«Я знал, какая судьба ждет саму Марию и ее детей. Ведь мог же я внести немного счастья в ее беспросветную жизнь? Да почти нет. Шла война, Хорнблауэр служил в Ла-Маншском флоте, и Хорнблауэр – это Хорнблауэр. Перед лицом обстоятельств я очень мало что мог сделать для Марии. По крайней мере, я избавил ее от иллюзий, а значит, и от горьких разочарований, но я не мог позволить своим чувствам испортить историю. Мы уже знали, каким станет Хорнблауэр, во что превратится их брак. Как в кальвинистской доктрине предопределения, все будущее было заранее записано в книге. Мария оказалась мотыльком (можно ли представить кого-нибудь менее похожего на мотылька?), зажатым между безжалостными фактами и вымыслом».