У более развитых форм жизни размножение становится производством отличных друг от друга организмов; у него появляется два аспекта: продолжение вида и создание новых особей; этот новый аспект утверждается по мере того, как отдельная особь приобретает сингулярность. И тут мы ясно видим, что два момента – продолжение и созидание – разделяются; раскол этот, обозначающийся уже в момент оплодотворения яйца, встречается во всей совокупности явлений, связанных с деторождением. Вызвано оно не самой структурой яйцеклетки – самка, как и самец, обладает определенной автономией, и ее связь с яйцеклеткой ослабляется; самка рыб, земноводных, птиц – это уже отнюдь не только брюшная полость; чем слабее связь матери с яйцом, чем менее всепоглощающим является процесс родов, тем более неопределенными становятся отношения родителей с потомством. Иногда заботу о новых ростках жизни берет на себя отец – так часто бывает у рыб. Стихия воды способна переносить яйцеклетки и сперму и обеспечивать их слияние; оплодотворение в водной среде почти всегда наружное; рыбы не совокупляются – разве что некоторые из них трутся друг о друга в порядке стимуляции. Мать выпускает яйцеклетки, отец – семя: их роль одинакова. У матери не больше причин считать яйца своими, чем у отца. У некоторых видов родители вообще бросают яйца, и те развиваются без посторонней помощи; иногда мать заранее готовит для них гнездо; иногда охраняет их после оплодотворения, но во многих случаях о них заботится отец: сразу после оплодотворения он отгоняет подальше самку, которая норовит их сожрать, и бешено защищает от всякого, кто к ним приблизится; кто-то строит защитное гнездо, выпуская пузырьки воздуха, покрытые изолирующим веществом; а многие вынашивают яйца во рту или, как морской конек, в складках живота. Аналогичные явления наблюдаются у земноводных: настоящего совокупления они не знают, самец обвивает самку и тем самым стимулирует кладку яиц; по мере того как яйца изгоняются из клоаки, он выпускает семя. Зачастую – например, у жаб, известных под названием жаб-повитух, – отец, намотав на лапы цепочки яиц, носит их с собой и обеспечивает вылупливание. У птиц образование яйца в организме самки происходит довольно медленно, яйцо сравнительно крупное и изгоняется с трудом; его связь с матерью гораздо теснее, чем с отцом, оплодотворившим его при быстром совокуплении; как правило, высиживает яйцо и потом заботится о птенцах самка; но во многих случаях отец участвует в строительстве гнезда, наряду с самкой защищает птенцов и добывает им пищу; в редких случаях – например, у воробьиных – он высиживает яйца и выращивает птенцов. В зобе самца и самки голубя выделяется нечто вроде молока, которым они кормят голубят. Примечательно, что, когда отец играет роль кормильца, у него всегда и на весь период заботы о потомстве прекращается сперматогенез; он занят поддержанием жизни и не испытывает потребности порождать ее новые формы.

Наиболее сложные и конкретно-индивидуальные формы жизнь получает у млекопитающих. Именно у них разрыв между двумя жизненными моментами – продолжением и сотворением – получает окончательное воплощение в разделении полов. У этого класса животных (если брать только позвоночных) мать поддерживает с потомством самую тесную связь, а отец максимально от него отстраняется; весь организм самки приспособлен для служения материнству и определяется им, тогда как половая инициатива становится прерогативой самца. Самка – жертва вида; на протяжении одного, а иногда двух сезонов вся ее жизнь подчинена половому, эстральному циклу, длительность и периодичность которого варьируется в зависимости от вида; цикл этот распадается на две фазы: во время первой созревают яйцеклетки (число которых различно у разных видов), а в матке идет подготовка к имплантации; во время второй происходит омертвение клеток эпителия, завершающееся экскрецией выработанного вещества в виде белесых выделений. Эструс соответствует периоду течки, но течка у самки носит пассивный характер; она готова принять самца и ждет его; иногда самка млекопитающих, как и некоторых птиц, даже домогается его, но дело ограничивается призывными криками, демонстрацией себя и своего желания; принудить к совокуплению она не способна. В конечном счете решение принимает он. Мы видели, что даже у насекомых, где самка, полностью принося себя в жертву виду, пользуется огромными преимуществами, оплодотворение обычно вызывает самец; у рыб он часто побуждает самку метать икру своим присутствием или прикосновениями, а у земноводных исполняет функцию стимулятора. Но у птиц и млекопитающих он буквально навязывает себя самке; зачастую она терпит его равнодушно или даже оказывает сопротивление. Но даже если она его провоцирует и ведет себя покладисто, все равно он ее берет – а она взята. Часто это слово очень точно отражает суть: он хватает самку и не дает ей двигаться – либо потому, что наделен соответствующими органами, либо потому, что сильнее; именно он активно двигается при совокуплении; у многих насекомых, у птиц и млекопитающих он проникает в нее. Тем самым она предстает как внутреннее бытие, подвергающееся насилию. Самец совершает насилие не над видом, ибо вид продолжается лишь через обновление, и, если бы яйцеклетки и сперматозоиды не сливались, он бы вымер; однако самка, чья задача – оберегать яйцо, хранит его в себе, и ее тело не только дает убежище яйцеклетке, но и изолирует ее от оплодотворяющего воздействия самца. Следовательно, это тело есть сопротивление, которое необходимо сломить, и, проникая в него, самец реализует себя как деятельность. Его доминирующее положение выражается в самой позе совокупления: почти у всех животных самец находится на самке. И орган, который он использует, тоже, разумеется, материален, однако здесь он обнаруживает себя в одушевленной ипостаси: это орудие; тогда как женский орган в этом процессе есть лишь инертное вместилище. Самец оставляет в нем семя, самка его принимает. Тем самым, хотя ее роль в деторождении в основе своей активна, она претерпевает совокупление, отчуждающее ее от самой себя посредством пенетрации и внутреннего оплодотворения; хотя она испытывает половую потребность как потребность индивидуальную, поскольку во время течки ей случается самой искать самца, но процесс соития переживается ею непосредственно как внутренняя история, а не как отношение с миром и с другим. Но главное различие между самцом и самкой млекопитающих состоит в том, что в тот же краткий миг, когда сперматозоид, через который жизнь самца трансцендирует в другого, отделяется от его тела, он становится ему чужим; то есть самец, преодолевая свою индивидуальность, одновременно замыкается в ней снова. Яйцеклетка же, напротив, начала отделяться от самки сразу после созревания, когда оторвалась от фолликула и попала в яйцевод, но при попадании в нее чужой гаметы она закрепляется в матке: самка сначала переживает насилие, затем отчуждение; она носит в чреве плод до определенной стадии созревания, в зависимости от вида, – морская свинка рождается почти взрослой, а собака почти в зародышевом состоянии; весь период вынашивания, когда в самке живет другой, питающийся ее субстанцией, она является одновременно и собой, и не собой, другим; после родов она кормит новорожденного молоком из своих сосцов. То есть не вполне понятно, когда его можно рассматривать как автономное существо – в момент оплодотворения, рождения или отнятия от груди? Примечательно, что чем в большей мере самка представляет собой отдельную особь, тем более властно, по ту сторону любого разделения, заявляет о себе продолжение жизни; рыбы, птицы, изгоняющие девственную яйцеклетку или оплодотворенное яйцо, находятся в куда меньшей власти потомства, чем самка млекопитающих. Последняя вновь обретает автономию после рождения детенышей: между нею и ими устанавливается дистанция; и начиная с момента разделения она посвящает себя им: заботится о них, проявляя инициативу и изобретательность, бросается защищать их от других животных и даже становится агрессивной. Но обычно она не стремится утвердить свою индивидуальность, не противопоставляет себя самцам или другим самкам; у нее нет инстинкта драчливости^[15]; вопреки опровергнутым ныне утверждениям Дарвина, она не особо выбирает и соглашается на первого подвернувшегося самца. Дело не в том, что она не имеет индивидуальных качеств, наоборот: в периоды, свободные от бремени материнства, она порой может сравняться с самцом: кобыла бегает так же быстро, как жеребец, у охотничьей суки такой же нюх, как у кобеля; самки обезьяны при тестировании проявляют такой же ум, как самцы. Просто эта индивидуальность не востребована: самка отрекается от себя ради вида, который требует подобного отречения.

Удел самца совершенно иной; как мы видели, в самом своем преодолении он отделяется от себя и утверждается в себе самом. Эта черта – константа, от насекомых до высших животных. Даже рыбы и китообразные, живущие в косяках, пассивно слившись в сообщество, вырываются из него в брачный период; они уединяются и становятся агрессивными по отношению к другим самцам. Если у самки пол проявляется непосредственно, то у самца он опосредован: между желанием и его утолением существует дистанция, которую он активно заполняет; он двигается, ищет самку, трогает ее, ласкает, обездвиживает и, наконец, в нее проникает; органы, отвечающие за функции сношения, передвижения и хватания, у него зачастую развиты лучше. Примечательно, что жизненный импульс, под действием которого в нем множатся сперматозоиды, проявляется также в ярком оперении, блестящей чешуе, рогах, гриве, в пении, возбуждении; сейчас уже не считают, что «брачный наряд», в который он облачается в период спаривания, или ритуалы обольщения нацелены на отбор; но в них проявляется жизненная мощь, расцветающая в нем в этот период с бескорыстной роскошью и великолепием. Подобная жизненная щедрость, деятельная подготовка к совокуплению, властное утверждение своего превосходства над самкой в самом соитии – все это способствует полаганию индивида как такового в момент его жизненного преодоления. В этом смысле прав Гегель, усматривая в самце субъектное начало, в то время как самка не выходит за рамки вида. Субъектность и отделение означают немедленный конфликт. Агрессивность – одна из отличительных черт самца в брачный период; ее нельзя объяснить соперничеством, поскольку число самок практически равно числу самцов; скорее соперничество объясняется этой воинственностью. Можно сказать, что самец, перед тем как породить потомство, отстаивает свое личное право на акт, продолжающий вид, и подтверждает в борьбе с сородичами истину своей индивидуальности. Вид обитает в самке и поглощает бо́льшую часть ее индивидуальной жизни; самец, наоборот, включает в свою индивидуальную жизнь присущие виду жизненные силы. Конечно, и он подвластен превосходящим его законам, в нем происходит сперматогенез, периодически наступает период гона, но эти процессы гораздо меньше затрагивают организм в целом, чем эстральный цикл; производство сперматозоидов не требует особых усилий, как и собственно оогенез; но развитие взрослого животного из яйца – всепоглощающий труд для самки. Быстрый процесс соития не снижает жизненной силы самца. Родительский инстинкт у него почти не проявляется. Чаще всего после совокупления он покидает самку. Если же он остается подле нее как глава семейной группы (моногамной семьи, гарема или стада), то играет роль защитника и кормильца по отношению ко всему сообществу; непосредственно детенышами он интересуется редко. У таких видов, благоприятствующих расцвету индивидуальной жизни, стремление самца к автономии – которое у низших животных стоит ему жизни – увенчивается успехом. Как правило, он крупнее, крепче, быстрее, предприимчивее самки; он ведет более независимую жизнь и менее скован обязанностями; он в большей мере завоеватель и властелин: в животных сообществах всегда повелевает именно он.

В природе ничто не ясно до конца: два типа, самец и самка, не всегда четко различаются; иногда диморфизм, наблюдаемый между ними – в окраске, расположении пятен и крапинок, – выглядит совершенно случайным; бывает, что они, наоборот, неразличимы и их функции почти не дифференцированы, как у некоторых рыб. Однако в целом и особенно на верхних ступенях животной лестницы два пола воплощают в себе два разных аспекта видовой жизни. Вопреки бытовавшему мнению, их оппозиция – это не оппозиция активности и пассивности: ядро яйцеклетки активно, более того, развитие зародыша есть живой, а не механический процесс. Было бы упрощением определять эту оппозицию как противоположность изменчивости и постоянства: сперматозоид создает лишь потому, что его жизненная сила поддерживается в яйце; яйцеклетка может поддерживать себя лишь через преодоление, в противном случае она регрессирует и вырождается. Верно, однако, что в обеих равно активных операциях, поддержании и созидании, синтез становления реализуется по-разному. Поддерживать – значит отрицать дисперсию мгновений, утверждать непрерывность в потоке их брызг; создавать – значит раскрывать внутри единицы времени отдельное и неделимое настоящее; верно и то, что в самке стремится реализоваться, вопреки разделению, непрерывность жизни; тогда как разделение на новые, индивидуализированные силы вызывается инициативой самца, следовательно он вправе утверждаться в своей автономии; он включает энергию вида в собственную жизнь; напротив, индивидуальность самки подавляется видовыми интересами; она словно пребывает во власти чуждых сил: она отчуждена. И потому с утверждением все более отчетливой индивидуальности организмов противостояние полов не сглаживается, а наоборот. Самец находит все больше разнообразных путей для применения сил, которые теперь в его власти; самка все сильнее ощущает свое подчиненное положение; обостряется конфликт между ее собственными интересами и интересами заложенных в ней детородных сил. У коров и кобыл роды гораздо болезненнее и опаснее, чем у мышей и кроликов. Женщина, самая индивидуализированная из самок, представляется также и самой уязвимой; она наиболее драматично переживает свой удел и сильнее всего отличается от самца.

У людей, как и у большинства видов, рождается примерно равное количество особей каждого пола (100 девочек на 104 мальчика); развитие эмбрионов происходит аналогично; однако у зародыша женского пола первичный эпителий дольше остается нейтральным; в результате он дольше находится под влиянием гормональной среды и направление его развития чаще бывает изменено; считается, что большинство гермафродитов имеют женский генотип, впоследствии маскулинизированный: мужской организм словно бы изначально определяется как мужской, тогда как женский зародыш не сразу принимает свою женственность; но этот первый лепет жизни плода еще слишком мало изучен, чтобы ему можно было придать определенный смысл. Сформированные половые органы у обоих полов симметричны; и мужские и женские гормоны относятся к одной группе химических соединений, стероидам, и являются в конечном счете производными холестерина; от них зависит дифференциация вторичных половых признаков. Ни их формулы, ни анатомические особенности не определяют самку человека как таковую. От самца ее отличает функциональное развитие. Мужчина по сравнению с ней развивается просто. От рождения до пубертата он растет более или менее равномерно; к пятнадцати-шестнадцати годам начинается сперматогенез, непрерывно продолжающийся до старости; его наступление сопровождается выработкой гормонов, определяющих строение мужского тела. С этого момента мужчина живет половой жизнью, которая обычно включена в его индивидуальное существование: в желании и совокуплении его преодоление к виду совпадает с субъективным моментом его трансценденции – он есть тело. У женщины история куда более сложная. Уже на стадии зародыша окончательно определяется запас ооцитов; яичник содержит около пятидесяти тысяч яйцеклеток, заключенных в фолликулы; из них примерно четыреста достигнут зрелости; вид подчиняет себе женщину с момента ее рождения и стремится утвердиться в ней: при появлении на свет женщина переживает нечто вроде первого полового созревания; ооциты внезапно увеличиваются в размерах; затем яичник сокращается примерно на одну пятую – ребенку словно дают передышку; пока организм девочки развивается, ее половая система остается почти неизмененной: некоторые фолликулы разбухают, но не достигают зрелости; взросление девочки аналогично взрослению мальчика: часто она даже превосходит своего ровесника ростом и весом. Но в момент пубертата вид снова заявляет о своих правах: под влиянием выделений яичника увеличивается число растущих фолликулов, яичник наливается кровью и увеличивается в объеме, одна из яйцеклеток созревает и начинается менструальный цикл; репродуктивная система приобретает окончательные размеры и форму; сома феминизируется, устанавливается эндокринное равновесие. Примечательно, что это событие протекает в виде кризиса; тело женщины сопротивляется виду, который обосновывается в нем; эта борьба ослабляет ее, подвергает опасности: до пубертатного периода число умерших мальчиков и девочек примерно одинаково; в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет умирает 128 девочек на 100 мальчиков, а от восемнадцати до двадцати двух лет – 105 девочек на 100 мальчиков. Именно в этот момент часто развивается хлороз, туберкулез, сколиоз, остеомиелит и т. д. У некоторых половая зрелость наступает намного раньше нормального срока, даже в четыре-пять лет. У других, наоборот, она никак не начинается: тогда человек инфантилен, страдает аменореей или дисменореей. У отдельных женщин наблюдаются признаки вирилизма: из-за избыточных выделений коры надпочечников у них появляются мужские вторичные половые признаки. Эти аномалии никоим образом не означают победы индивида над тиранией вида: ее никак нельзя избежать, ибо она одновременно и порабощает индивидуальную жизнь, и питает ее; этот дуализм проявляется на уровне функций яичника; жизненная сила женщины коренится в яичнике, как жизненная сила мужчины – в семенниках; в обоих случаях оскопленный индивид не просто бесплоден, он регрессирует и дегенерирует; «несформировавшийся», неправильно сформировавшийся организм обеднен и разлажен целиком; он полноценен лишь при наличии полноценной половой системы; и тем не менее многие половые феномены никак не затрагивают индивидуальную жизнь субъекта, а иногда и угрожают ей. Молочные железы, развивающиеся в момент полового созревания, не играют никакой роли в индивидуальном строении женщины: на любом этапе жизни их можно ампутировать. Многие выделения яичника нацелены на созревание яйцеклетки, на адаптацию матки к ее нуждам: для организма в целом они скорее дестабилизирующий, чем регулирующий, фактор; женщина лучше приспособлена к нуждам яйцеклетки, чем к своим собственным. От пубертата до менопаузы внутри женщины разворачиваются события, не имеющие отношения лично к ней. Англосаксы называют менструацию «the curse» – «проклятие»; и действительно, менструальный цикл не преследует никакой индивидуальной цели. Во времена Аристотеля считалось, что каждый месяц истекает та кровь, которая в случае оплодотворения послужила бы кровью и плотью младенца; эта древняя теория истинна в том, что у женщины безостановочно намечается труд беременности. У других млекопитающих эстральный цикл длится лишь один сезон и ему не сопутствуют кровянистые выделения; только у высших обезьян и у женщины он повторяется ежемесячно и несет с собой боль и кровь^[16]