Глава 4

Честити быстро пролетела сквозь створчатые двери и поспешила выйти на окутанный тьмой балкон. Слева от балюстрады находился самшитовый лабиринт, затененный высокими грозными дубами и ивами. Внутри лабиринта стояла скамейка, где Честити могла присесть и дать отдых ногам, нывшим от усталости в ее изящных бальных туфлях. Она знала, что не должна оставаться здесь одна, в темноте, но голова все еще оставалась затуманенной, и искушение отдохнуть в уединении было слишком велико. Экзотический вязкий аромат по-прежнему окутывал Честити, но разум стал проясняться, когда свежий ночной воздух принялся одувать ее, наслаждающуюся тишиной и покоем.

Какое необычное ощущение овладело ею! Никогда еще Честити не испытывала ничего подобного. Это разгорячило ее тело как ничто прежде, даже пьянящее шампанское не оказывало на нее такого воздействия. Томительный жар и чувство апатии по-прежнему, казалось, окутывали Честити, давая ей возможность ощутить причудливый вкус того, на что, наверное, и должен был походить стойкий эффект сладострастия. Несмотря на тот факт, что она никогда раньше не испытывала плотского желания, Честити знала: она чувствовала необъяснимое эротическое возбуждение, висевшее в воздухе. Непорочная или нет, но уж простоватой дурочкой Честити явно не была!

Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, она подняла взгляд в небо, наблюдая за тем, как полоска серебристого лунного света появилась из-за черного облака. Сегодня – канун Белтейна, напомнила себе Честити. Ночь Великой Охоты, соединения бога и богини. Разумеется, в такой вечер не могло обойтись без чувственной, плотской составляющей. Все так и предвкушали наступление полуночи, когда должен был вступить в свои права Белтейн, и с нетерпением ждали традиционных для весны и Майского праздника легкомысленных, распутных развлечений.

Там, дома, в Гластонбери, Великая Охота наверняка только началась, и большой костер на деревенской лужайке ярко горел, вспыхивая до небес. Мужчины гонялись за юными девушками в лесной глуши, и под этой же полоской лунного света они исполняли весенние ритуалы.

Великая Охота и праздничные гулянья Белтейна уходили своими корнями в языческие верования и древние кельтские обряды. Благодаря тайне, которую хранила скалистая вершина холма, и его внушительному облику, в деревне было совсем нетрудно ощущать нечто языческое большую часть года. Но вечерами, подобными этому, все жители отбрасывали приличия и христианскую мораль ради участия в торжествах роста, сексуальности и плодородия – тех самых трех качеств, что с давних пор символизируют весну.

Гластонбери, который на протяжении веков был известен как Земля Летних Людей, находился в центре празднования Белтейна. С детских лет отец Честити, который вырос в местной маленькой деревне, отмечал эту ночь каждый год. Каждый год, кроме этого.

По каким-то непонятным причинам отец, никогда не возражавший против того, чтобы сопровождать дочерей на деревенский праздник в канун Белтейна, вдруг начал вести себя так, словно местные жители и их гулянья были преданы анафеме. В этом году, заверив Честити и ее сестер, что они уже достаточно взрослые, чтобы наблюдать за Великой Охотой, сразу после того, как девочки позволили себе проникнуться приятным волнением в ожидании торжества, он в последний момент запретил им там появляться.

– Вы не пойдете на столь чувственное, полное жажды наслаждений зрелище. Это архаично, – бурчал отец, ожидая, пока они в спешке втискивались в городской экипаж.

После того как карета, покачиваясь, двинулась вниз по дороге, отец категорически отказался продолжать обсуждение этой темы, сказав дочерям лишь то, что те и так уже знали: они направляются в Лондон, на бал своего брата, после чего отправятся в городской дом Леннокса на Гросвенор-сквер, где проведут по меньшей мере две недели.

Все это выглядело очень, очень странным, особенно учитывая то, что отец всегда прикладывал максимум усилий, чтобы держать дочерей на почтительном удалении от столицы.

– В Лондоне одни только распутники и вороватые охотники за приданым, – всегда твердил отец.

Так почему же сейчас он изменил мнение? Казалось, что всю жизнь четырех сестер отец ограждал их от того, чтобы оказаться испорченными видами и звуками – даже запахами – Лондона, и все для чего? Чтобы однажды утром резко поменять свое отношение и чуть ли не силой отправить их в город.

Что-то было не так. Честити чувствовала. И это что-то имело прямое отношение к ее отцу и его сбивающему с толку поведению. Погрузившись в раздумья, она невольно поймала себя на том, что не может найти объяснение происходящему. Возможно, рассуждала Честити, глубоко вздыхая, ей никак не удается понять поведение отца потому, что разум все еще затуманен устойчивым ароматом чего-то… чего-то, окутавшего весь танцевальный зал.

Бросив взгляд на столь манящий тишиной лабиринт, Честити скользнула вниз по лестнице, легко, еле слышно шурша по камням шелковыми юбками с кринолином. Там, в этом лабиринте, она мечтала обрести уединение и покой, чтобы поразмыслить над приводящими в замешательство событиями дня.

Спускаясь с лестницы, Честити вела рукой в перчатке по каменным перилам, любуясь искрящимся лучом луны, отблески которого падали на гладкую поверхность тесаного кварца. Отраженный в камне, лунный луч становился менее ярким и все больше напоминал тонкую полоску радужной пелены. Этот своеобразный туман излучал столь ослепительное сверкание, что Честити наблюдала за ним, позабыв обо всем на свете, завороженная красотой необычного явления. А переливающийся всеми цветами радуги туман, казалось, танцевал вдоль перил, словно был живым.

«Какая глупость!» – пристыдила саму себя Честити. Это было лишь отражение лунного света в кварце, ничего больше. «А как же сладостный аромат? – нашептывало ей сознание. – Как ты объяснишь это?»

Она вернулась с новой силой, эта пьянящая, экзотическая смесь запахов, которая напомнила Честити о дальних странах – Островах пряностей, как называют Молуккские острова, или, быть может, Индии. Аромат был тяжелым, пробуждающим незнакомые доселе чувства, почти одурманивающим, и все же он заставлял ее чувствовать себя легкой как перышко. Честити казалось, словно это она сама парила в воздухе, а не частицы тумана, которые мерцали на лунном свете.

«Цео Ши, – вдруг донесся до Честити чей-то шепот. – Волшебный Туман».

Она слышала об этом прежде, знала о способности феи являться в обличье дождя, легкой мглы, густого тумана и тени.

Теперь Честити слышала, как это название тихо разнеслось на ветру, стоило ее бальным туфлям погрузиться во влажную траву. Неужели Дине Ши – люди из страны феи – оказались здесь, в саду за домом в лондонском поместье ее брата? Но почему именно здесь? Почему сейчас? На протяжении всей жизни Честити отец то и дело говорил с ней и ее сестрами о феях, и все же она никогда не видела их, никогда не ощущала, что они так или иначе действительно являлись частью ее существования. Так почему же в этот момент она была буквально одержима идеей о них? Возможно, в этом на самом деле было виновато шампанское, затуманившее разум, спутавшее все мысли – и ничего больше.

Со свинцовой головой и обмякшими ногами Честити все глубже продвигалась в темноту десятифутового лабиринта. Она осознала, что дышит тяжело, часто. Тесьма, надежно удерживавшая камею вокруг горла, вдруг заставила Честити задыхаться. Корсет туже стянул ее груди, выталкивая их все выше, затрудняя поступление воздуха в сжатые легкие. Веер выпал из рук Честити в высокую сырую траву, когда воздух стал плотнее и принялся окутывать ее, забираясь под юбку, лаская сначала икры, а потом и бедра. Честити охватило странное чувство, словно она вдруг сделалась бесплотной. Ее разум, всегда острый и ясный, отказывался работать, а ее легкие, казалось, потеряли способность обеспечивать организм необходимым количеством воздуха.

Задыхаясь, Честити ощущала, как необычный жар скользит к талии, потом поднимается вверх, к грудям. Уже не в силах терпеть эту пытку, она сорвала с себя душащую тесьму и бросила ее на землю, отчаянно глотая воздух ртом. Честити явно душили, и она не могла понять, в чем или ком крылась причина ее страданий. Она была совершенно одна – и все же это ей лишь казалось.

– Такой красивой женщине, как вы, не следует гулять во тьме в одиночестве, без сопровождения джентльмена.

Честити резко обернулась, испуганная раздавшимся за спиной низким голосом. Лицо обратившегося к ней мужчины было искусно скрыто под замысловатой маской, сделанной из золота и проволоки и изображавшей лиственный орнамент. С его внушительным ростом и шириной очерченных лунным светом плеч, длинными темными волосами, трепетавшими на легком ветру, этот человек выглядел как легендарный Король Дуб, явившийся, чтобы похитить ее.

Покачнувшись, она сделала шаг назад и натолкнулась на большую березу, отмечавшую вход в лабиринт. Честити не была знакома с этим мужчиной, но было в нем нечто привлекавшее ее – его голос, вероятно, или, может, то, как он возвышался над ней, такой горделивый, такой мужественный, такой… уверенный в себе.

– Я напугал вас, – снова обратился незнакомец к Честити, и она отметила его ярко выраженный обольстительный акцент, мелодичный голос, не просто низкий, но и сильный, с повелительно-мужскими нотами. – Я этого не хотел.

– Я не слышала, как вы подошли, сэр, – отозвалась Честити, замечая, что туман не только не рассеялся, но и, похоже, устремился к нему, словно бабочка – к огню. Казалось, мужчина был весь окутан этим загадочным туманом и буквально сверкал в переливающемся отблеске. Замерев на месте, Честити в изумлении смотрела на незнакомца, завороженная волшебной картиной, привлеченная его красотой.

– Простите меня. – Мужчина подошел ближе к Честити, туман засверкал и зашевелился вокруг него. Аромат, совсем недавно заставивший ее испытать странное, незнакомое прежде чувство, стал сильнее, гуще. Это был восхитительный запах, благоухание, от которого тело Честити горело пламенем, источник которого она не могла постичь.

– Мы встречались прежде, сэр? – осведомилась Честити, отступая дальше, когда мужчина приблизился снова.

Он сейчас купался в столбе лунного света – это было потрясающее, захватывающее дух зрелище. Честити видела, даже несмотря на скрывающую лицо собеседника маску, что он внимательно изучает ее из-под плотной завесы черных ресниц. Его волосы были темными, как вороново крыло, а еще густыми и блестящими, словно сияющие на лунном свете пролитые чернила. Черные пряди свободно падали вниз, касаясь его плеч, обтянутых бархатным камзолом. Что-то вроде нарядного фрака, который, нисколько не сомневалась она, не требовал никаких дополнений.

Мужчина позволил Честити рассматривать его, и, когда их взгляды встретились, она невольно спросила себя: а осознает ли этот красавец в полной мере, какое впечатление его лицо и фигура должны производить на представительниц слабого пола? Любая нормальная женщина нашла бы этого мужчину неоспоримо привлекательным и чувственным. Любая женщина желала бы оказаться в его объятиях, ощущать прикосновения его губ, наслаждаться ласками его изящных, и все же таких чрезвычайно сильных, по-настоящему мужских рук.

Честити не относилась к числу этих «нормальных» женщин. Но этот чужак, судя по всему, произвел на нее самый будоражащий эффект. Он обладал красотой, таинственным своеобразием, которое соблазняло Честити, хотя мозг настойчиво советовал ей бежать, как можно быстрее покинуть этот загадочный лабиринт. Но она не могла двинуться с места. Ее бальные туфли крепко вросли в землю, словно кто-то их приклеил.

– Разве я и в самом деле не соблазняю вас? Неужели вы не думаете, прямо в этот самый момент, каково бы это было – ощутить мое тело поверх вашего?

Эти слова появились словно из ниоткуда – нет, все-таки их сказал он, – несмотря на тот факт, что даже не шевельнул губами. Даже не улыбнулся. Просто стоял перед Честити, молча разрешая ей пристально себя изучать.

– Ваш взгляд задерживается на моих пальцах, словно вы жаждете, чтобы они ласкали вас, медленно развязывая шнуровку корсета и обнажая то, что столь тщательно скрыто под этим платьем. Несмотря на маску, я вижу в ваших глазах это страстное желание, эту горящую глубоко внутри жажду ощутить мои руки на вашей плоти.

Его голос звучал снова – красивый, лирический. Его слова искушали. Обольщали. И все-таки его мужественные губы по-прежнему не двигались. Что же это тогда, удивлялась Честити, неужели ее собственные мысли? Разве она была способна на то, чтобы вызвать в воображении подобные низменные грезы?

Эти мысли испугали Честити. Просто невозможно было поверить, что это она, целомудренная, которой ни один мужчина никогда и пальцем не касался, могла размышлять о подобных вещах.

И все же Честити не собиралась отрицать тот факт, что незнакомец не говорил вслух. Так или иначе, но она слышала его низкий голос, словно эти слова кто-то интимно, сокровенно нашептывал ей на ухо.

Потянувшись к руке Честити, обольститель обвил своей кистью без перчатки ее тонкие пальчики, и исходящее от его кожи тепло заставило восхитительную, сладостную дрожь пробежать вдоль ее спины.

– Вы ведете себя чересчур смело, сэр, – задохнулась от возмущения Честити, смутившись, когда наглец поднял на нее пронзительные синие глаза, которые, казалось, блестели точно так же, как золото его маски сверкало в лунном свете.

– Неужели? – Сочность его голоса вызвала трепет в животе Честити. – Тогда позвольте начать сначала, – предложил мужчина мягким тоном. – Знакомство в уединенном саду, купающемся в лунном свете, – весьма многообещающее событие. Можно не сомневаться, что оно будет приятным и незабываемым.

Как бы то ни было, Честити знала, что никогда не забудет момент этой встречи.