Ностальгия по прошлому

Иногда случайное воспоминание, грёза о канувшем в Лету былом могут вдруг вызвать непонятное, но притом сильное чувство: неземную тоску, необъяснимый порыв неизвестно куда. Будто приблизилось, но не раскрылось что-то поистине грандиозное, к чему мы стремились всю жизнь, не сознавая того. Ностальгия по прошлому. Вместе с ней пробуждается сонм всевозможных эмоций, различных у разных людей: восхищение, страх, удивление, грусть… Однако сама ностальгия всегда неизменна: она остаётся собой независимо от набора эмоций и при любом отношении к ней, будь то презрение или мечтательный романтизм. Например, у поэта Николая Агнивцева в стихотворении «Вы помните былые дни…», написанном в 1923 году, ностальгия сопровождается печалью по безвозвратно утерянному, ламентациями и сантиментами:

 
Вы помните былые дни,
Когда вся жизнь была иною?!
Как были праздничны они
Над петербургскою Невою!!
 

…………

 
Ах, кто мог знать, глядя в тот раз
На двухсотлетнего гиганта,
Что бьёт его последний час
На Петропавловских курантах!..
 

…………

 
И, белым облаком скользя,
Встаёт всё то в душе тревожной,
Чего вернуть, увы, нельзя
И позабыть что невозможно!..
 

А у Евгения Головина в стихотворении «и дырявая автомобильная шина…» ностальгия по прошлому предстаёт в атмосфере изрядной иронии в отношении данного мироздания и всякого рода его населения:

 
и дырявая автомобильная шина
и скомканный обрывок газеты
и ржавая консервная банка
и продавленный пинг-понговый шарик
и разорванная бабочка и всё
 
 
что было когда-то и хранило воспоминания
о небе в пене одуванчиков
о роскошной жизни удара
о почтовом ящике
о распластанном рёве мотора и всё
 
 
что было когда-то и надеялось
на идеальную метаморфозу
в павлина в цистерну в дирижабль и всё
 
 
что сверкало и шуршало и билось и летело
и теперь
ожидая сожжения
в концлагере мусорной свалки
 
 
вспоминает потерянный парадиз своей формы
 

Но в чём же секрет самой по себе ностальгии по прошлому – что именно вызывает волнение, беспокойство?

На первый взгляд – сожаления об ушедших моментах красивых, счастливых, возвышенных, например о былых юности, силе, расцвете, надеждах, мечтах, как в стихотворении про автомобильную шину.

Но это, однако, слишком поверхностно, даже неверно: ностальгия, которую мы имеем в виду, – чувство иное, хотя сожаление об утерянном парадизе былого и связано с ней, поскольку способно её пробудить. Ведь ностальгия по прошлому может возникнуть и без реминисценций об эпизодах счастливых, блистательных: воспоминания о страданиях, боли, кошмаре тоже, случается, вызывают её. Потому, вероятно, что, страдания очищают, открывают иной горизонт, то есть тоже сопровождаются мгновениями высочайшими.

Можно было бы предположить, что ностальгия по прошлому связана с воспоминаниями о любых мгновениях необычных, неважно, исполненных счастья или несчастья. Главное, что в такие мгновения, в поворотные точки судьбы, всё привычное разрушается и мы вдруг оказываемся в ином космосе, в ином измерении, огромном, неведомом, непостижимом, что, как выясняется по прошествии времени, и было важнее всего.

Но даже мгновения неординарные тоже, по сути, лишь провокаторы подлинной ностальгии. Ведь её могут вызвать и воспоминания о самом что ни на есть повседневном: тропинка в саду, знакомая до невозможности, учитель у классной доски, шмель на цветке, чтение книги на чердаке – всплывающих образов не перечесть.

При этом случается, что мыслей и чувств пришедших на ум былых эпизодов не вспомнить совсем. Выходит, что главное не постижения и переживания тех давних лет. Тогда что?

Быть может, куда-то ушедшая прошлая жизнь, вся целиком… Её ни за что не хотят потерять, какой бы она ни была. Жестокий протест, бунт души, против гипотезы её окончательного исчезновения выражают, допустим, следующим образом:

 
И так ужасно знать, что впредь
Не повторится день вчерашний
Для тех, кто должен умереть!
 

(Игорь Северянин. Стихотворение «Тоска небытия»)

Но что означает «вся жизнь целиком»? Вспомнившийся эпизод, попавшаяся на глаза вещица тех лет – это символ былой нашей жизни, который указывает на неё, подразумевает её, сразу всю. Однако «вся наша жизнь» не предстаёт перед нами словно законченное живописное полотно, а постигается лишь как ощущение, без образов, звуков и слов. Будто забытый секунду назад яркий сон, оставшийся только как чувство… недосмотренный сон, в который мы очень хотели бы возвратиться, но не понимаем, ни как, ни куда…

Хотя, отправляясь от промелькнувшего воспоминания, можно многое соединить, воссоздать, разрозненные эпизоды, пусть многочисленные, ещё не приводят к раскрытию жизни как целого. Целое – нечто другое, чем просто сумма частей, оно – нечто большее, чем мы в состоянии вообразить. Тем не менее мы как-то чувствуем, знаем его…

Ностальгия, о которой мы говорим, много шире и глубже, чем ностальгия по юности, счастливым дням, пройденным испытаниям, постижениям и прозрениям и даже чем ностальгия по прожитой жизни, взятой в единстве и в целом. Ведь её вполне могут пробудить также грёзы, где личная жизнь вообще ни при чём: например, о веках и народах ушедших, о событиях легендарных, об исчезнувших континентах, цивилизациях, городах, о странных созвездиях первозданного неба, о невообразимых закатах, рассветах, пейзажах далёких эпох, о явившихся тогда демонах, людях, богах…

Ностальгию по ныне забытому счастью, известному разве что звёздам, которые светят из бездн изначальных времён, выражают, положим, так:

 
Там, за далью бесконечной,
Дышит счастье прошлых дней.
Отголосок ли сердечный?
Сочетанье ли теней?
 
 
Это – звёзды светят вечно
Над землёю без теней.
В их сияньи бесконечном
Вижу счастье прошлых дней.
 

(Александр Блок. Стихотворение «Там, за далью бесконечной…»)

Однако сугубо личное, как это ни парадоксально, в общем-то отсутствует даже и в личных воспоминаниях. Ведь вспоминая эпизоды своей прошлой жизни, не воспринимают себя прошлого, как теперешнего себя: это какой-то другой человек, пусть очень нам близкий, понятный, но всё же другой, некогда живший в совершенно другом мире, пусть бесконечно знакомом. Этот другой больше похож на других, на всех прочих людей, чем на нас: он – это образ и форма, герой жизненной драмы, персонаж, то есть объект внешнего мира, а не мы сами, присутствующие в настоящем мгновении, не наше «я», не душа, не субъект. Вникая в данное впечатление, нетрудно понять нетождество нас самих с собственной личностью и отделить своё прошлое от себя.

То есть ностальгия по прошлому – это не только ностальгия по личному прошлому, но и по прошлому мироздания, не только по личной жизни, но и по жизни вообще, по бытию.

Однако приравнивать ностальгию по прошлому к ностальгии по жизни кажется странным, даже нелепым. Считается, что прошлое не существует, пропало, его больше нет, поэтому его вполне можно желать. Но жизнь никуда не девается и не пропадает, она просто всюду вокруг, как в данный момент, так и всегда. Мы сами и есть эта жизнь. А разве возможна тоска по тому, чем и так обладают в избытке?

Пусть это звучит и абсурдно, но ностальгия по прошлому не всегда обращена только к прошлому, бывает, и к настоящему. В моменты сияния форм, безумного счастья, полноты бытия, на вершине вершин со всей очевидностью или же скрытно присутствует также тоска, неземная тоска. Более того, она может нас охватить и в мгновения непримечательные, если эти мгновения предстают перед нами иначе – будто явившись из сферы стерильных грёз, в той атмосфере, в которой былые мгновения являются в воспоминаниях. Словно в образах, действиях этих мгновений зашифрована вся наша жизнь, не только здешняя, но и совершенно иная – забытая, очень далёкая, неизвестная, быть может, небесная… Причина нездешней тоски не только в том, что, даже сказав мгновению «ты прекрасно», его всё равно не остановить, что оно мимолётно и вскорости пропадёт, но и в том, что мгновение это есть зримая тайна, что открывшегося в нём неуловимого не уловить.

«Над родником умираю от жажды». Омар Хайям, Джалаладдин Руми, Франсуа Вийон и другие понимали эту изысканную фразу каждый по-своему, но всё же она несомненно относится и к ностальгии по настоящему – по этому самому мигу, явленному из беспредельности и вдруг представшему перед нами во всей своей непостижимости и всём совершенстве.

Когда погружаются в воспоминания, та жизнь представляется не такой, какой она нам казалась в те времена: она представляется фантастической, райской, роскошной. Страдания, страсти, заботы, привязанности давних времён забываются и исчезают, жизнь очищается и раскрывается в измерении подлинном, трансцендентном. Мало сказать, «роскошной» – жизнь предстаёт как сама сверхъестественная красота, в целом и в частностях. Неудивительно, что она столь желанна для нашей души. В ностальгии по настоящему, когда отстраняются от себя и погружённость в жизнь не мешает увидеть эту самую жизнь, случается то же самое: мгновение, жизнь раскрываются в измерении трансцендентном. Ну а если заботы, насущное всё-таки превалируют, трансцендентное измерение настоящего раскрывается позже – когда оно удаляется в прошлое.

Измерение это и есть тайный предмет ностальгии, к нему она, собственно, и обращена.

Пришло время сказать, почему мы вообще говорим о ностальгии по прошлому. Всё дело в том, что она – то самое чувство, на которое мы намерены опираться в последующих размышлениях и которое, как мы надеемся, поможет не отклоняться от курса под действием вихрей иных, а также ассоциаций хаотических и неопределённых. Углубиться же мы собираемся в тайну течения времени и связанную с ней странную судьбу всего вызванного к бытию.

Ностальгия по прошлому заключает в себе и желание возвращения в прошлое или возвращения прошлого, правда, возможно, раскрытого в его грандиозной, в его подлинной перспективе. Проиллюстрируем это желание, для нас очень важное, строфой Готфрида Бенна:

 
Кто может возвращаться в грёзах,
того не сдержит смертная структура,
пред тем восстанет древний Круг —
аллея сфинксов, эра саг ¹.
 

(Стихотворение «Wer Wiederkehr in Träumen weiß»)

Желание возвращения прошлого иной раз приводит к весьма странным мыслям, как будто нелепым, однако на самом-то деле имеющим основания, причём серьёзные. Например, к следующей мысли о превращении прошлого в будущее, к предчувствию их метафизического совпадения.

«В лихорадочном внутреннем пейзаже медлительно плыли обрывки воспоминаний, словно клочки разорванного облака, их медлительность доводила до головокружения, и постепенно созревало воспалённое сомнение: воспоминание ли это, готовое рассеяться, или фантом, готовый к неведомому воплощению?».