зад опубликованных…
Бродский: Я их не перечитывал…
Волков: Первое из них – от 20 октября 1964 года…
Бродский: Боже!
Волков:…и Ахматова говорит там, что ведет с вами днем и ночью бесконечные беседы, из которых вы должны знать обо всем, что случилось и что не случилось. Это что, намек на ее прославленное умение вести разговоры, так сказать, «поверх барьеров»?
Бродский: До известной степени. По-моему, это даже не намек, а просто констатация всем нам известного факта.
Волков: Ахматова, кстати, об этом же говорила в своих воспоминаниях о Модильяни: «…его больше всего поразило во мне свойство угадывать мысли, видеть чужие сны и прочие мелочи, к которым знающие меня давно привыкли». И в письме к вам она делает вас своим как бы медиумом; вы «должны знать», что она о вас думает. Это правильная интерпретация данного текста?
Бродский: Более или менее – да.
Волков: То есть Ахматова считает, что для поэтов чтение чужих мыслей и прочие психологические «трюки» – дело обычное, так?
Бродский: Да. Ведь мы, поэты, все про все знаем.
Волков: И дальше в этом письме Ахматова цитирует два стихотворных отрывка из своих же произведений. Причем первый из «Путем всея земли», ее так называемой «маленькой поэмы». Это для меня – одно из самых загадочных ахматовских произведений. Оно ведь сначала называлось «Китежанка», то есть обитательница легендарного града Китежа, ушедшего под воду и тем спасшегося от разрушения татарами. Я сейчас, как вы знаете, пишу историю культуры Петербурга. И мне кажется, что для Ахматовой Петербург и был в каком-то смысле этим легендарным Китежем. То есть культура Петербурга была Провидением «спрятана под воду» и таким образом спасена от уничтожения.
Бродский: Да, это один из возможных вариантов истолкования.
Волков: В письме к вам Ахматова из «Путем всея земли» приводит, в частности, две строчки: «И вот уже славы / высокий порог…» И добавляет, что это уже «случилось». Имеется в виду ваш суд, ваша известность на Западе?