Новый роман Сергея Кузнецова не попал в шорт-лист "Большой книги", как, впрочем, и в короткий список "Национального бестселлера" тоже. Поначалу я не могла понять почему, ведь мурашки тут от каждого слова, каждая ситуация узнаваема и чувствуется как своя, да и сила обобщений достигает местами уровня поистине запредельного. Частное действительно становится общим, а из случайного и сиюминутного выстраивается то, что мы называем Историей с большой буквы.
Однако ближе к концу романа я вдруг поняла, точнее даже не поняла, а почувствовала, главную его проблему, от которой наверняка оттолкнулось большинство литературных критиков. И это не пресловутый распад формы, выраженный в нарезании новелл и расслоении повествования, а преобладание объёма над смыслом. Текст Кузнецова поражает своим масштабом. Весь расширенный ХХ век, начиная с 1885-го и заканчивая 2013 годом, само собой, в пяти словах не расскажешь, однако, когда общий замысел прочитывается уже в первой трети книги и дальше закрепляется на повторе, это слегка утомляет. И настраивает на чтение с перерывами. Самое правильное чтение в случае с этим романом.
"Калейдоскоп" вообще можно долго читать. С ним как с игрушкой-прообразом, — сколько ни верти в руках, сколько ни всматривайся, конца у этого действа не будет. Если только калейдоскоп не упадёт на пол, не разлетится цветными стёклышками-брызгами. Вот тогда их можно собрать, сложить в свой собственный узор, зафиксировать и тем самым навсегда уничтожить. Если попытаться проследить в романе Кузнецова линию жизни хотя бы одной из нескольких описанных семей, случится то же самое. Поэтому и не стоит так делать.
"Калейдоскоп" надо просто читать. И читать обязательно. Даже если не идёт сначала, временные скачки сбивают с толку, а персонажи путаются, автору всё равно нужно выдать кредит доверия и разрешить рассказывать так, как он хочет. Тогда, где-то к середине книги, "Калейдоскоп" закрутит вас так, что отрываться от него не захочется. Точнее, его захочется откладывать на время и брать в руки снова. Откладывать — и брать. Возможно, тут так и задумано — нам много раз рассказывают об одном и том же разными словами, чтобы мы могли понять нечто по-настоящему важное, то, что без повторения попросту не усваивается. И что самое главное — рассмотреть самих себя в никогда не замирающем хороводе истории, где, ни на мгновение не переставая кружиться, мы все умираем и рождаемся заново. День за днём, год за годом, век за веком История вплетает нас в своё бескрайнее кружево, и остановить её ловкие руки невозможно.
Ключевой образ романа, вынесенный автором в его название, словно подсказывает читателю, с чем ему придётся иметь дело. Узор, что мы видим, заглядывая в калейдоскоп, каждый раз новый, но составляющие его элементы — одни и те же. Наши, частные истории по сути тоже. Это ведь только нам самим кажется, будто то, что происходит с нами — неповторимо, это ведь только мы считаем себя уникальными, но на самом деле переживаем всё то же самое, что и наши далёкие, затерянные во времени предки. Человеческих историй не так уж много, одну и ту же можно рассказывать снова и снова, в разных декорациях и с разными героями. Кузнецов именно этим и занимается, однако из не новой и не особо оригинальной, на первый взгляд, идеи вырастает сокрушительной силы повествование, эффект катарсиса тут чуть ли не на каждой странице. Как и эффект узнавания.
Все 32 новеллы, из которых и состоит "Калейдоскоп", о нас и нашем месте в Истории. О трагедиях, что случаются с нами, о наших непростых отношениях с нашей непростой страной и друг с другом, о бегстве и возвращении, об эмиграции внутренней и внешней, о Боге, которого нет и который всегда рядом, о смерти и о любви. Последней, как сказал один из героев Кузнецова, никогда не бывает много и испортить ею ничего нельзя. Наверное, это и есть самая большая правда романа. Больше той, что все мы — лишь расходные материалы в руках неумолимого времени, что нас легко можно заменить одного на другого, потому что "не так уж и много в нас свободы воли и всего такого прочего". Жить с этим знанием было бы вовсе невыносимо, если бы не любовь. Не зря же в героев Кузнецова, во всех этих запутавшихся и потерявшихся мальчиков и девочек, мужчин и женщин, мы влюбляемся и в каждом, даже в самом распоследнем плуте и пройдохе, видим что-то хорошее. Как и сам автор. Который тоже их всех любит. Безусловной любовью. Не за что-то, а потому что.
Об этом очень хорошо, кстати, в предпоследней главе, где все узлы завязываются, и в первой, где маленький Миша разворачивает рождественский подарок от папы, и в шестой, где Пашка и Митя курят возле здания МГУ, и в каждой, каждой главе... хорошо об этом. И не только об этом. У Кузнецова обо всём хорошо, даже о войнах и революциях — с искренним гневом, с неприкрытой болью, с неиссякаемой надеждой.
Жаль всё-таки, что в шорт-лист "Большой книги" "Калейдоскоп" так и не попал.