Глава 1. Отстройка города

С мартовской катастрофы, произошедшей в дельте реки Гафния, прошло почти два месяца, и на равнине близ горы Сальвафьён вновь кипели работы. За это время часть территории разрушенного города уже успели очистить от обломков, и теперь постепенно вели разбор завалов окраин Озея.

Даже природные катаклизмы не смогли заставить столичный Буэнос-Айрес отступить от своего грандиозного проекта по возведению города-альтернативы – повсюду, с ещё большим размахом, чем прежде, кипела стройка. На помощь отозвалось всё мировое собачье сообщество. Никто не остался равнодушным к мартовским событиям.

Согласно генплану развития Нового Озея, он должен быть разделён на несколько крупных районов, обязанность по застройке которых полностью возложили на несколько стран собачьего мира. Помощь была получена из Нью-Йоркшир-Терьера, Лютеции, Маджирита. И, конечно же, из Рояльска. Весной в дельте реки Гафния под завалами разрушенного города погибло очень много русскоязычных псов и собак, поэтому рояльский Кремль не мог оставить шумные восстановительные работы в Озее без внимания.

Девятнадцатого июня, когда после мартовской трагедии прошло чуть больше трёх месяцев, силами аргентинской кинополисской общины на берегу Гафнии был заложен и освящён первый камень – Zona Cero, нулевой километр – на месте которого в самое ближайшее время планировали возвести главное здание города.

После утверждения на национальном конгрессе окончательного генплана по развитию центральной части, начался грандиозный процесс по отстройке и восстановлению города. Сначала заново возвели мэрию, затем с нуля выстроили Парагвайский вокзал и аэропорт «Озей-2». Появились и первые достопримечательности, которые уже начали привлекать туристов из соседних провинций. В их число вошли: мемориал погибшим во время трагедии, здание администрации, возведённое по проекту именитого архитектора из Ямасаки, центральная городская площадь, с современными скульптурными композициями, и лесопарк, создатели которого вдохновлялись Cентрал Парком в Нью-Йоркшир Терьере. Прямо посреди города раскинулся зелёный оазис с пышными деревьями и извилистыми аллеями. Парк был подарен Озею одним известным столичным богачом. Именно его силами в город завезли грунт из лесов северных провинций Аргентины и взрослые деревья. Благодаря его стараниям левый берег Гафнии в центральном районе Озея теперь был укреплён густой растительностью, и будущий город обрёл «лёгкие» и задышал.

Уже летом в город хлынул поток переселенцев. В основном приезжали те собаки, кто проживал на территории Озея до мартовской трагедии. Также квартиры, совершенно бесплатно, выдавали тем, кого целыми и невредимыми достали из-под завалов спасатели. А таких псов и собак было немало. Только за первую неделю после катастрофы из-под руин было извлечено около двадцати тысяч живых собак! Цифры эти подавали надежду, поэтому на место трагедии приезжали родственники пропавших без вести псов и собак и лично помогали чрезвычайным службам в проведении спасательно-поисковых операций.

В середине августа в городе развернулась активная предвыборная кампания. Больше всего шансов стать новым мэром города было у Сергея Березина, отставшего от Тузика Озейло в предыдущей предвыборной гонке всего на несколько процентов. Также в город внезапно вернулись эрдельтерьер Алекс Шульц и скотч-терьер Эдуардо Хороббадо. Их появление привело сенбернара в бешенство:

«Мало того, что они снова приехали в город, так ещё рвутся к власти! – напечатала слова возмущения Сергея Березина газета «Собачья правда» в одном из своих ежедневных выпусков. – Я считаю, что эти псы окончательно потеряли свою совесть, если она у них вообще когда-либо имелась. Именно они в декабре начали плести свои грязные политические интриги и ввели большинство горожан в заблуждение, что обернулось фатальным исходом: жители Озея отказались покидать свои дома и остались в городе на верную погибель! Это преступники, по которым плачет трибунал, а не кресло мэра!»

По всему городу висели плакаты с призывами голосовать именно за него. Алекс Шульц и Эдуардо Хороббадо, всё же чувствуя перед горожанами некоторую вину, активно занимались восстановлением своей репутации в глазах граждан. Они лично участвовали в поисково-спасательных операциях, поддерживали фонды оказания помощи пострадавшим, вели диалоги с местными жителями. Однако, несмотря на все старания, для жителей Озея они так и не смогли стать настоящими героями. Горожане по-прежнему упорно верили только в сенбернара, а потому Сергей Березин продолжал оставаться главным претендентом на пост мэра города.

***

Расчистка руин Озея продолжалась. Каждый день спасатели находили что-то ценное: прощальные записки, старинные часы или эксклюзивную коллекционную мебель, привезённую в Аргентину ещё во времена колониальных завоеваний Восточной Америки. Коллекция открытого в июне музея, в память о весенней катастрофе, ежедневно пополнялась новыми экспонатами.

Но собаки, которых удалось обнаружить живыми, разумеется, были главным, бесценным результатом поисковой операции. Так, например, в конце марта спасателями была обнаружена репортёрская группа из газеты Laborables de Oszey. В то злополучное утро, когда весь Озей сотрясался от подземных толчков и затапливался прибывшей со стороны океана большой водой, группа делала репортаж для своего издания прямо в стенах горящего дома. Когда панельное высотное здание, не выдержав нарастающих толчков из-под земли, разрушилось, то они уцелели лишь чудом, но оказались в западне из сложенных шалашом железобетонных плит. И только благодаря усилиям особого отряда сенбернаров, которых Министерство чрезвычайных ситуаций страны специально направило в Озей из учебного центра в Домингосе, их удалось обнаружить и достать из-под завалов, даже не пострадавшими.

Собачья выставка, проведение которой в Аргентине в конце прошлого года согласовали с международным сообществом, прошла в другой стране. Однако, благодаря усилиям Буэнос-Айреса и многих других городов собачьего мира, к лету территория на левом берегу Гафнии обрела очертания города, и Озею удалось принять на своей территории саммит собачьего мира, который планировали провести в этом городе ещё в прошлом июне.

Глубокие травмы, нанесённые городу, постепенно заживали. Однако раны, причинённые родным погибших в мартовской трагедии, всё ещё кровоточили в душах бывших жителей города. Далеко не все выжившие в катастрофе соглашались получать квартиры в Новом Озее. Большинство из них селилось в Буэнос-Айресе, Мар-дель-Плате, Гольденрое или Уотсоне. В один миг популяция многих городов в Аргентине подскочила до небывалых значений. Так, скромная деревенька Аренас Вердес, с численностью населения в тысячу жителей, ещё в июне находилась под угрозой исчезновения. А уже к сентябрю это поселение получило статус города, и его население превысило двадцать тысяч собак. Благодаря столь внушительным темпам урбанизации Аренас Вердес обогнал даже своего главного конкурента – городишко Коста Бонита. Теперь и поверить было сложно, что ещё в начале года деревня Аренас Вердес уверенно занимала в списке дотационных субъектов Аргентины «почётное» первое место.

Временно исполняющий обязанности мэра города французский бульдог Дримбидж Дон, по совместительству – выходец из партии, официально поддерживающей на выборах кандидатуры Алекса Шульца и Эдуардо Хороббадо, был обязан работать над тем, чтобы жилищные площади его города пользовались успехом у собак. Решив, что саммит сыграет далеко не последнюю роль в судьбе Озея, он воспользовался случаем и перешёл к активным диалогам с общественностью. Мировое журналистское сообщество, внимание которого в дни саммита было максимально приковано к Озею, сыграло ему на лапу: его заявления разнеслись по всему собачьему миру:

– Мартовская катастрофа – это, в первую очередь, роковое стечение обстоятельств. Это извержение вулкана, цунами, землетрясение и недоверие к псам, стоящим у власти, – говорил Дримбидж Дон. – Если бы удалось исключить хотя бы оно звено из этой цепи, то такой масштабной катастрофы удалось бы избежать. Возводя Новый Озей, мы стараемся учесть те ошибки, которые были допущены нами при строительстве города в прошлом году. Буэнос-Айрес согласовал строительство защитной дамбы, которая удержит большую воду со стороны океана. Проекты домов, строящихся сегодня в Озее, проходят жёсткую проверку на сейсмоустойчивость. Вулкан, который после извержения уменьшился в два раза, потух навсегда – это подтвердили мировые эксперты. Но даже если он проснётся вновь, сооружённая вокруг него защитная каменная стена на некоторое время сумеет сдержать пирокластические потоки. И последнее: городская власть открыта для диалога с местным населением. Политика градоначальников стала максимально прозрачной, вы в этом уже наверняка успели убедиться сами. Озей – безопасный город. И город с большим будущим!

Речь бульдога была переведена на несколько наиболее популярных языков и разлетелась по всему собачьему миру. Дримбидж Дон был доволен. Новый Озей официально сертифицировался как «самый безопасный город Аргентины» и теперь действительно был способен преодолеть любые, самые опасные, шалости мятежной природы района дельты реки Гафния.

***

А в это время на другом полушарии собачьего мира, в Рояльске, жизнь продолжала идти своим чередом. Псы всё так же куда-то спешили по своим делам, сидели в кафе и проводили томительные часы, стоя в пробках.

Небывалая жара, обрушившаяся на столичный регион, наконец, уступила место холодным и затяжным сентябрьским дождям. Не верилось, что каких-то тридцать дней назад Рояльск изнывал от адского зноя и задыхался в дыму лесных пожаров.

Анита Менделеева отработала свой испытательный срок в редакции местной районной газеты и теперь, охлаждаясь под струёй холодного воздуха, выдуваемой офисным кондиционером, всерьёз задумывалась об увольнении.

Друзей среди коллег она найти не смогла. Поначалу её воспринимали лишь как несчастную собаку, чудом спасшуюся от жуткой гибели, и всюду предлагали помощь. Из-за сильных личных переживаний Анита замкнулась в себе и от любых подачек, которыми ей казалась любая помощь и внимание со стороны коллег, отказывалась.

Затем стало открыто проявляться недовольство:

– Ну и что, что она из Озея? Живая, и хорошо!

– У меня тоже не всё так просто! Троих щенков поднимаю в одиночку. И я тоже хочу зарплату побольше!

Эти и другие близкие по смыслу ворчливые диалоги во время работы в редакции Анита ненароком слышала почти каждый день.

Ей хотелось обратно, за океан. Она знала, что город уже восстанавливают, причём в рекордные сроки. Поэтому её тянуло туда, как никогда прежде. В голове Аниты поселилась твёрдая уверенность, что если она снова бросит свою нудную рояльскую жизнь и рванёт туда – в дельту Гафнии – то ей обязательно повезёт. Она верила, что со второй попытки ей точно удастся найти своё счастье, которое на этот раз она так просто ни за что не отпустит.

– И что ты наделала? – Матильда Степановна с укором смотрела на внучку. Они вдвоём сидели на тесной кухне, пили чай и грустно смотрели в окно, за которым продолжал нудно барабанить дождь. – Работу хорошую нашла, в газете. И уволилась. Зачем?

– Я не могу там работать, – призналась Анита, грея лапы о горячую кружку.

Отопление по плану должны были включить в начале октября. А это значит, что ещё две недели им придётся распивать горячие чаи и ложиться спать в толстых шерстяных носках.

– Я хочу в Озей. Обратно.

– Отопление включат, и перехочешь, – покачала головой бабушка. – Анита, тут у тебя есть я. А там вообще никого.

– Дело не в отоплении, ба, – замотала головой Анита, уткнувшись носом в кружку. – Там я встретила Тузика. То место для меня много значит. Правда.

– Полгода прошло, а ты всё в себя никак не придёшь, – уныло констатировала Матильда Степановна.

– Я не могу по-другому! Тузик стал моей первой осознанной влюблённостью. Именно осознанной, а не детской, понимаешь? Псом, который любил меня, которого любила я. Когда в декабре на переходе меня сбил лихач, всем псам было плевать на меня, они спешили по делам! А Тузик остановился… и подобрал… Я обязана ему жизнью, ба. И я просто не могу свыкнуться с мыслью, что больше никогда с ним не увижусь!

Не говоря ни слова, Матильда Степановна продолжала смотреть на дождевые капли, стекающие по оконному стеклу. Сегодняшние слова Аниты ничем не отличались от слов, произнесённых ею неделю назад или в прошлом месяце. За эти полгода госпожа Менделеева – пожилая пятнадцатилетняя собака, рождённая в день приземления Цессны на площади возле рояльского Кремля, а впоследствии ставшая уважаемым в городе педагогом – успела выучить слова внучки наизусть. В её отрешённом взгляде Анита уловила безразличие и усталость. Однако это было неправдой: Матильда Степановна усиленно думала и прокручивала в голове какую-то одной ей известную мысль.

– Увидишься, Аниточка, – она загадочно улыбнулась и повернулась к внучке.

– Ба, только не говори мне про жизнь после смерти, – отмахнулась Анита. – Тузик мёртв, а из-за того, что Аргентина в те дни никого не пускала в страну, я даже не смогла с ним проститься…

– Если ты не была на похоронах, то почему же ты так уверенно говоришь, что твой Тузик умер? – спросила бабушка и улыбнулась.

– Да я бы рада знать, что он живой, но вы воспитывали меня реалисткой, понимаешь? – Анита сама не заметила, как почти перешла на крик.

– Есть вещи, ради которых можно пренебречь своими взглядами, а иногда – даже воспитанием, – спокойно ответила Матильда Степановна.

Её тихий бархатный голос снизил накалившуюся атмосферу на кухне. Анита больше не кричала, а лишь безмолвно смотрела на бабушку.

– Любовь… – Матильда Степановна зажмурилась. – Парадокс, но большинство из нас, услышав это слово, тут же представляет себе страстные амурные сцены и забывает о том, как на самом деле любовь многогранна. Иногда это любовь учителя к своему ученику, иногда – трепетное отношение к своему делу. А иногда – и груз ответственности за тех, кого мы приручили…

– Я ничего не понимаю, – покачала головой Анита. – К чему ты это говоришь?

– Ты должна ехать в Озей, – заключила Матильда Степановна. – Ты будешь продолжать не находить себе места, пока не удостоверишься в его смерти. Хотя я бы на твоём месте рассчитывала на то, что Тузик Озейло остался жив…

– Бабушка! – Анита налила себе новую чашку чая.

– Напряги память, пожалуйста, – попросила Матильда Степановна, внимательно глядя внучке в глаза. – Что именно он говорил тебе, когда в последний раз звонил по телефону?

– Он говорил про гору Сальвафьён, про Серебрянопрудный бульвар, – Анита напряглась. – Я не помню! Ты же понимаешь: тогда всё было смазано, везде кричали…

– Он называл причину, по которой не мог находиться в момент трагедии с тобой?

Анита задумалась. Она помнила, что он куда-то спешил, но куда?

– Кажется, да… – Анита подняла на бабушку глаза. – Он ехал кого-то спасать…

– Это уже интересно, – бабушка задумалась. – Кого он мог ехать спасать? Подумай, это важно.

– Он называл имя… – Анита честно пыталась вспомнить, воссоздавая в голове картину того страшного дня: Гафния, вышедшая из берегов, повсюду кричащие собаки, потоки грязной воды и она, Анита, взобравшаяся на крышу автомобильного фургона, – чувствует, как в кармане звонит мобильный телефон. – Я не расслышала имени. Прямо в тот момент взорвалась атомная электростанция, я едва устояла на лапах…

– Аниточка, вспоминай. Раз он назвал имя, то ты наверняка знаешь этого пса. Или хотя бы раз с ним пересекалась.

– Есть одна догадка, – кивнула Анита. – Незадолго до трагедии он сильно сдружился с главой метеоцентра, он тоже из России. И звали его Саппи, кажется… Да, бабуль! Точно! Он назвал имя Саппи, но вот последний слог я не расслышала. Он ехал спасать его, получается…

– В какой части города он жил, этот Саппи? – не унималась бабушка, слегка покачиваясь на табурете. Очевидно, Матильда Степановна была очень заинтересована в благополучной развязке этой истории и душевном спокойствии своей внучки. За последние