Моему сыну Михе,

который знает людей из мира кино

© 2014 Nagel & Kimche im Carl Hanser Verlag Munchen.

This translation published by arrangement with Nagel & Kimche in der MG Medien-Verlag GmbH

© М. Л. Рудницкий, перевод, 2021

© Н. А. Теплов, оформление, 2021

© Издательство Ивана Лимбаха, 2021

Toto, I’ve got a feeling we’re not in Kansas anymore^[1].

Джуди Гарленд в фильме «Волшебник из страны Оз»

В ночь с 26 на 27 июня 2011 года, во втором часу, водители, проезжавшие по Голливудскому бульвару в Лос-Анджелесе, не могли не обратить внимания на пешехода, двигавшегося в восточном направлении по самой середине проезжей части с киркой на плече. Находившийся на маршруте полицейский патруль вскоре обнаружил этого же человека на северной стороне улицы, неподалеку от пересечения с Сикомор авеню, на Аллее Славы, где он с помощью все той же кирки пытался расколошматить одну из вмурованных в бетон тротуара именных звезд. На требование немедленно прекратить хулиганство мужчина не реагировал. Когда полицейские повторили приказ, он угрожающе замахнулся киркой уже на них, в ответ на что офицер полиции Милтон Д. Харлендер-младший вынужден был применить табельное оружие, прицельным выстрелом ранив нарушителя в ногу. Незнакомец был доставлен в городской госпиталь, где, несмотря на все меры интенсивной терапии, ранним утром скончался. Произведенным вскрытием в качестве причины смерти установлено не огнестрельное ранение, а имевший место независимо от него инфаркт миокарда. Проведенное отделом внутренней безопасности в отношении офицера Харлендера служебное расследование не обнаружило в его действиях ни малейших отклонений от инструкции.

Личность мужчины была установлена, им оказался некто Сэмюэль Э. Саундерс, владелец видеотеки «Movies Forever» [1], 14-я стрит, Санта Моника. Поврежденная звезда славы была посвящена актеру Эрни Уолтону (1914–1991). Был ли объект вандализма избран случайно, или речь идет о целенаправленном акте, установить не удалось. В связи с кончиной подозреваемого расследование дела о причинении материального ущерба было прекращено.

Родственников у Сэмюэля Э. Саундерса не оказалось. Завещательных распоряжений погибшего тоже не нашлось. Фонды его видеотеки переданы архиву кино и телевидения Калифорнийского университета. В основном это старые кинокартины и фрагменты фильмов на различных носителях, а также документы и заметки личного свойства. Архив этот все еще не обработан.

Оставшиеся от Сэмюэля Энтони Саундерса бумаги [2] – это в основном корреспонденция, списки, заметки, скриншоты и распечатки материалов из интернета, магнитофонные записи и наброски всевозможных литературных и научных работ разной степени завершенности. В совокупности все эти материалы позволяют вычленить сюжет некой истории, достоверность которой с позиций сегодняшнего дня подтвердить либо опровергнуть весьма затруднительно.

Ни рукописи, о которой то и дело упоминается в бумагах, ни диссертации, на которой рукопись якобы базируется, в архиве не сохранилось. Предпринятая реконструкция свелась к выборке текстов и фрагментов, дабы выявить и восстановить их взаимосвязь. Оказалось, что логика развития событий не позволяет расположить материал в хронологической последовательности (если таковую вообще удавалось установить) создания отдельных его частей. Даты указаны лишь в тех случаях, когда (как, например, в скрупулезно датированных магнитофонных записях) они имеются или могут быть установлены с большой степенью вероятности.

Большинство текстов, кроме немногих особо оговоренных случаев, представляют собой документы, распечатанные либо на пишущей машинке, либо на принтере с компьютера. В самих текстах я – за исключением перевода их на немецкий язык – ничего не менял. Сокращения предпринимались лишь в случаях многократного изложения одних и тех же событий и обстоятельств. Там, где это представлялось уместным, я снабдил текст поясняющими примечаниями.

Ш. Л.

Фрагмент текста Сэмюэля Э. Саундерса

Ненавижу его. Ненавижу его. Даже из могилы он все еще потешается надо мной, ухмыляется при виде каждой новой моей неудачи и отворачивается с небрежным пожатием плеч – в точности как делает это в «Настоящих мужчинах», только что пристрелив конокрада. Поворачивается к побежденному спиной и больше уже не оглядывается.

Я знаю все его жесты, весь репертуар его актерских приемчиков, эти вскинутые брови, указательный палец, кокетливо подпирающий щеку, высокомерно вскинутый подбородок. Я выучил наизусть все его хваленое обаяние, такое же искусственное, как аромат клубники в молочном коктейле. Я знаю его смех, которым он теперь, вероятно, смеется там, на небесах, в своем актерском раю, ибо из ада, которого он безусловно заслуживает, ему давно уже удалось…

[Дописано от руки: ] НЕТ!!! НИКАКИХ ЭМОЦИЙ!!! ТОЛЬКО ПО СУЩЕСТВУ!!!

Рукопись Сэмюэля Э. Саундерса

«Soundstage Books», небольшое издательство, специализирующееся на литературе о кино, проявило к рукописи серьезный интерес. Редактор, некий мистер Уильямс, поначалу был в восторге. Но потом он вынужден был сообщить, что они отказываются от публикации. Выяснилось, что сегодня Эрни Уолтона уже никто не знает. Большинству опрошенных даже имя его ничего не говорит. Риск провалиться с такой книгой слишком велик. Лет двадцать назад, сказал он, все было бы иначе. Он сожалеет, что вынужден мне отказывать, и желает мне удачи. В каком-нибудь из старых фильмов, которые я так люблю, в этом месте следовало бы затемнение и слово КОНЕЦ.

Это издательство было последней моей надеждой. Все остальные, если откликнулись, ограничились стандартной отпиской.

А лет двадцать назад как бы они за эту рукопись ухватились! Но тогда такую книгу мне просто не дали бы напечатать. А сегодня, когда от меня наконец отстали, она уже никому не нужна.

Перипетии моего крушения впору описывать в учебнике для начинающих авторов. Это же классика – перед окончательным крахом надежда обласкивает новичка своим прощальным лучиком.

В моем случае это выглядело так: через адвокатскую контору киностудия прислала мне письмо с гуманно доброжелательным сообщением, что теперь они ничего не имеют против публикации моей книги. Больше того, они даже готовы поддержать мой проект и согласны по отпускной цене выкупить у издательства двести экземпляров.

Вероятно, они собирались выбросить на рынок его старые фильмы в знаменитой «золотой» серии «Blue-Ray-Specjal-Super-Gold» – или, как нынче принято говорить, залить старое вино в новые мехи. А чтобы хоть кого-то заинтересовать судьбой забытой кинозвезды, им понадобился скандал в прессе. Который я и должен был обеспечить.

Двести экземпляров! Да я бы сто тысяч мог продать, тогда-то! [3]

Получив такое письмо, я решил, что это очередная угроза. Видимо, они что-то разнюхали про новые улики (я понятия не имел, каким образом, но ведь прежде, когда разыгрывалась история с моей диссертацией, они же как-то исхитрились все разузнать заранее) и теперь опять затеяли какую-то каверзу, лишь бы помешать изданию. Письмо с фирменным бланком адвокатской конторы «Макилрой и партнеры» еще никогда не приносило мне ничего хорошего. Но это послание было такое учтивое, такое любезное. Можно подумать, господа адвокаты и вовсе переметнулись на мою сторону.

«Макилрой и партнеры»… Эти мерзкие крючкотворы с их гладкими, холеными физиономиями и такими же гладкими, холеными юридическими параграфами! Однажды я даже к ним отправился, хотел побеседовать с Макилроем лично, объяснить ему, что своими адвокатскими уловками они попросту губят мою жизнь… На меня только посмотрели молча, даже почти сочувственно. Поговорить с Макилроем – такое никому не дозволено, а уж распоследнему жалкому червяку вроде меня и подавно, – вот что более чем ясно говорили их лица. Чтобы разделаться с тобой, достаточно любого юриста-новичка, вчерашнего дипломника, только-только со студенческой скамьи.

Я до сих пор так и не знаю, какая гнида подсунула тогда Эрни Уолтону рукопись моей диссертации. Я ее еще даже на кафедру не отнес, только давал на прочтение нескольким людям. Ну, чтобы их мнение узнать, замечания выслушать. И тут вдруг меня вызывает к себе профессор Стайнеберг.

Стайнеберг, которого я когда-то так почитал. Знаменитый профессор Стайнеберг, из либералов либерал, чья подпись неизменно одной из первых красовалась под любым манифестом в защиту свободы творчества. А тут вдруг он, в своей отеческой манере, – насквозь лживой, притворно-отеческой манере, – дает мне совет подыскать другую тему для исследования. Работа об Эрни Уолтоне сейчас попросту неприемлема.

Я ничего не понимал.

Пока не пришел домой, где меня ждало первое письмо от «Макилроя и партнеров». Подрыв деловой репутации. Клевета. Возмещение морального ущерба. Они бы затаскали меня по судам, от меня живого места не осталось бы, только гора долгов.

Хотя у меня почти на всё имелись доказательства. Документы и свидетельства. А толку что…

Заметка Сэмюэля Э. Саундерса (приписано от руки)

Прав оказывается тот, у кого денег больше.

Рукопись Сэмюэля Э. Саундерса

Напиши я тогда книгу, как советовал мне один из друзей [4], плюнь я на диссертацию и возьмись сразу за книгу, если бы никому не показывал рукопись до публикации и обязал бы издательство хранить молчание, если бы книга и вправду вышла и уже никакой судебный иск не смог бы отменить ее физического существования, – это, несомненно, была бы бомба. Сенсация. Репортеры толпами съехались бы к особняку на Роксбери Драйв со своими камерами и трансляционными установками. Они гроздьями висли бы на кованой решетке ограды, кичливо посверкивающей латунными наконечниками, и если бы не проломили ее прутья, то уж погнули бы точно. Они бы в мегафон кричали ему через забор свои вопросы, которые слышала бы вся страна. А он, трусливо забаррикадировавшись в своей вилле, так и не решился бы им ответить. No comment, no comment, no comment. И с этого дня он был бы уже никакой не герой. Он стал бы посмешищем в глазах всего мира. Академия лишила бы его «Почетного Оскара».

Зато я – я бы стал звездой. Меня затаскали бы по телеканалам и радиостанциям, с одной утренней передачи на другую. Король журналистского расследования вроде Боба Вудворта. Уотергейт и Уолтонгейт.

А диссертацию я бы и потом успел написать, со всеми цитатами и необходимыми ссылками и сносками, и был бы сегодня не горемыкой с незаконченным высшим, а знаменитым историком кино, профессором киноведения. И кафедрой Стайнеберга, той самой кафедрой, где все для меня рухнуло, заведовал бы я, а не Барбара Кислевска, эта гарвардская пустышка с ее гендерными исследованиями.

Иногда, по пути к своей лавочке, я специально делаю крюк по Хилвард авеню. Только чтобы продефилировать мимо университетского городка. Доцент Калифорнийского университета, мне бы это вполне пристало. Вместо этого я из последних сил пытаюсь удержать на плаву свою видеотеку мировой киноклассики.

Удержать на плаву? Да мы вот-вот потонем! С каждым месяцем дела в моей лавчонке все хуже. Всё или почти всё, что я с таким трудом собрал, частью по архивам, о которых никто и ведать не ведал, сегодня легче легкого найти в интернете. Так что весь мой бизнес-план полетел к черту. Раньше, к примеру, если кто-то искал «Эти ужасные шляпы» [5], он звонил мне, и я давал ему напрокат кассету или прожигал диск и зарабатывал свою пару-тройку долларов. А сегодня он просто погуглит в сети и получит фильм. Даром. Другие времена.

«Фильмы навек» – так я назвал свою лавочку. Только вечность нынче тоже уже совсем другое понятие, чем прежде.

А Эрни Уолтон до самой смерти царствовал в своем огромном дворце на Роксбери Драйв. В интервью он то и дело рассказывал, что предыдущим владельцем этой виллы, почти замка с псевдоготическими башенками, был Джон Берримор. Хотя на самом деле это был всего лишь Уинси Рубенбауэр, агент Берримора. Даже в такой мелочи этот хвастун не мог не приврать.

Зато ныне он, считай, забыт начисто. И я, который так желал ему забвения, теперь сам же от этого страдаю. Мясорубка зрительской популярности крутится все быстрей, и, кроме двух-трех действительно великих кумиров, превращает в фарш всякого, кто уже не способен каждый день подбрасывать новую пищу в фейсбук или твиттер. В 2001 году, в десятую годовщину его смерти, о нем не вспомнили ни одной публикацией. Ни единой. Я специально искал. О нем помнят только чудаки-киноманы. Фанатики вроде меня, которые по ночам, в половине третьего, записывают с телика старые черно-белые фильмы, а потом гневно звонят руководству канала, жалуясь, что заключительные титры с именами исполнителей были варварски оборваны. На Аллее Славы туристы беспечно попирают ногами звезду с его именем, тщетно пытаясь припомнить, кто вообще такой, черт возьми, этот Эрни Уолтон и в каком фильме они могли его видеть. Впрочем, если они удосужились прихватить с собой на экскурсию по Западному побережью какого-нибудь ветхого дедушку, того, может, вдруг и осенит: «По-моему, это тот, который всегда героев играл».

Все правильно, дедуля. Он всегда героев играл.