© Сергий Чернец, 2020

ISBN 978-5-0051-9331-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чем полезна худ. лит-ра

Незабываемое Иришкино детство
Из забытых рассказов. – «Мы с Юриком».

2. Глава вторая.

Сегодня выпал новый снег – за окошком, в которое Иринка могла заглянуть прямо с кровати, едва поднявшись, так как кровать стояла изголовьем к окну с правой стороны детской комнатки, – светило белое солнце. Не как летом, когда желтые лучики солнышка проникали во все углы, сейчас от солнца исходил молочный белый свет. И снег покрыл всё вокруг: и детскую площадку с песочницей и качели на детской площадке и даже проезжающая по краю двора машина соседей была вся белая.

Юрик сказал: «Приготовься, одевайся и жди меня.

Он посмотрелся в большое зеркало в прихожей, поправил волосы, сделал серьёзное лицо и скрылся в маминой комнате. А Иринка достала из ванной санки, снятые со стены, где висели всё лето и теперь стоящие в углу. Осторожно открыла дверь на лестницу и, на всякий случай, выставила туда санки. Потом надела большие «лыжные» штаны, пальто, шарф и села на сундук ждать.

Сначала всё было тихо, потом послышались голоса.

– А в канализацию вы ещё не лазили? – сказал довольно громко мамин голос.

Ага, это она говорила про нашу речку, Кокшагу. Иринка с Юриком лазили на горку около очистных сооружений, сливающих мутную воду прямо в речку. Наша мама не любит, когда мы ходим по льду. Она прямо не переносит этого. Она убеждена, что мы провалимся под лёд, в промоину. И нечего ей говорить, что сейчас все там ходят через речку, что там даже тропинка вытоптана. Она всё равно не понимает, зачем ходить по льду. И ей этого не объяснишь. Вот Юрик – это папа Иринки – ему и объяснять не надо, он сам с удовольствием ходит. Там пологий спуск к реке, где многие дети с родителями катаются на санках.

– Даша, ну причём здесь канализация, и совсем там не канализация, это ливнёвка и зимой она не работает почти… – слышала Иринка голос Юрика.

«Да, – причём тут канализация?» – думала Иринка. А вообще-то в канализацию лазят. Она сама видела. Недавно к ним во двор приезжала машина с большой бочкой. Так дядька с этой машины лазил. Он открывал люк и лез прямо в канализацию. «Интересно, что там? – Надо Спросить у Юрика»…

Из маминой комнаты вышел Юрик. Не просто вышел, – а вылетел, выскочил.

– Бери санки! – прокричал он на лету и «скатился» по лестнице коридора, так быстро прозвучали его шаги, что казалось будто мячик скатывается по ступенькам.

Иринка схватила санки и скатилась за ним. Они вышли гулять.

Во дворе она села на санки. К санкам была привязана такая длинная верёвка, что между ними однажды проехала машина, легковая правда, которая заезжала в соседний двор, когда они шли к речке по тротуару.

Вот Юрик надевает верёвку через плечо, и они трогаются в путь, это всё вниз и вниз по улице. Сначала двигались очень быстро: пронеслись мимо дворника, мимо соседской девочки Маши. Промелькнули мимо киоска с газетами… И затормозили только на повороте – тут надо было переходить через «трассу», это большая улица, идущая параллельно реке к мосту, до которого было дальше, чем до дома Иринки, за два квартала от «трассы».

1 Переходим к главе первой.

– Время жизни ребёнка от одного года до 3-х лет называют ранним детством. И этот возраст считается тем самым счастливым и беззаботным, и безоблачно солнечным. Но!

Это мнение взрослых людей, видящих ребёнка со стороны. А детям в этом возрасте предстоит многому научиться и это очень трудные годы жизни для человека. – Ребёнок учится бегать, прыгать, лазать, что развивает моторику, чего требует и туловище, природное развитие мышц рук и ног. Занимаясь делами с немалыми усилиями, ребёнок сопит-пыхтит – учится, осваивает окружающие предметы и действия. Когда что-то не получается, он даже плачет от отчаяния: как трудно жить на свете (!) – одевая колготки, которые цепляются и путаются или рубашку надеть, надо попасть рукой в рукав, а это трудно. Занимаясь дома и на улице, малыш строит куличики, пытается рисовать, удерживая карандаш, одевает кукол, возится с машинками – манипулирует с предметами, подражая взрослым, восхищаясь: как у них (у папы с мамой) всё легко получается (!), даже ложку держат они легко…

В этот период ребёнок начинает осознавать своё «Я», самоутверждаться – «я тоже человек». Это очень существенный момент в воспитании детей: важно не подавить в ребёнке самостоятельность. Но в то же время нельзя во всём потакать малышу, чтобы не воспитать эгоистичного и капризного человечка. В раннем возрасте закладываются основные черты будущего характера, которые определят судьбу растущего человека.

– — – — – — —

В нынешнее время почему-то (из-за трудностей современной жизни) взрослые решили продлить детство. И всё позже и позже человека считают взрослым. 18 лет – и 21 год – считается взрослость наступает.

А всё было не так. И во всей природе всё не так, – обезьяна и то через два года уже взрослая, у многих животных детство длится меньше одного года. Человек взрослел раньше – раньше – такая тавтология получается.

Например, в Древней Греции детям, достигшим трех-четырехлетнего возраста, надевали на голову венки из фиалок, как символ того, что беспечная пора для них прошла и они вступают в пору взросления. К этому возрасту у ребёнка уже появляются первые обязанности, он учится оценивать свои поступки, контролировать поведение. В этом возрасте, посещая дошкольные учреждения, дети учатся общению со сверстниками, что готовит их к жизни в обществе.

Период с 3-х до 7-ми лет важный период жизни. В это время ребёнок активно развивает умственные и физические способности. А главное он начинает «думать-рассуждать», «разговаривать» с самим собой. Именно из мыслей формируется личность.

– — – — – — —

Глава третья. От Иринки

Недалеко от берега построен был недавно большой магазин. А в этом большом здании был пивной ларёк-кафе. И прежде, чем пройти дальше к берегу и к горке, где слышались голоса детей катающихся, мы затормозились у кафе. Юрик задумался.

«Ну, начинается… подумала я. – Сейчас играть будем».

– Знаешь, я придумал игру, – сказал Юрик очень веселым голосом, в каком-то предчувствии.

«Знаем мы эти игры». Подумала я, а вслух сказала – Ну, давай играть так играть. —

– Ты сейчас спрячешься, – сказал Юрик, – а я буду тебя искать.

Я даже возмутилась: за полгода, с прошлой зимы ничего новенького не мог придумать!

– Хорошо, сказала я, – считай до ста.

Юрик начал считать, а я пошла в другой дом рядом с кафе и поднялась в подъезде на окно и стала наблюдать. Юрик, конечно же, и не подумал меня искать, а прямо – к пивной направился. Я слезла с подоконника и тоже пошла в кафе. Увидев меня, Юрик очень удивился.

– Ты почему не прячешься? – сказал он.

– А ты почему не ищешь? —

– Странная ты девочка, – сказал Юрик и дал мне конфету, которую брал на закуску к своим «ста граммам» —

Мама говорила, чтобы мы смотрели друг за другом – и чтобы в наливайку, где 100 грамм наливают, Юрик не заходил. Но я не могу командовать Юрику – он взрослый и мой папа.

От пивной мы отъехали уже спокойнее медленнее. Я развалилась на санках, лежала, запрокинув голову, до берега ещё было время идти нужно было через парк между бывших дорожек, хотя если срезать дорогу через пустырь и пляж, было бы быстрее.

Перед глазами было небо, виднелись дома позади и с боков, люди проходили рядом вверх ногами. Правда очень-то зевать-лежать не приходится. Юрик шёл теперь, как во сне, он так норовил повернуть санки в бордюры резался.

Уже у самой реки санки на длинной верёвке врезались в какого-то дяденьку и опрокинули его в сугроб.

– Это ты, Зайцев? – спросил он из сугроба.

Юрик ужасно покраснел. Он хотел освободиться от верёвки, перекинутой через плечи – оторвал себе пуговицу, но не освободился. Пришлось мне вылезать из санок и поднимать дяденьку. Юрик сначала очень стеснялся-извинялся. Но потом они разговорились и обо всём забыли. Потом встретился ещё другой дяденька, который тоже разговорился. Обо мне совсем забыли. Я вылезла из санок и пошла пешком. А они занялись разговорами – встретив ещё других дяденек, – оказывается через речку тут было большое движение ходили из заречного района в центр, в город много людей.

Когда вступили на лёд, они почему-то пошли не по тропинке, а вдоль берега речки – «может все они были в «наливайке» – они размахивали руками и шумно разговаривали. Я осталась на горке и прокатилась вместе с другими детишками на картонке кем-то брошенной тут. Вокруг было полно народа.

Так продолжалось пока Юрик не увидал пустые санки.

– Девочка потерялась, – сказал он грустно.

– Какая девочка? – спросил один.

– Дочка моя, – сказал Юрик.

– У тебя есть дочка? – удивился тот дяденька.

– Тут много девочек – указывая на горку с кучей детей и взрослых.

А Юрик сел на пустые санки и начал думать: – У кафе она была. Когда встретил Захарова – сидела в санках. – на речке – не помню… —

Мне стало его жалко, и я отделилась от толпы и вышла к нему:

– Тут я, неужели не видишь? —

Юрик увидел, и обрадовался.

– Домой, скорее домой! – заторопился он и пошёл по краю льда вдоль берега. Лёд под ним треснул и начал медленно опускаться в воду. Все закричали, а Юрик выбрался на берег с мокрыми ногами в ботинках полных воды – вот она «промоина», о которой предупреждала мама.

Домой пришли с мокрыми Юркиными ногами.

Конец третьей части.

Часть четвёртая

Все мы оглядываемся на прошлое. Как после того, например, когда упал человек, он, встав на ноги, – смотрит на то место позади себя, с мыслью: «из-за чего же я упал-споткнулся», что там есть такого: верёвка ли натянута или бордюр высокий зацепил»; и смотрит с такой целью, чтобы понять почему он упал и впредь не падать, а поднимать ноги перед препятствием. По времени, после падения проходит всего минутка, – но эта «минутка» уже в прошлом. А оглядываемся мы и на сто (100) лет назад в наше прошлое. Какая разница? – всё в прошлом: и 1 минута и 100 лет – надо посмотреть, когда мы «упали» и пошли не в ту сторону…

Помощники

У нашей мамы начались экзамены в институте. Чтобы помогать ей по хозяйству, Юрик-папа взял отпуск за свой счёт, чтобы я не оставалась дома в одиночестве – правильно, – как я буду доставать еду из холодильника?

Встали мы очень рано. Для начала сходили на рынок, и кое-что купили. Мы с Юриком очень любим ходить на рынок, только посылают нас туда редко. Мама говорит, что мы всегда покупаем не то. В этот раз мы купили самое «всё то» Сушёный урюк, – ну, что может быть вкуснее урюка!

А дома Юрик вспомнил про антресоли и решил сделать там библиотеку, книжки у нас копились – их становилось всё больше, и они лежали на столах и на полу в углу и на подоконниках.

Мы взяли у соседей стремянку и полезли. Сколько там было незнакомых вещей! Мы даже растерялись, так их было много. Туфли в коробках и без коробки ботинки зимние, ёлочные игрушки в пакете и дед мороз пластмассовый и снегурочка пластмассовая. Небольшой самовар, ширма лежала позади, а перед ней велосипедная рама от велосипеда «школьник», который Юрик хотел собрать для меня, когда я подрасту, только колёса нужно было купить отдельно. Был даже небольшой столик-стол, состоящий из досок, которые Юрик собрал тут же на скорую руку, и на который поставили мы самовар.

– Надо рассортировать, – сказал Юрик, – а ненужное можно выбросить. —

Все вещи у нас лежали по всей комнате кучками. Скоро даже коридор был у нас был завален, а Юрик всё доставал и доставал вещи с антресолей: там были рулоны бумаги – обои, клеёнка и ещё другие много вещей. Когда он слез со стремянки и оглядел всё: – Вот это да, – сказал он, – куда же мы это всё денем? —

– Надо подумать, – предложила я.

И мы сели на сундук в коридоре-прихожей.

– Кое-что придётся выбросить, – наконец решила я согласиться с мыслью Юрика.

– Что. например? – спросил он.

– Самовар, например, – сказала я.

– Самовар нельзя, сказал он, – во-первых, это металлолом, во-вторых, его можно ещё «ставить», он рабочий.

– А давай «поставим самовар», – обрадовалась я, – Мама придёт, а у нас чай из самовара! —

– Можно попробовать, согласился Юрик, – только сначала надо прибраться. Давай-ка запихнём всё это обратно пока! —

И он опять полез на стремянку и втащил туда велосипедную раму. Эта рама заняла почти всё место на антресолях, и как мы не старались, нам не удалось втащить туда и половины всех вещей.

– Как же они раньше там помещались? – удивилась я.

– Не знаю, – сказал Юрик, – наверное, утряслись! —

– Тогда посидим и подождём, пока они снова утрясутся. —

И мы сели на кухне чай пить, ждать. И дождались! Пришла наша Мама. Она не сказала ни слова про беспорядок, она даже не удивилась. Она прошла к себе в комнату, после того как легко перекусила с нами, и села за книги – экзамены же в институте.

Вечером, перед сном был «совет». Постановили: нам с Юриком, пока Мама сдаёт экзамены, – надо было «убраться» из города куда-нибудь подальше.

– В деревню, в это «Цыплятково-Курочкино»? – робко спросил Юрик.

– Нет, там слишком много природы, поедете к Деду в соседний городок N (Волжск), город всё-таки.

Так и «постановили», пока мы ещё чего-нибудь не натворили, решили увезти к Деду самовар.

Конец четвёртой части.

Часть пятая

«Совет» семейный на этом не закончился. Юрик сказал, что нужно собраться, чтобы ехать так далеко за 100 километров:

– На это уйдёт – день-два три!» —

А Иринка сказала-поправила папу-Юрика:

– Два-три дня! —

Мама обратилась к обоим и сказала:

– И так – и так всё понятно! – Понятно? —

Последнее слово-вопрос было как точка в разговоре-беседе.

Но! Решила она по-другому. У неё была подруга, которая жила на даче, в пригородном посёлке, совсем не далеко от города, куда можно было быстро доехать. Мама позвонила подруге, и та согласилась принять на время Юрика и Иринку пожить, пока у Мамы не кончится сессия-экзамены в институте.

Поехали в этот же день.

Ничего интересного по дороге не произошло. В электричке было почти пусто. Напротив Иринки сидела у окна очень рыжая девчонка. Точно такая же рыжая девчонка сидела с другой стороны вагона и тоже у окна. Всю дорогу они смотрели в окно и громко переговаривались-кричали друг другу, будто играли в игру:

– У меня – речка, – кричала одна.

– У меня – тоже речка, – вторила другая громким голосом весело, когда мы проезжали мост через реку.

– А у меня – лес, – говорила первая.

– А у меня – тоже лес, говорила вторая, что напротив Иринки, всегда чему-то радуясь.

– А у меня – деревня. —

– А у меня – тоже деревня.

– А у меня – коза, – сказала первая с той стороны.

У второй близняшки козы не было. Она побежала к первой. Посмотрела на козу, задумалась.

– А у тебя не было козы, – опять сказала первая.

– Ну и что? – спросила вторая.

Теперь задумалась первая.

– Если бы у тебя была коза, а у меня нет, то мне тоже было бы «ну и что». – наконец сказала первая рыжая близняшка.

Иринка с Юриком даже рты разинули от удивления. Какие «хитрые» эти близняшки.

В посёлке были большие трёхэтажные дома возле станции и тут были магазины и даже «кафэ». Юрик увидел «наливайку» и непременно бы зашёл, будь они одни с Иринкой, но их сопровождала Мама сама, чтобы познакомить с подругой и вообще найти дачу. Потому что они долго шли куда-то между улиц уже дачного посёлка с небольшими деревянными домами за заборами. И, наконец, добрались до маленького домика с огромными, почти без перегородок окнами веранды.

– Здесь будете жить, – сказала Мама, подходя к калитке.

Они вошли в дом. Ничего такого Иринка в жизни больше не видела нигде. На полу были разосланы разноцветные, связанные половики, на стенах висели картины со зверями и природными видами. Подруга была художницей. На полках стояло много книг и разные игрушки из глины. Подруга была ещё и скульптор. Полкомнаты занимал круг и разные глиняные горшочки, и игрушки. Другой угол занимала белоснежная печка, на стене у окна сверкало отражённым светом большое зеркало.

– Саша, ты где? – громко позвала Мама.

– — – — – — – — —

Часть шестая. От Иринки

Откуда-то сверху прямо на нас спрыгнула со ступенек лестницы тётенька в синих брюках и очень красном свитере. Оказывается, от входа направо перед печкой-за печкой была лестница на второй этаж, которую мы даже не заметили, а в потолке виднелся вход и часть верхней комнаты.

– Вот, Сашка, привезла тебе моих оболтусов, – сказала Мама.

Тётенька, стриженная под мальчика, хотя была уже не молодая с морщинами на лице, почему-то расхохоталась, подпрыгнула, захлопав в ладошки и сказала:

– Вот и прекрасно! Меня зовут Сашка, а вас как? —

Юрик молчал.

– Его – Юрик, меня – Стрючок, – сказала я.

Тётенька расхохоталась вновь.

– Рано радуешься, – сказала ей Мама. – Посмотрим, что ты скажешь через 10 дней.

Именно 10 дней мы собирались прожить на даче у незнакомой нам весёлой маминой подруги, как я поняла. Я спросила об этом. – нет! – они договорились на месяц, как объяснила Мама. Через 10 дней она к нам обещала приехать, отдохнуть после сессии.

Первый день или «самостоятельность» Юрика.

Мама уехала. Я побежала осматривать дом. Внизу было две комнаты и кухня. Я полезла наверх. Там была большая холодная комната. На тонких ножках стояли большие картины без рамок. На полу валялись кисточки. Одна картина мне очень понравилась: на ней была нарисована большая нарядно раскрашенная рыба с развевающимся хвостом, как у золотой рыбки из книжки сказок. Я хотела рассмотреть её поближе, а она упала и повалила ещё несколько картин. На шум прибежала тётенька, подхватила меня, как маленькую под мышки и принесла на кухню. Я обиделась и позвала Юрика, и мы с ним заперлись в «нашей» комнате… Был вечер и быстро стемнело, во всех комнатах ничего не было видно.

На следующее утро мы надели лыжные костюмы и вышли на улицу. Тётеньки нигде не было. Мы стали прикручивать лыжи, когда на нас налетел снег и появилась тётенька. Её свитер и щеки были одного красного цвета, в волосах был снег, на ногах лыжи. Она сделала круг, быстро влезла на гору, с которой только что съехала, замахала нам руками:

– Смотрите, как полечу с трамплина! – и опять спустилась к нам, снова обдав нас снегом при повороте лыж, а мы испугались и упали в снег.

– Юрик снял лыжи, – мы совсем немного покатались с горы мимо трамплина, с которого прыгала весёлая тётенька.

– Сначала надо осмотреться, – сказал Юрик строго и, не глядя на меня, пошагал по дороге. Я сняла лыжи и поплелась за ним. Мне было скучно. Снег сверкал, переливался – он был похож на вату под ёлкой дома, пропитанную-посыпанную нафталином. Я делала снежки и кидала их в Юрика, но тот, видимо, здорово задумался и всё шёл да шёл. Так мы забрались на большой пригорок, откуда сзади открывался весь посёлок. А с другой стороны, до горизонта был лес.

– Со стороны мы похожи на белых медведей, – сказал Юрик, потому что мы, вывалявшись, не отряхнувшись пошли «осматриваться».

– И правда, мы похожи на медведей, – обрадовалась я.

– Чего радуешься? – обозлился Юрик. – Нечему тут радоваться.

Таким мрачным я его давно не видела.

Мы вернулись к посёлку. На горке собралась толпа лыжников. Красные, жёлтые, зелёные, они наперебой говорили что-то нашей тётеньке. А она смеялась и всё повторяла: «Нет, нет. Боюсь, боюсь». Наконец все съехали, забрались обратно и опять принялись объяснять что-то нашей тётеньке. А она всё смеялась. Заметив нас, приближающихся, она даже присела от смеха.

– Медведи! – крикнула она нам. – Куда собрались?

И вдруг оттолкнулась палками и понеслась с горы, и не прямо, как остальные, а зигзагами. Все так и ахнули.

– Вот это да, – сказал лыжник в зелёной куртке, – А мы её учили! —

– Пошли, – сказал мне Юрик, – нечего нам тут делать.

И мы пошли. Юрик всё о чем-то думал.

Солнце садилось быстро, когда мы вспомнили, что весь день ничего не ели. А пока дошли до дома, солнце совсем садилось за горизонт, и магазины в посёлке, наверное, были закрыты. Так и легли спать голодные. – Юрик же решил, что мы сами себя обслужим: утром позавтракали бутербродами взятыми из дома, брали только горячую воду из чайника, нагретого Сашкой.

– Далась мне эта «самостоятельность»!.. – сказал Юрик, засыпая.

Я стала думать про зайцев, следы которых мы видели рядом с дорогой к лесу. Проснулась я от какого-то шума. Была ночь, Юрика в комнате не было. «Куда он пропал среди ночи?» –