В судьбу верю, но ничего не предопределено. Любой из нас легко может запороть самый прекрасный план, какой имеет для нас Вселенная. Умельцев хоть отбавляй. На самом деле, помимо литературного таланта, нужен ещё отдельный дар, чтобы слышать мелодию своей судьбы - и хоть иногда попадать в такт. Тогда всё получится. Вселенная добра к нам. Это мы глуховаты.
Андрей Геласимов
С самого рождения Слава Курилов был наделён удивительным музыкальным слухом и особой восприимчивостью к звукам Вселенной, среди которых он отчетливо различал водные мелодии. Когда я размышляю о его жизненном пути, по моему сердцу бегут мурашки, а на ум приходят цветаевские строки: «Знать: Дух — мой сподвижник, и Дух — мой вожатый!». Невероятная осознанность и удивительная сила духа главного героя документального романа впечатляет. Люди, пораженные бациллой истиной внутренней свободы, неумолимы. Для них не существует преград на пути к своему предназначению. А между тем даже лучшим мира сего, как правило, приходится мучительно долго «выдавливать из себя по каплям раба», чтобы по жилам начала течь «настоящая человеческая» кровь. Не всем по силам сей кропотливый и тяжелый труд, ведь легкомысленно плыть по течению, куда приятнее и значительно спокойнее. С каждым прожитым годом всё реже «перемен требуют наши сердца». Да чего уж там…
Подумать только, когда Слава Курилов сиганул в бездну с круизного парохода «Советский союз» и проплыл около 100 километров за трое суток без еды и питья, он был моим ровесником.
Уму непостижимо. Даже Пугачёва поёт: «Три счастливых дня были у меня». Мне же совершенно нечего вспомнить. ((( Видимо, мои светлые дни бесславно заблудились вместе с мужеством, где-то «там на неведомых дорожках» среди «невиданных зверей». Так и вижу, как понуро бредут они в темноте неопределённости, и дрожат от страха неизвестности.
С того самого момента, ранним утром тринадцатого декабря, когда я осознал себя по ту сторону некой невидимой черты, я почувствовал, как у меня «проснулась Душа». Сознание перешло в сердце, я уже не видел и не слышал – я чувствовал. Это огромная разница слышать звук или чувствовать его. Я чувствовал океан, облака, людей, музыку. В сердце была невыносимо приятная боль, которая усиливалась от любимой мелодии или просто улыбки. Я не мог ни о чём думать. Мне казалось, что я вижу мир в первый раз. Я замечал каждый свой шаг, каждое мимолётное чувство, подробности обстановки корабля, природы, поведения людей. Я легко мог читать их мысли и чувства
С точки зрения здравого смысла мои шансы добраться до берега живым выглядели так: если во время прыжка я не разобьюсь от удара о воду, если меня не сожрут акулы, если я не утону, захлебнувшись или от усталости, если меня не разобьет о рифы, если хватит сил и дыхания выбраться на берег и если к этому времени я все еще буду жив — то только тогда я, может быть, смогу поблагодарить судьбу за небывалое чудо спасения
Это не был побег в прямом смысле — из тюрьмы, от чумы или от долгов. Это не было и стремление к абсолютной свободе. К этому времени я уже додумался, что бежать можно только из одной тюрьмы в другую, а свободу обрести с помощью неимоверных усилий изменением своей внутренней природы. Я не искал никаких материальных благ — за морями меня, скорее всего, ожидала такая же, как и здесь, зависимость от обстоятельств. Побег с корабля был духовным испытанием, научно-мистическим экспериментом или познанием себя — как угодно
Так кем же был автор: авантюристом, писателем, йогом, акванавтом, беглецом, истинным мечтателем, вечным ребёнком, океанографом, непокорным советским гражданином? Каждым, в той или иной степени, однако главной «осью его существования» и «актом самопознания» являлось ДЕЙСТВИЕ. В первую очередь Слава Курилов – это человек действия, влекомый страстью и зовом, определившими его судьбу:
Страсть появилась вместе со мной и вела по жизни. Страсть к морю, как болезнь, поразила меня с тех пор, как я начал себя помнить. И еще зов. Не знаю откуда. Но его нельзя было не услышать. Кровные узы были во мне ослаблены. Семейные радости, отношения с родственниками меня не увлекали. Внутренне я был одинок, но это меня не пугало — общение с близкими было равнозначно одиночеству. У меня рано появился свой внутренний мир, и мне было интересно жить в нем.
У меня было неясное ощущение, что дом моих родителей — не мой настоящий дом, и что где-то есть настоящий, где меня любят и ждут обратно. Я брошен в этот мир для какой-то неизвестной мне, но вполне определенной цели. Я должен чему-то научиться, что-то понять, должен сам найти дорогу домой, и она лежит через море. Никто не сможет мне помочь. Мне не будет покоя, если я оставлю дорогу и «присяду отдохнуть», я должен постоянно искать мой путь обратно
Помимо романа в книге имеются ещё 4 замечательных небольших рассказа: «Город детства», «Служу Советскому Союзу!», «Аркадия», «Ночь и море», которые неплохо характеризуют Славу Курилова. Первые два невозможно читать их без грусти и ужаса, оставшиеся, наверняка придутся по сердцу любителям морских зарисовок.
«Один в океане» – отличная книга, которая меня взволновала и запомнилась. Она наполнена смыслом и огромной любовью к морю, пронизана искренностью высокого напряжения. Более того, мне бы очень хотелось обладать авторской целеустремлённостью и отвагой. Возможно, для кого-то это прозвучит кощунственно, но почему-то история Славы Курилова мне гораздо ближе хемингуэевского шедевра.
Жизнь – непревзойденный сценарист и режиссёр, который никогда не жалуется на скуку либо отсутствие фантазии фантазию Его спасло море, и море же его убило. «Но если отрешиться от ужаса и боли смерти, то нельзя не поразиться точному и прекрасному абрису судьбы, абрису Пути».
P.S:
Через действие лежит путь к миру причин, к познанию истины. Бесполезно раздумывать над чужими действиями — так ты никогда не поймешь их до конца. Бесполезно пытаться объяснить другим тайну своего собственного действия — оно горело и сияло для тебя в момент совершения и превратилось в остывшие угли, как только осуществилось. Нельзя судить людей за их поступки, потому что понять их можно только в совокупности всех обстоятельств. Поэтому — не суди, не требуй от людей слишком многого, прощай им их ошибки или, точнее, свое непонимание их поступков. Хочешь понять другого, хочешь понять тайну его поступков — действуй сам. Собственные ошибки учат больше, чем неделание ошибок. Только через собственное действие лежит путь к ответам.