Это не был побег в прямом смысле — из тюрьмы, от чумы или от долгов. Это не было и стремление к абсолютной свободе. К этому времени я уже додумался, что бежать можно только из одной тюрьмы в другую, а свободу обрести с помощью неимоверных усилий изменением своей внутренней природы. Я не искал никаких материальных благ — за морями меня, скорее всего, ожидала такая же, как и здесь, зависимость от обстоятельств. Побег с корабля был духовным испытанием, научно-мистическим экспериментом или познанном себя — как угодно.