"Я могла чувствовать две несовместимые вещи одновременно. Я чувствовала себя самым несчастным человеком на земле. Я чувствовала себя самым счастливым человеком на земле. Как две эти крайности уживались во мне, не знаю, но противоречия у меня это не вызывало. Это казалось естественным. Я чувствовала себя худой. Я чувствовала себя толстой. Одновременно. Я хотела есть и не хотела есть. Одновременно. Безумие. Ничто в моей системе координат не могло разрешить этот конфликт. Я ощущала себя беспомощной перед этими двумя амбивалентными состояниями. Также я ощущала себя лгуньей. Но что из этого ложь, я решить не могла. Откуда мне было знать?"
История Софьи — это что-то невероятное, что-то на грани фантастики, но осознавая, о чем эта книга, пропуская через себя весь жизненный опыт неустанной борьбы, который Софья хлестко, словно дала пощечину, выплеснула на эти страницы становится не то, чтобы больно, становится до невозможности невыносимо. Невыносимо находиться в этой истории, но от мыслей закрыть ее и никогда больше не возвращаться в эту бездну отчаяния и безысходности, становится еще невыносимее...
«Любовь моя Ана» — откровенный, интимный, душераздирающий и пронзительный рассказ о том, что происходит в мыслях, в теле, в жизни и окружении девушки, которая больна анорексией. Ана — олицетворение этой мучительной болезни, которая сжирает изнутри, въедается в кости и кожу, отравляет разум настолько, что иногда ее можно спутать с шизофренией. Ана дает всё и всё же отнимает. Ана крепко и любовно обнимает, но эти объятия, приносившие покой, умиротворение и смысл жизни в какой-то момент начинают душить и разрушать личность. Но Ана сильная и въедливая, ее не вытравить, не изничтожить, с ней можно только научиться жить, но будет ли эта жизнь прежней? Нет. Право на отдельное от Аны существование приходится отвоевывать. Отвоевывать мучительно, обливаясь горючими слезами, пересчитывая ребра, утыкаясь пальцами во впадину солнечного сплетения, с ненавистью глядя на еду и людей, даже если последние действительно хотят помочь, хоть и не знают как...
"Анорексия — это способ показать другим, как тебе больно. Я хочу, чтобы моя жизнь отражала то чувство боли, которое живёт глубоко внутри меня".
Анорексия — это не просто подсчет калорий, страх неугодных цифр на весах и насильно-непосильное голодание. Анорексия — болезнь, которая пробирается в самую душу, перекраивая все внутренности и мысли. Анорексия — болезнь, которая не остановится пока не убьет, или пока ее носителя не спасут. А спасти — тоже задача крайне непростая, требующая слишком многого — того, что ни носитель, ни его близкие уже не в силах дать, но в опытных и небезразличных руках эта сила может появиться. По крупицам, шажок за шажком, невыносимо медленно и тяжело, но с долей надежды, которой может хватить, чтобы выкарабкаться. Правда, мир уже не будет прежним, как и носитель, но появится шанс выстроить что-то новое, что-то сносное и подходящее под новые размеры и понятия.
"Не было какой-то определённой цифры. Не существует какой-то определённой цифры. Всегда будет мало, то есть — много. Всегда ты будешь весить много. Всегда можно похудеть ещё. Всё начинается с пары делений — полкилограмма, потом ещё полкилограмма. Полкилограмма здесь, полкилограмма там. Стрелка ползёт медленно, как же медленно она ползёт!"
Анорексия — болезнь, которой всегда будет мало. Мало страданий, мало жертв, мало зубов, мало волос, мало жира и торчащих костей ей тоже будет мало. Ей будет хотеться больше, пока от носителя не останется только просвечивающая кожа, натянутая на хрупкие кости. И даже этого ей будет мало. Нужно больше, больше, больше. Костей, жира, мяса, волос, зубов, мыслей, чувств, отношений. Ей нужен весь мир, что умещается в ее носителе, но и его ей будет мало. Ей. Всегда. Будет. Мало.
И то, как Софья описывала свои переживания, то, как глубоко и резко погружала в свое безумие, что они делили с Аной на двоих, не давая отдышаться — это верх мастерства. Верх оголенной кожи и нервов. Верх интимности и разрушающей до основания любви. Верх качества и реализма. Слог Софьи обволакивает, утягивает в ад, растирает кожу наждачкой, бьет под дых и пробуждает тьму, от которой хочется сбежать и спрятаться, которой хочется покориться — и все это одновременно. Всей душой обожаю такую острую и колючую образность, которая впивается маленькими иголочками, но все равно восхищает подачей и мастерством изложения.
"Каждой встречный считает себя обязанным сказать, что он думает по поводу моего веса. Кажется, их хлебом не корми, дай только высказать своё мнение. Они ещё думают, что делают доброе дело — открывают мне глаза на то, как я изменилась. При этом описывают руками в воздухе окружности, будто я сама не знаю, что поправилась. Как по мне, так это верх бестактности и невоспитанности. Так же, как мне нравится, когда кто-то замечает, что я похудела, мне невыносимо, когда кто-то замечает обратное".
История не только про Ану, но и про людей. Про людей разных: непонимающих и жестоких, понимающих и отсутствующих, бестактных и невоспитанных, грубых и безразличных. Про людей потерянных и найденных. Про людей, которые помогают и про тех, кто думает, что помогает. Находиться рядом с человеком, у которого психическое расстройство не в ремиссии — всегда безумно сложно, страшно и непонятно. Ты не знаешь, как помочь, как утешить, как облегчить. Иногда, все, что ты можешь — смотреть, как этот человек разлагается, но почему-то все еще продолжает ходить, изображая имитацию жизни. И самое паршивое, что помочь практически нереально, пока человек сам не придет к тому, что ему эта помощь необходима. Жить с человеком, у которого психическое расстройство, порой настолько невыносимо, что все, что ты можешь — кричать от бессилия и непонимания, заставлять, умолять, умасливать, из раза в раз ударяясь о выстроенную бетонную стену, как, например, мама Софьи. И это здорово, что у Софьи получилось погрузить еще и в этот пласт в вопросе психических расстройств, который, на мой взгляд, не менее важен, чем погружение в саму болезнь.
Я не читала ни одной книги, где анорексия была бы описана настолько детально, настолько откровенно и правдиво. Мне кажется, никто более достоверно не опишет то, что происходит с носителем психического расстройства, кроме самого носителя. Возможно, в этом вопросе сможет потягаться врач, работающий с расстройствами, но вряд ли у него это получится с такой филигранной точностью и пронзительностью, но это уже лирика.
Я наблюдала за тем, как Софья выворачивала свою душу, и вспоминала свои проблемы по части РПП. Они были далеко не в таких масштабах, но местами я все равно узнавала себя, от чего было еще больнее. Я до сих пор предпочитаю не держать дома весы, чтобы в один «прекрасный» момент не начать загоняться из-за слишком большой и неудобной цифры. Я стараюсь не переедать, чтобы чувство вины за съеденное не начало меня топить, а я не бежала к белому другу избавляться от него с помощью двух пальцев. Иногда я стараюсь не смотреть в зеркало, если мне кажется, что мой живот выпирает слишком сильно, а щеки занимают большую часть лица. Сейчас все в разы проще, но очень редко, примерно раз в год, ненадолго накатывает, и приходится прилагать усилия, чтобы пережить этот период наименее травматично и наиболее безболезненно.
"Я была уверена, что больше никогда в жизни не смогу понять, что вкусно, а что нет. Для меня вся еда была убийственно вкусной. До слёз вкусной. До слёз невозможной".
Книга потрясающая! Во многом благодаря именно вывернутой душе автора и ее мастерскому владению словом. Рассказать такую историю непросто. Рассказать ее так, чтобы читатель прочувствовал ее каждой клеточкой тела — еще сложнее. Рассказать ее так, чтобы читатель примерил авторскую кожу на себя и действительно понял и осознал все, что поведал автор — сложнее стократ стократов. И у Софьи все получилось просто блестяще! Браво! Я в любви!
