Под Рождество каждая собака пытается использовать в качестве поздравлений кота. А почему кота? Потому что Кот - самое совершенное в мире животное. Сперва Бог создал человека, потом понял, что способен на большее и создал кота. В общем, давно пора возродить поклонение котикам. Общество, не поклоняющееся котикам, лишено цели!
Почему котик именно Оливер? А потому, что Диккенс (котик "попросил добавки"). Всяк, кто не вспоминает под Рождества Диккенса, обязан вспомнить хотя бы Чайковского, а так как мышей в книге не предусмотрено, то единственным твистом служит сам кот.
Есть такой поджанр - святочный рассказ. Уж сколько в начале двадцатого века было пародий, не было сатирика, который не подошёл бы пнуть. Вроде, и лень, и непристойно уже, но тут ещё в ноябре редактор рассказы заворачивает: "Ты что же это, брат Аверченко/О`Генри, мне тут на синем глазу русское мещанство да американский капитал обличаешь? Забыл, небось, что на носу? Тут вам не здеся, здеся это тама, ты мне тут не сатиричничай. А то денег не дам". А на носу у редактора не бородавка, на носу у него - цельный праздничный номер. Вздохнёт сатирик, посчитает, сколько на оплату квартиры и кабаки уходит, а потом каааак размахнётся и пнёт.
И допинались они до того, что святочный рассказ... исчез. Не изменился, не оделся в броню поверх синяков по самые брови, чтобы любой сатирик себе голеностоп поломал и кланяться начал, а просто растворился в воздухе, будто и не было. Поначалу вроде все довольны были. Пока не настало время поголовного цинизма. Поначалу оно-то шло на ура, так как это было ново, свежо, неизбито: Санта-Клаус там на бронемашине с оленями-каннибалами, ёлки-зомби, и праздничные порно-спешиалы. А потом потребитель по столу стукнул. А потребитель-то стучит рублём. Или долларом. В общем, таким, от чего его очень слышно становится. "Задолбало!" - сказал потребитель. - "Начальник сволочь, жена денег требует, если я детям на айфон свою фотку не пошлю, они как я выгляжу забудут. Хоть иногда, но хочу добра. И котиков".
Так и появились снова книги про добро и зверюшек. Только где все эти годы был святочный рассказ? А нигде не был. Потому прикочёвывает он прямо из века девятнадцатого. И в "Оливере" это иногда заметно. Через край. Вот Большой дом, хозяин которого очень злой. Потому что дочь болеет. Поправляется она, положим, после успешной химиотерапии, но это уже не роляет, так как Френсис Бернетт прямо из каждого непристойным местом куста торчит. А когда сиделка Лора начинает в сарае вслух причитать, как же она хозяина любит, а он огрубел, то аж хочется намекнуть, что бронированный олень - это единственное, что придало бы ситуации хоть какое-то подобие века двадцать первого. Диккенс и тот бы постеснялся вводить болтающих с собой героев... *тут моё альтер-эго пишет на доске "Сверчок за очагом", я делаю вид, что ничего не заметила, но с темы Диккенса сворачиваю* Ну и хозяин дома в том же сарае поведает стенам, как влюблён и как переживает, что стал негодяем. В общем, автор честно сознался, что задолбался и сам (ёлки-палки, автор и сам воспитывался всю жизнь на декадансном понимании праздников), а потому вместо тонких намёков, образно обозначил хороших и хороших и слил их поскорее в поцелуе, потому что автор устал и он тоже человек!
В целом, так как у святочного рассказа почти не осталось традиций, автор довольно неплохо вышел из ситуации "напиши целую книгу без единого плохого человека". Проблемы, которые решает кот Оливер, которого после пожара в баре (хозяин переехал к сестре, у которой аллергия) усыновило целых две семьи, интересные, решаемые и не выходят за пределы рождественского настроения: помочь с работой молодой паре, успокоить девочку, потерявшую кота в аварии, помочь пожилым людям пожениться, помочь малышка, выздоравливающей после химиотерапии (ну и её болтающему в никуда окружению) и даже пристроить котят, которых настрогал его приятель Полосатый (что не понравилось, так это выражение "я хочу быть ответственным котовладельцем", которую по воспоминаниям сказал хозяин, отвозя Оливера на кастрацию, окей, я не возражаю против стерилизации (стерилизации, а не кастрации) кошек, но можно, ёлки-палки, выражаться, как человек, а не как наклейка в рекламном пособии?)
Сказать, что к концу автор выдохся, это примерно так же, как неуверенно замечать при виде дохлой лошади, что она может не победить в дерби. Один котёнок Полосатого пристроен почти сразу после Рождества, второй (из того же помёта) только-только к СЛЕДУЮЩЕМУ Рождеству. Беременность у кошек - два месяца! Кормление, выращивание - месяца три! Да там кошка Сьюки забеременела только к началу декабря! Женщина, учись считать!!!
Но смысл святочных рассказов не заключается и никогда не заключался в сюжете. Он выстраивается исключительно ради атмосферы. И тут автор справляется на ура. Малыш Оливер качается в специальном кошачьем гамачке, прикреплённом к батарее, прислушиваясь, кого ещё он может облагодетельствовать, чтобы стать "Котом, который спасёт Рождество". Падает снег. По телевизору показывают поздравление королевы. Ёлка с блестящими игрушками, по которым так и хочется ударить лапой. А здесь - мерцание экрана, пока я пишу рецензию, снег и потепление (ух, скользко там, только что оттуда, упала три раза), ёлка, бубнит что-то телевизор. Скоро запах мандаринов. Урчат коты. Ёлка блестит шариками, по которым хочется ударить лапой, даже если ты не кот. Улыбки. Время, когда всем хочется добра. И котиков!
С наступающими лл-овцы!