Ссадина ныла не переставая. Лопатка превратилась в синий, дугообразный рисунок. Любое движения превращалось в боль. «Если санитар сказал, – подумал Сережа, – значит так оно и есть. Ничего серьезного» Окунул носки в ушат мыльной воды. Спину прорезала резкая боль. Боец сдавленно застонал. «С другой стороны, – продолжал он размышлять, – с позиций по любому не отпустят. Даже в санчасть»

След от саперной лопатки четко отпечатался на спине. Любой врач определит травму как не боевую. Прилетит и старлею, и придурку сержанту. «А главное, за что?!» – от пережитой обиды глаза наполнились слезами. Сережа с детства не умел сдерживать слезы. Да и смех тоже. А улыбался он всегда. В принципе за это и получил лопатой по лопатке. Дурной каламбур рассмешил. Боец хохотнул. Попытался мыльной ладонью вытереть слезы.

На входе откинулась пола. В проеме блиндажа появилась небритая физиономия Киры.

– Ну че? Постирал?

– Да, – проскрежетал Сережа, выпрямляя больную спину.

– Х … на! Так точно! Потняки Дрона тоже постирай.

– Кира … – попытался возразить боец. Сослуживец не дал продолжить.

– Рот закрыл, и выполнять.

– Кира! – настоял Сережа. – Чего ты? Мы же с учебки вместе. Друзья …

– Друзья?! – удивился рядовой. – Стирай, давай. Чмошник.

Горечь перехватила горло. Сережа часто задышал. Мыльная кисть снова потянулась к глазам. Спину прострелила боль. И винить в страданиях некого. «Сам виноват! – выругал себя солдат. – Выполнять приказы надо. Копать быстрее, а не давить лыбу»

Кое как выжал постиранное белье. Развесил тряпье вокруг холодной «толстухи» – самодельной печи, наскоро склепанной из бочки моторного масла. Иногда, по ночам, ее уже топили. Попытался поднять с земли скомканные носки товарища. Боль резанула так сильно, что потемнело в глазах. Ничего не оставалось как упереться здоровой рукой в пол и переждать приступ. Из-за этого и не заметил, как вошли Леха и Губа.

Взводный с ходу плюхнулся на «раскладушку». Губа – он же Костик, полез в «баул». За сгущенкой.

– Постирал? – зевая, спросил взводный.

– Да .. то есть, так точно, – ответил солдат, с трудом распрямляя больную спину.

– Молодец, – Леха снова зевнул, вытягивая свое неестественно длинное тело. – Медальку на полке возьмешь.

– Будешь? – второй сослуживец проткнул штык-ножом жестяную банку.

Взводный, подавляя очередной зевок, промямлил что-то похожее на «Неа»

Костя приложил огромные пухлые губы к отверстию и принялся выливать в себя содержимое банки. От наслаждения веки полузакрылись. Солдат стал похож теленка на сосущего вымя.

– А! – воскликнул Губа через минуту. Смачно рыгнул. Довольные глаза нечаянно упали на сохнущие у холодной «толстухи» носки. – Ты че делаешь, урод?

Сережа проследил за его взглядом.

– Сушу. Сам же просил.

– Не просил, идиот, а приказал! – Губа посмотрел на взводного, растянувшегося на «раскладушке». Хитро подмигнул, на что Леха очередной раз зевнул.

– Приказал, – в знак согласия, повторил Сережа.

– Это, во-первых, мудила! – Костя грохнул на стол полупустую банку и шагнул к сослуживцу. – Во- вторых, пасть закрыл. Старших не перебывай.

Остановившись в шаге от Сережи, Губа угрожающе впился в него своими круглыми как у совы глазами. Ростом он был ниже Сережи, поэтому пришлось задрать голову, отчего костлявая челюсть выперлась вперед. Выглядел он грозно, почти как батальонный. Но весь вид портили пухлые, от чего-то всегда сальные, губы.

– Успокойся, – неуверенно попытался успокоить задиру Сережа. – Чего ты?

В ответ Костя резко дернул головой, словно пытаясь боднуть салагу. Сережа зажмурился и отшагнул назад. Расшатанные нервы обманули. Ему показалось, что сослуживец пытается ударить его лбом в нос.

– Ссыкло, – заключил Губа. – Короче! – его голос сделался грозно приторным. – Для особо одаренных повторяю: я люблю чтобы мои носки пахли свежестью!

Взводный саркастично хохотнул, но перебивать товарища не стал.

– Как там? … Это … Цветной прохладой, – Губа посмотрел на Леху, ожидая, по всей видимости, одобрения.

– Цветочная прохлада? – лениво усмехнулся Леха, поправляя товарища. – Цветочная свежесть, деревня. А прохлада морозная.

– Да мне похрен! – заорал губошлеп в лицо Сергею. – Ты на хрена потняки на «толстуху» поставил?

– Не поставил, а положил, – с нотками скуки в голосе, снова встрял интеллигентный Леха.

– Ага, – согласился Костя и продолжил орать на бесхарактерного новобранца. – Они же дымом провоняются, придурок. Козляра тупоголовая!

Губа снова посмотрел на взводного. Но Леха очередной раз зевнул и повернулся на бок. Процесс «воспитания» ему явно наскучил.

– Так «толстуха» не топлена, – неуверенно возразил Сережа. – Дыма н …

– Молчать! – крикнул Костя, буравя «молодого» выпученными глазами. Выдержал грозную паузу. Затем продолжил, стиснув от ярости зубы. – Взял потняки и перевесил на улицу.

– Ох! – тяжело вздохнул Леха. – Нет тут улицы. И хорош орать. Задолбал.

– С наружу, – поправился Губа. – Я хотел сказать, с наружу. Чего уставился? Выполнять! И таз с зблевухой убрал! Живо!

Сергей собрал постиранные носки. Вышел из блиндажа. Огляделся. Растянутая над траншеей маскировочная сетка тросом цеплялась к брустверу. Крепежная нить показалась бойцу идеальным местом для сушки. Почти как бельевая веревка. Боец наскоро развесил тряпье, собираясь вернутся к следующей порции грязного белья.

– Стоять! – услышал он за спиной командный бас ротного. – Я не понял, воин, ты че творишь?

От неожиданности Сережа вздрогнул. Повернулся. Вытянулся струной. Даже, кажущейся вечной боль в спине исчезла.

– Сушимся, товарищ капитан!

– Сушитесь, … ля? – переспросил командир, по обыкновению, проглатывая матерные слова. – Так может на флагшток труселя повесим? А боец? Как тебе идея? Или ты здесь в одиночестве служишь?

– Неа.

– Ты, – командир подозвал Киру, стоявшему ближе остальных окопных обитателей. Тот подбежал. Вытянулся и лениво козырнул.

– Рядовой Гриш …

– Отставить, – остановил его капитан. – Ответь, рядовой, вот тебе доставляет удовольствие видеть, так сказать, лицезреть, вонючие потняки?

– Никак нет, товарищ капитан.

– Вот и я о том же.

Капитан сорвал с веревки мокрый носок и швырнул его за бруствер.

– Немедленно убрать! – рявкнул он.

– Есть! – хором отозвались Кира и Сергей.

Как только капитан исчез в соседнем «ходе», Кира пнул сослуживца в грудь кулаком. Гаркнул:

– Долбень! Чего смотришь?! Собирай!

Сергей принялся один за другим снимать развешанные носки. Губа, слышавший, а быстрее всего и видевший, «разгон» ротного, отдернул полу блиндажа. Убедившись, что капитан далеко, прошипел:

– Так, боец! Что происходит?

– Убираю вот. Капитан приказал.

– Это, да. Только где мой второй носок? Мой любимый, сука, носок!

Кира, наблюдавший со стороны эту абсурдную сцену, хихикнул. В окопе послышался смех других бойцов. Поняв, что аудитория готова, Губа воспрял. Самоутверждаться на публике куда приятнее, да и полезнее для выработки характера.

– Так, – Сережа растерялся, – капитан выбросил.

– А мне насрать! Где мой носок, придурок!?

– Там, – боец махнул рукой куда-то в сторону бруствера, – говорю же …

– А я говорю, похрен мне! Чтобы через минуту носок был здесь. Выполняй.

– Хорош, Губа? Отвянь от пацана, – заговорил кто-то. Взгляды обратились чуть выше и уперлись в дозорного, ведущего наблюдения с дополнительной ступени. Говоривший даже не обернулся, продолжал следить за подотчетным сектором обстрела.

– Слышь, братан, это мои потняки! – огрызнулся Костя. – И вообще, тебе не кисло? Чего смотришь? – это уже адресовалось растерянному Сереже. – Полез! Давай!

«Ладно, принесу ему его носок, – решил Сергей. – В конце концов я сам виноват. Надо было подумать, что капитану не понравится ожерелье из носков» Он примирительно улыбнулся. Потеснив дозорного, влез на земляную ступень. Подтянулся на хиленьких руках. Покалеченная спина незамедлительно отдала резкой болью. Проглотив предательский стон, вскарабкался на берму. Если бы кто-то не подпер снизу, вряд ли ему это удалось. Еще одно усилие и боец оказался на редкой, пересохшей от летней жары, траве. Стоя на карачках, оглядел пространство вокруг себя. «Где же это чертов кусок ткани?» – сам себя спросил Сережа.

Еще, перед тем как раздался резкий хлесткий хлопок, успело промелькнуть: «Когда же все это наконец закончиться?!» Что-то пекущее, словно раскаленное жало, оцарапало висок и ухо. Невидимое сверло, сильным ударом, впилось в левое плечо. Тусклый огонек страдании в тумане этого мира погас одновременно с криками: «Снайпер!»

***

Солнышко ласково гладило всегда ноющую спину. После знойного лета, первые осенние деньки казались раем. Прохладный ветерок приятно ласкал лицо, шею, руки. Медитативное состояние пассивного наблюдателя грозилось перейти в полудрему, или даже полноценный сон. Чем не курорт в бархатный сезон? Не хватало лишь соленного морского воздуха, терпкого коктейля и ленивого трепа отдыхающих на пляже.

Вместо курортников беспрерывно докучал Сеня.

– Повезло с погодой, да? Прям как под заказ. Неделей раньше мы бы и часа здесь не пролежали. Зажарились. Все равно на следующий раз сетку надо взять. И лежку углубить. Нет, конечно, можно под кушнарек нырнуть, но оттуда не видно ни шиша. Вот тот, глянь …

– За позицией смотри, – одернула Катя болтливого «штурмана». – У левого фланга, между плитой и мешками видишь проем?

От напряжения глаз совсем «прокис», но на такого «второго номера» как Сеня надеяться нельзя. И «ходка» его не первая. И в батальоне плохого о нем не говорили. Но Кате он казался … несерьезным. Но делать нечего. Выбирать не приходилось. Надежная, проверенная – перепроверенная Ксю нынче не в теме. И не будет с ней еще много-много месяцев. Или лет. А может больше никогда не вернется «на охоту» Наверно, все-таки правы те, что говорят, мол, война не женское дело. Семья, дети – вот оно настоящее бабье счастье. «Бред, – отогнала Катя несвоевременные мысли. Думки прошли по спирали и вернулись обратно. – Тфу! Верно тренер говорил: «Или у тебя яйца, или манда. Независимо мужик ты или баба!» А Ксю, все-таки, оказалась мандой. Залетела, шлендра!»

– Видишь? – раздраженно переспросила она, возвращаясь в реальность.

– Где? – «штурман» долго наводил бинокль. – А, да. Вижу.

– Что там у них?

– Да фиг его знает. Говорю же, за два дня никаких особых движений не наблюдал.

– Маскировка торчит. Видишь?

– Ну вижу. И что? Катюх, нет у них минометов. Зуб даю. Если «гасить», только пулеметами огрызнутся. А тут, – боец оторвался от бинокля и махнул сначала влево, затем вправо, – там на склоне «лежку» соорудил. И там две. Одну внизу, вторую повыше. Да здесь неделю можно «охотится», патроны бы только подносили.

– Если не минометы, – задумчиво сказала Катя, разглядывая в «оптику» вражеские позиции.

Действительно, место у них отличное. Растительность умеренная, то, что надо. Пригорок удобно возвышается. К тому же перерыт овражками. В случае шухера не парясь можно перекинутся на обратную сторону. А там и наши пулеметами достают. Прикроют. И все равно, под ложечкой ныло – что-то не то. За час наблюдения, Катя не заметила никакого явного движения. Судя по всему, окопные ходы глубоки. А открытые пространства укрыты железобетонными плитами и мешками с песком. У пулеметных точек, Катя насчитала таких две, можно было заметить шевеления, но для прицельного выстрела этого явно недостаточно. Да и стрелять она не спешила.

– Нет минометов. Отвечаю. До меня Паша Зубр наблюдал. Неделю. Мины не подвозили. Только жрачку и «легкое».

– Зачем подвозить, если не расходуют.

– Что не расходуют?

– Мины, придурок.

Катя сползла вниз. Аккуратно накрыла оптику и отложила винтовку. Перевернулась на спину. Солнечные лучики приятно облепили лицо. Сквозь закрытые веки, как в калейдоскопе, танцевали бурые пятна.

– Катюха? – позвал ее Сеня. Он тоже отложил бинокль, и сполз от края овражка.

– Что? – неохотно ответила она вопросом.

– Ты, это … – начал боец и замялся.

Катя догадалась, о чем тот заговорит. Кобель. Все мужчины одинаковы.

– Ну, короче … давай трахнемся? А? Чего там, жизнь коротка.

– Триста, – лениво ответила девушка, не открывая глаз. Мышцы напряглись. Правая рука незаметно нащупала на «разрядке» рукоятку ножа. – Если презик есть.

– Презик? – задумался Сеня.

«Туповат, – справедливо решила Катя, – любовничек»

– Где я его возьму? – обиделся боец.

Катя, не меняя позы, пожала плечами. Тем временем, незадачливый кавалер лихорадочно соображал. Ничего путного не придумав, попробовал взять чертовским обаянием.

– А если нет? А? Может так? Не пожалеешь.

Посчитав аргумент достаточным, перешел к действию. Не успел моргнуть глазом, как к небритому горлу приложилось невесть откуда появившееся лезвие. Штык 6х5 начисто сбил любовный настрой.

– Ты чего?

– Я тебя не сразу зарежу, – прошипела Катя. – Предложу на выбор: либо глотка, либо радикальное обрезание. Хм! Обычно выбирают второе. Знаешь, чего майор из 57-ой в больничке «отдыхает»?

– Какой майор?

– Не тупи, Сенечка. Сколько майоров из 57-ой в больничку переехали?

– А! – боец сглотнул. Под острым лезвием кадык тяжело поднял и опал. – Я все понял.

Лезвие продолжало обжигать смертельным холодом. «Прирежет, – отчаялся мужчина, – как пить дать прирежет. С нее станется. Одним больше, одним меньше. А в бригаде скажет, что …, – мысли зашли в тупик. Он вдруг понял, что не хочет знать, что подумают о его смерти сослуживцы. И вообще, зачем ему знать как он умрет. Жизнь слишком коротка чтобы думать о смерти. Сеня хотел лишь одного – жить. Хоть минуту, хоть час, хоть день. Еще один долбаный день.

– Не убивай, – аккуратно, чтобы не порезать горло произнес он, – я не прав. Извиняй …

Катя улыбнулась, но ее глаза резали несчастного не хуже штык-ножа.

– Бинокль взял! – приказала девушка.

Не веря, что так легко отделался, Сеня поднял прибор. Пополз вверх.

Катя вернула нож в разрядку. Закинула освободившуюся руку за затылок и, как не в чем ни бывало, продолжила изучать ясное осеннее небо.

«Что-то не то! – размышляла она. – Холмик- то наш, слишком сладкий. На стороне тоже не дураки. Оставить неприкрытой серьезную точку обстрела? Что-то не то»

В одной из прошлых «командировок» самоуверенность чуть не стоило им с Ксю жизней. Такая же, на первый взгляд, идеальная позиция оказалась банальной ловушкой. Огнемётчики насквозь прожгли весь подвал. Ксю умница. Движение в последний момент заметила. Спас канализационный люк. Двое суток в говне барахтались. Потом еще сутки через минные поля продирались. Тогда просто повезло. А сейчас? Сейчас Ксю рядом нет.

– Катя? – осмелел «наблюдатель» – А че так дорого?