– Я привела тебя сюда, чтобы ты тоже похоронила с ней и горечь свою, и боль, и твой развод.
Вероник слушает молча, и крупные слезы на ее щеках внушают мне надежду. Что-то зашевелилось у нее в душе.
– Вероник, скажи честно, ты была счастлива с Жаном?
Она пожимает плечами.
– Вероник, Жан ушел, твой брак погиб, но ты-то жива! Ты еще молода, у тебя чудесные дети, красивый дом, сколько можно носить траур? Пора переключиться, ты заслуживаешь большего, чем любовь твоего пса.
Ловлю на себе злой взгляд сквозь слезы.
– Легко сказать, – шепчет она. – Ты не знаешь, каково прожить с человеком двадцать лет и отдать его другой. Когда она вдобавок моложе и красивее.
– Ты права. Я в самом деле не знаю, каково жить семьей. Зато я знаю, каково жить одной, а ты именно к этому идешь, Вероник. Ты просто не отдаешь себе отчета, что твоя злость и жажда мести вредят только тебе. Они тебя изолируют. Ты отгородилась от людей, от своих детей. Пока сидишь в углу и мусолишь обиду, ты никому не нужна. Одиночество – это все равно что провалиться в расщелину: ты ранена, тебе плохо, больно, тебе нужна помощь, а никто наверху не видит и не слышит тебя. Но поверь на слово: эта яма не так глубока, как кажется.