зверь оскалился еще больше, показав зубы, и зарычал.

Я медленно делаю шаг, вперед выставив факел и сжимая рукоятку ножа за поясом. Я размахиваю факелом, как флагом перед носом чудовища. Зверь опускает лохматую голову и отступает назад.

‒ Уходи, тебе здесь нечего делать!

‒ Уходи, борз!

Волк как будто зевнул, завыл напоследок и ушел.

Зверь не трогает зверя.

Девочка бросилась ко мне и обняла меня. Она дрожала от страха, сотрясаясь всем маленьким телом, но не плакала ‒ она разучилась плакать.

‒ Не бойся, я с тобой. Нам здесь больше оставаться нельзя, надо идти.

***

Я помню, как однажды в детстве я впервые встретился с волком.

Это было очень давно, в другой жизни, где не было войны, а у меня была семья: мать, отец, старший брат и маленькая сестренка.

Тогда мы с Мансуром ‒ это мой старший брат, он старше меня на шесть лет ‒ пошли за дровами, мы как раз заготавливали их на зиму.

Стояла удушливая жара, непривычная для этих мест, но небо было чистое, ясное. В синей дали виднелись горы ‒ могучие фигуры в седых шапках, вечные, как голубое небо.

‒ Следи за младшим братом, Мансур, ‒ сказала мама, держа мою маленькую сестренку Зару на руках.

‒ Хорошо, нана, ‒ ответил он.

Мою маму звали Хадижа, она была красивая и добрая, у нее были большие выразительные черные глаза. Отец шутил: «У твоей матери глаза, как у совы», ‒ и мы все смеялись. У мамы был звонкий детский смех. Мне достались мамины черные глаза, а Мансур больше похож на отца. Отца тогда дома не было, он был на работе.

Он был пастух. Простая профессия, но его уважали соседи. Он старался выглядеть строгим, у него густые черные брови и орлиный профиль. Его небольшие серые глаза то и дело загорались стальным огнем, когда он брался за любое дело. Моего отца звали Умар. Мой брат высокий, выше меня и даже уже выше отца. Отец шутил над ним, что скоро он достанет до потолка.

Мы идем в лес по тропе, которая постоянно поднимается, меняет направление, извивается как змея. Мой брат уже взрослый, идет впереди, и я, как могу, поспеваю за ним. Мой брат уже считается мужчиной, ему пятнадцать, и он сам отвечает за себя.

Наконец, мы на месте, стало немного попрохладнее. Мансур сразу берется за дело. Топор ловко рубит в его руках. Мой брат очень силен для своих лет. Он быстро срезает мелкие ветки ножом. Я как завороженный гляжу на этот нож. Когда моему брату исполнилось пятнадцать, отец подарил его ему.

‒ Мансур, а ты подаришь мне нож?

‒ Когда вырастешь, подарю, ‒ улыбается он. ‒ А пока помоги мне.

‒ Да, сейчас. – И мы вместе пилим какое-то толстое бревно.

Точнее, он пилит, а я помогаю, как могу. Раз-два-три-четыре ‒ наконец, бревно сдается. Мансур вяжет дрова между собой. Я сижу на пне, и мне скучно.

‒ Мансур, мне жарко, и я хочу пить.

‒ Потерпи, будь мужчиной, мы закончим, и я дам тебе воды.

Но я был ужасно нетерпеливым. Тут где-то неподалеку должен был быть источник. И я отправился на поиски, когда Мансур отвернулся.

‒ Мансур! Мансур! ‒ кричу я изо всех сил.

В роще, на развилке тропы лежал волк. Пасть была открыта, язык вывалился из нее и валялся на земле. Из пасти растекалась красная жижа, но зверь еще дышал ‒ слабо, но дышал, боролся за жизнь.

‒ Что ты орешь? Где ты был, я же сказал ‒ никуда не уходи без меня! ‒ Мансур был недоволен, но, увидев волка, замолчал.

Мне было немного страшно, но страх быстро растворился.

Мне стало жаль зверя.

‒ Он умирает, Мансур?

‒ Да.

Волк со злобой и отчаянием посмотрел на нас, приподняв морду. Меньше всего, подумал я, он нуждался в нашей жалости. Он хрипел, и жизнь по капле покидала его. Не знаю, зачем я дернулся вперед и подбежал к умирающему зверю. Мансур не успел меня схватить, я был маленький, но ловкий: «Куда ты? Стой!»

Волк глядел на меня пристально, как будто изучал. Я смотрел на него и не мог моргнуть не то от страха, не то от жалости, а может, от любопытства. Отец говорил мне: «Медведь сильнее волка, тигр сильнее волка, лев сильнее волка, но волк не выступает в цирке. Запомни это, сын». И я запомнил.

‒ Мансур, это ты?

‒ Да, это я, дядя Николай.

Дядя Николай был нашим соседом и старым другом моего отца и нашей семьи, он был из казаков.

Зверь заскулил, еще раз посмотрел на меня и обмяк.

Я навсегда запомнил этот момент: два горящих диких желтых глаза смотрят на меня. Прямо на меня, мне в глаза, как будто разговаривают со мной.

‒ Его наверняка отравили, и он пришел сюда умирать.

‒ Как это ‒ отравили? ‒ спрашиваю я.

‒ Просто убили овцу, а потом набили ее отравой. А он и слопал. Ты же не смотрел ему в глаза, Адам? ‒ спросил дядя Николай. ‒ А то есть одна легенда. Если посмотреть в глаза зверю перед его смертью, душа его к тебе перейдет, ведь глаза ‒ зеркало души.

Я потом всю ночь не спал, думал о том, что он сказал.

2

За несколько месяцев до войны многие дома опустели, многие наши соседи спешно уехали, особенно не местные, у кого не было тут корней. Жизнь изменилась, стала другой, воздух как будто стал тяжелым, и дышать стало нелегко. Наша улица опустела и затихла.

Не было уже общих веселых праздников. Те, кто остался, тоже как будто стали чужими и незнакомыми. Везде в воздухе веял вирус тревоги и недоверия. И мы все заразились. Затишье перед бурей.

На днях мой отец о чем-то громко спорил с дядей Николаем.

‒ Уезжай, Умар, бери семью и уезжай. Я тебе помогу.

‒ Нет, Николай, я никуда не поеду. Здесь мой дом, моя земля. Я не вор, не трус и не предатель. Здесь жил мой отец, мой дед. Здесь лежат мои предки.

‒ Тогда прощай, ‒ глубоко вздохнул Николай. ‒ Да хранит тебя Аллах.

И они обнялись как в последний раз.

‒ Запомни, парень, нет плохого народа, есть плохие люди.

Мы столкнулись с дядей Николаем у ворот.

Обычно веселый и полный сил, он выглядел подавленным.

А потом уехал, как и многие остальные. Без него жизнь стала еще более серой.

Но было в этом сером тумане яркое светлое окно. Моя сестренка Зара подросла. Она была очень живой и шустрой девочкой. Непоседой и любимицей, которую все обожали. Но мне казалось, что я любил ее больше всех. А она больше всех любила меня. Ведь даже первое слово, которое она произнесла, было Адам ‒ мое имя.

Я научил ее ходить, я мог часами гулять с ней по нашему маленькому двору. Она держала меня за большие пальцы, делая первые неловкие шаги.

Мансур назвал ее медвежонком.

У нее были большие черные глаза, как у мамы, и длинные пушистые ресницы. Хотя такие ресницы были и у меня.

Мансур дразнил меня в детстве, говорил, что я похож на девочку, и не понимал, зачем мужчине такие ресницы.

Она очень быстро научилась говорить, она была умным ребенком.

Прошло еще пару лет, и она уже пела своим звонким голосом.

У нее был хороший голос, и, когда я уставал после школы и домашней работы, она мне пела:

***

 
В горном ауле, там, где в июле снега,
По небу ходят рядом с тобой облака,
Что же ты медлишь?
Что ты меня не зовешь?
Как же на свете ты без меня проживешь…
 

А еще она была очень любопытной и любознательной.

Однажды она подошла ко мне:

‒ Брат, дядя Николай рассказал одну историю.

‒ Какую?

‒ Что мы все и наши предки произошли от троянцев.

‒ От кого? Дядя Николай большой выдумщик, он и мне рассказывал этот миф.

‒ Что?

‒ Миф.

‒ А что такое миф?

‒ Это сказка, сестра. Очень давно в Греции жил поэт по имени Гомер.

Он написал историю в стихах. О том, как греки напали и сожгли Трою. Была война, которая шла десять лет. Но небольшой группе троянцев удалось выжить. Они долго странствовали, пока не осели в горах.

‒ А Греция ‒ это далеко? ‒ спросила Зара.

‒ Да, очень далеко, ‒ ответил я.

Но в те дни мы еще были счастливы и не представляли, как скоро все изменится. Все перемены словно запустил один день.

Утром отец отвез меня в город. Я тогда заканчивал школу, и отец мечтал, чтоб я стал помощником Имама. Но для начала надо было поступить в Медресе. Шпиль Минарета как будто стремился в небо. Помню, как отец впервые привел меня в мечеть. Он сказал, что это дом Бога. Я чувствовал трепет, смешанный с тревогой. Отец подарил мне маленькую книгу.

Он сказал, что это священная книга Коран ‒ книга о Боге ‒ и что мне надо учить арабский, чтобы я мог ее читать.

Но я был плохим учеником, и арабский давался мне плохо, в отличие от родного и русского языка.

Моя мама работа учителем русского, до того как появился Мансур.

Арабский я так и не выучил.

На площади было полно народа, словно это был митинг.

Люди кричали и толкали друг друга, размахивали флагами.

Ветер разносил листовки о свободе и независимости.

Отец быстро увел меня подальше и сказал, что Всевышний этого не желает.

Тогда я не понял, до чего же я был глуп.

Я любил читать, и бывало, что по вечерам читал все подряд.

Так вот, один русский поэт написал: «Мы отравлены свободой!» ‒ как он был прав.

Вечером того же дня Мансур поругался с отцом и ушел из дома.

После отец никогда не говорил о нем и запретил мне и матери упоминать его имя. Хотя я знаю, мама плакала, когда оставалась одна, но никому этого не показывала. Отец был огорчен, но держал лицо. Больше всех тосковала маленькая Зара, но и она вскоре поняла, что эта тема в нашем доме закрыта.

Через неделю, когда я был дома один, Мансур пришел.

‒ Все мужчины должны взять в руки оружие. Это мой долг, брат. Береги маму, помогай отцу и присматривай за сестрой. Теперь ты старший брат. Теперь он твой, ‒ и протянул мне свой нож, подаренный отцом.

Мы пожали друг другу руки, а я подумал, что больше его не увижу.

‒ Прощай, Мансур.

‒ Еще увидимся, брат.

Власть менялась, менялась жизнь, менялись люди ‒ и не в лучшую сторону. Как сказал отец, все плохое вылезло наверх.

Наши страхи и наши пороки.

По ночам начали пропадать люди, больше их никто не видел, они не возвращались. Отец запретил выходить на улицу по ночам. И вообще гулять одним. Как-то в городе на стене я видел надпись: «Страна чудес: вышел на улицу и исчез». Никто не знал, что делать и как жить. Смута поселилась в каждом доме, в каждом окне.

Опустели магазины, улицы, дома, по улицам разъезжали люди с автоматами, на ветру развевались зеленые и черные флаги.

Закрывались школы и больницы.

На каждом углу кричали о независимости.

И в мой родной город вошли танки.

***

Группа мужчин в черном несет на руках черный большой сверток.

Процессия приближается, она все ближе к нашему дому.

Она проходит в ворота, останавливается в нашем дворе.

Мужчины опускают черное полотно на землю.

Черное покрывало открывает лицо.

Это Мансур. Мама плачет и уводит Зару в дом.

У отца сжаты кулаки. Его лицо серое, как тень. Уже потом мы узнаем: Мансур вступил в братство борцов за освобождение, но официальные власти называли их «боевиками». Ходили слухи, что Мансур украл девушку, свою невесту по имени Тамила. Я видел ее два раза ‒ красивая и молчаливая девушка.