© Софи Ренар, 2018

ISBN 978-5-4493-3064-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Таймшит

 
– Что Вы сегодня делаете? – Учусь.
Чищу одежду щеткой. Мою свой дом.
– Я понимаю, тоже куда-то мчусь.
На мостовой шаги мои – гром.
– Я же сейчас гроза. И весна, весна.
    Шла по трамвайным рельсам вчера, асфальт
Снова стал пахнуть весенне, жизнь вновь тесна
Стала, хочется ворот рвануть ее в такт
Вашим шагам.
 
 
– Я понимаю, и мчусь. И мчусь. Вы подождите меня. Я подойду к звонку.
 
 
– —
 
 
– Простите, вчера не вышло. Сегодня? – Учусь.
 [считаю секунды с тобой по позвонку. Тут на атлант поцелуй, И там укус]
– Я подойду к концу лекций. – Я к Вам спущусь. – Простите, сегодня никак. – Да, Вы уже домой?
– Да, я уже там.
 
 
– —
 
 
– Что вы двадцатого?
Пятого?
Ворох дней
Тряпочкой синей неба, Тюлем льда.
 
 
– Вы сейчас дома? – Да, я уже там.
– А вы? – Я под вашим окном. Выгляну – ни следа. Может быть, показалось. Времени нет.
Время – вода, капающая капель.
 
 
– Не успеваю, простите. – Бегу, вот-вот.
Время течет, время сейчас апрель.
Это все, что стоит о времени знать.
Оно про вселенную, спрятавшуюся в мгновении.
 
 
– Что вы сейчас? В этот самый момент?
– Посмотрите вперед. Видите желтых цветов
Ворох?
И черный кот,
 
 
Прыгающий в трамвай.
Черно-блестящие сумерки кинолент.
Рукописи обгоревшей один листок.
 
 
– Точно сегодня? – Да, завтра уже ведь май.
 Надо успеть, бегите, со всех ног и сил.
Пока этот день еще жив, Пока еще живы мы
В незабвении.
 

Я хочу, чтобы у моего сына

 
Я хочу, чтобы у моего сына были зеленые глаза.
Зеленые глаза и черные в смоль волосы.
Чтобы он пугал меня паркуром, скейтом,
 парашютом на лыжах.
 Чтобы рвался в море смуглым Адонисом.
Чтобы любил читать только методички по айти,
Чтобы я сердилась, когда не могу его найти.
Чтобы называл меня мамочкой, принося домой двойки
По всему кроме пения и математики.
Чтобы в его глазах отражалась
 расчерченная на квадратики
Школьная площадка, где мы столк…
 

Я хочу, чтобы у моего сына были зеленые глаза,

Чернильный легкомысленный кок и высокий лоб.

Чтобы он удивлял меня пересказом мифов на английском,

Чтобы я не могла восхищением его напиться.

Чтобы у него были такие же длинные изысканные ключицы,

Чтобы я посвящала ему жизнь, как твоему отражению,

Чтобы вы сидели с ним за длинным обеденным столом,

И не могли договориться, размахивая руками,

Чтобы я подавала вам чайник, улыбаясь на твое «дарлинг».

Я хочу, чтобы у моего сына были зеленые глаза

И волосы цвета вороного крыла.

Чтобы он был высок и крепок, и загорел.

Чтобы все умел. Даже менять лампочку без стремянки.

Чтобы вы решали с ним задачи по Демидовичу,

Чтобы помимо всего прочего,

Даже когда ему будет под двадцать лет

– я приходила, укутывая его нескладного в одеяло.

Чтобы когда тебя даже не стало,

Он говорил о тебе «отец» как о живом.

Я хочу, чтоб у тебя были попросту сын и дом.

Я хочу, чтобы у нашей дочери были

Светло-рыжие волосы и голубые глаза.

Чтобы ты любил ее, всегда находя, что сказать.

Чтобы не ругался на ее ухажеров

(что сложно – когда они все брюнеты-пижоны),

Чтобы учил ее делать па.

Чтобы она до смерти называла тебя papa,

Чтобы была наше единственное дитя.

Выпестованное. Настоящее. От тебя.

Чтобы мы просто ее любили такую, как есть.

Сейчас. И здесь.

Срочное дело

 
Как солнце блестит сквозь протертое мартом стекло,
Так я улыбаюсь – испуганно и неумело.
Сегодня с утра мне придумалось срочное дело:
Сказать тебе, как тебе  с ней повезло.
 
 
Я не решилась, не выдав ни правды, ни лжи.
Мы оба молчали, мотор урчал псом под ногами.
И не было хрупче, натянутей и моногамней
Секунды.
И не было ближе души.
 
 
Нарушить мгновение можно лишь тиком часов.
– Не то и не так?
– И не тем?
– Тем, поверь мне.
 
 
Мне будет всегда слишком мало – я жадная – слов.
Тебе – слишком много.
И полно, любовь моя.
 
 
– Время.
 
 
Боясь поцелуя – заменили дыханием рот в рот.
(Иначе никак. Для иначе мы крайне упрямы.)
 
 
И если прощай, мне только шаги до метро
Осталось дойти
преувеличенно-прямо.
 

Скорее бы на море

 
Скорее бы на море, моя радость:
Вино в кофейных глиняных стаканах,
И башни замков из песка. Барханы
Пустыни окружали мост. Смеркалось.
 
 
Сверчки вели неспешно разговоры,
Сменялся час полуночи закатным.
И снимков нет на память. Так затратно
Секунды тратить на щелчок затвора.
 
 
– О чем ты думаешь?
– Что скромное жилище
Мое сегодня озарилось светом.
Ко мне пришел с вересковым букетом,
Мой повелитель.
– Ах, смеешься!
– Тише,
Тише…
 
 
Скорее бы, любовь моя, на море.
Бродить в песке, читать стихи – чужие.
Проходит все, чем прежде дорожили.
Скорее бы, любовь моя, на море.
 

закольцевание

 
Приезжаю на море, приближаясь к тебе на год —
Тонкой девочкой в тридцать, красивой как рой наяд.
Море то же – блестючий кит, раскрывающий рот
И глотающий берег, гальку – как рафинад.
 
 
 от Шаляпина, до Волошина,
 по периметру – весь твой путь:
Феодосия, Ялта, солнечный Коктебель.
Я пытаюсь представить, о чем ты хотела уснуть,
Из каких сортов вин состоял твой коктейль.
 
 
Обжигаясь на солнце – моя кожа в тебя бела,
Выгорая в солому, где васильками глаза,
Я пою со скалы – отзывается гулом скала,
Нудно тянется временем береговая коса.
 
 
Так когда-то и ты теряла иподиматы в песке.
Мидии жарила, пойманные руками.
 

Конец ознакомительного фрагмента.