Скугга-Бальдур

Боже вас сохрани — не читайте до обеда советских газет и не читайте рецензий и аннотаций на «Скуггу-Бальдур» до знакомства с ней. Если вы счастливый обладатель девятого выпуска «Иностранной литературы» за 2018 год, то бросать обзор про книгу и браться за сам роман можно прямо сейчас. Я предупредила.

Не обладающий лишними познаниями читатель получит крепкий и краткий текст с твистами финчеровского масштаба, хотя и будут эти твисты не сюжетные, а больше жанровые. Неторопливый поначалу роман за ручку поведет нас по заснеженным суровым склонам северных пейзажей, погружая в атмосферу борьбы человека и природы. Все это чем-то похоже на «Старика и море». И в тот момент, когда мы расслабимся и примем такое положение вещей, роман махнет пушистым хвостом и скинет нас с ледяной горы в пропасть нереалистичных жанров и мотивов, придавая бешеное ускорение. Неудивительно, что по объему роман едва дотягивает до хиленькой повести или полновесного рассказа. Совпадений и насыщенности событиями, даже на мой вкус, становится чересчур много. Еще один какой-нибудь элемент — и будет уже «Санта-Барбара».

В «Скугге-Бальдур» хорошо практически всё: от лаконичности повествования до многогранности персонажей и продуманных мелочей. Переводчица Наталья Демидова любовно отшлифовала русскую версию романа, так что от чтения получаешь редкое лингвистическое удовольствие, тем более непривычное из-за оригинального текста на малоизвестном у нас исландском языке. Сколько же раздумывала она над сноской о переводе названия (и одновременно говорящей фамилии) — ставить ли ее разу, позволяя читателю почувствовать себя немного исландцем, подозревающим подвох, или только тогда, когда нужно будет объяснение напрямую по сюжету?

Стоит прочитать всем. За бережливо уложенный в идеальную мозаику русский язык, за яркие контрасты и за полное отсутствие даже намека на заискивание перед читателем.

Священник отпевает деревенскую дурочку и сразу после похорон устремляется на охоту — в погоню за чернобурой лисой, настигает ее, но и его самого настигает снежная лавина, и он то ли гибнет, то ли становится оборотнем. А тем временем, гость того же хутора — студент-ботаник выясняет, что именно связывало двух новопреставленных: юродивую и священника-оборотня...

Редко когда встретишь такое краткую, но полностью описывающую сюжет, аннотацию. Добавить к ней нечего. Прочитав рассказ (повесть), каждый сам может выбрать один из двух вариантов заключительного фрагмента. Мне ближе первый: гибель охотника, предсмертный бред и видения. А галлюцинации превращения - это своеобразная метафора. Нельзя назвать человеком того, кто так поступил с женой и дочерью да ещё и стал священником. Ему бы свои грехи замаливать, а он за других взялся - изгнал из церкви Аббу, дубасил прихожан. Чем не оборотень в сутане? С этой же целью Сьон обыгрывает имя священника, и сьера Бальдур превращается в скуггабальдур (согласно сноске — хищное существо, потомство кота и лисицы, самый опасный и коварный хищник из когда-либо обитавших в Исландии).
Присутствие в сюжете реального исландского бродячего художника, писателя и философа Сёльви Хельгасона также склоняет в сторону достоверности.
Мистическая окраска подчеркнула взаимосвязь смертей Аббы, названной Хавдис Йоунсдоттир, и сьеры Бальдура, одновременно разделив их "по делам их". Усопшая Хавдис упокоилась в прекрасном дорогом гробу с латинскими изречениями Овидия («Все изменяется, ничто не исчезает» и «Груз становится легким, когда несешь его с покорностью»), среди молодых деревьев. Смерть священника долгая и мучительная, её сопровождают травмы после падения, голод и холод...
Небольшое произведение заставляет задуматься о многом.

Такими могли бы быть басни Крылова, если бы тот родился в Исландии - короткие, впечатляющие, с толикой магии и чудесными описаниями природы. Было интересно, как всё это звучало в оригинале, но исландским не владею, поглядел английский. Любопытно, что у них книга называется "Голубой песец", наша переводчица очень плотно работала с текстом, очень много удачных находок. Сравните: "The world opens its good eye a crack" и "Мир приоткрыл глаз — тот, что позрячей", к примеру. Короткая плотная повесть, основу которой читатель может прочесть в аннотации, там всё есть. Но за белыми рядами дымных сопок очень много мыслей.

Природа столь же смертоносна, сколь и прекрасна, и в повести жестокость природы, приводящая к смерти, искусно сопоставлена с жестокостью человека, который должен быть более цивилизованным и вдумчивым, чем силы природы. Но столь часто это не так. Где там Исландия? Много ли авторов оттуда вы читали? Она во всех отношениях находится на краю света. Место, где путешественник связан со сверхъестественным. Отец может продать свою дочь за ружье и мешок дроби, а лиса может быть послана, чтобы привести человека к самоуничтожению или, возможно, к спасению через трансформацию. Вороны - всегда здесь слуги Одина, а человек издалека похож на кочку ландшафта. Смерть приведёт нас к смене направления, но ни в коем случае не к полной остановке, нет-нет.

Действие романа происходит в конце девятнадцатого века в Исландии, узнаем, что большинство детей, рожденных в то время с синдромом Дауна, убивались акушеркой при рождении, и это не считалось преступлением, даже наоборот, было крайне логичным. Почему Фридрих не идёт на поводу у общественного мнения? Медик, ночами подрабатывающий в морге, чтобы получить немного денег, перевёл статью в медицинском журнале, автором которого был Даун. Больше узнать о синдроме, больше понять и смочь трансформировать своё сознание, вырываясь из оков современного ему общества. Метаморфозы происходят с каждым героем повести, для Фридриха она сделала возможными его отношения с Аббой. А уж когда читатель получает прямое цитирование "Метаморфоз" Овидия, да ещё и на таком необычном месте, становится ясно, что они приобретают некий мистический элемент. Очень набросочный и такой кусочно-эскизный текст, в котором ты летаешь от фрагмента к фрагменту, но не призраком, а полноценным участником сцен. Взбираешься по склону фьорда, глотаешь снежинки, задуваемые ветром в лицо, трогаешь обработанные дощечки, из которых сколочен маленький гробик, дискутируешь об электричестве с божественной точки зрения и боишься соглядатаев Одина - ворон. Фрагментарно, неуловимо понятно на уровне образов, раздражающе зыбко, как подтаявший снег под телом священника.