От автора

В основу этой истории положены документальные свидетельства о сверхсекретной спецоперации, прошедшей в дни недавних декабрьских митингов в России. Собственно, поэтому редкие факты, которые могли дать пишу для размышлений, остались незамечены большинством россиян. Подробный отчет об этой операции вряд ли когда-то будет рассекречен. Вполне вероятно, что эта книга будет первым и последним отчетом об операции «Флешка».

Часть первая

1

– Ну что, Михалыч, тушенка не сходится. Куда-то подевались две коробки… А то и три… – сказал Филипп Третьяков кладовщику, тучному мужику в годах, с усами подковой. – Признавайся, на закуску извел?

– Да как можно, Филя?.. – развел руками кладовщик («Филя» было сказано с умыслом – и чтобы градус официальности сбить, и чтобы напомнить, что тушенку, если и извел Михалыч, так не на себя же одного – Филипп это отлично понимал). – Ты же меня знаешь, сколько работаю – а недостача первый раз.

Михалыч лукавил – недостача у него была всегда, по мелочи, но была. И всегда выходило, что недостающий товар потом откуда-то выплывал – может, Михалыч по своей армейской привычке (он в армии был старшиной), как белка, прятал продукты в разные места, забывал, а потом находил, а то ли просто, раз уж попался, покупал для возмещения ущерба продукты на стороне.

Оба они работали в фирме, продававшей оптом продукты питания – растворимый кофе в банках, тушенку, разные консервы, макароны и еще много чего. Фирма располагалась за задворках города и состояла из небольшого «офиса» и огромных складов. В складах и летом было прохладно, а сейчас к тому же была зима. Филипп, хоть и набросил, идя на склад, свой желтый пуховик, но чувствовал, что озяб, торопился закончить проверку – на долгое воспитание Михалыча не было ни времени, ни желания.

– Два дня тебе на то, чтобы все пересчитать и найти пропавшее! – со значением, надавив на слова «найти» и «пропавшее», сказал Филипп. Михалыч тягостно вздохнул. Филипп, впрочем, предполагал, что это игра. «Наверняка ведь тырит не по-детски… – подумал Филипп. – А два этих ящика тушенки он мне специально подкинул, чтобы я успокоился и дальше не искал». Он и правда не собирался дальше искать. Общим мнением руководства фирмы было, что Михалыч хоть меру знает, а возьми вместо него другого – продаст на сторону не только продукты, но и все, что отрывается от пола.

Филипп пошел по складу, по бетонному полу, мимо мешков, ящиков, коробок, банок, мимо разлегшихся прямо на мешках с мукой грузчиков. Он открыл дверь и попал в офис. Склад у них в фирме назывался Сохо, а офис – Сити. Перепад и правда был сильный: офис был весь в пластике, с кожаными креслами, плоскими экранами компьютеров, прямо бизнес-центр.

– Ну что там? – спросил Филиппа Костя Варфоломеев, его сосед по небольшому кабинету, с длинными руками и коротко стриженой бугристой головой.

– Да как всегда. Михалыч куда-то дел два ящика тушенки… – усмехнулся Филипп.

– Ну это еще по-божески… – засмеялся Костя и его сумрачные глаза блеснули.

– Я ему дал на возмещение два дня. Ты бы видел его лицо… – сказал Филипп, вешая пуховик на вешалку, усаживаясь в свое кресло и дотягиваясь до чайника.

– Каменев тебе звонил… – сказал Костя.

– Который из них? – спросил Филипп. Каменевых было двое, Андрей и Семен, они держали небольшой магазинчик морепродуктов, и, хотя предполагалось, что магазинчик элитный, не чурались подкупать что-то в этой оптовке.

– Я по голосу не разобрал… – ответил Костя, внимательно глядя в экран компьютера.

– Что ты там так изучаешь? – спросил Филипп.

– Да ты посмотри – какая! – хмыкнул Костя. Филипп обошел стол и глянул, так и есть – Костя исследовал порносайты.

– Влетит тебе… – сказал Филипп.

– Да ну… – мотнул ответил Костя и глаза его снова блеснули. – В конце концов, должно же от нашей работы быть хоть какое-то удовлетворение.

Слово «удовлетворение» он выделил особо.

– Да уж… – усмехнулся Филипп, возвращаясь к себе. В душе он не понимал интереса Кости к таким сайтам и иногда думал, не сексуальный ли маньяк его сосед. Впрочем, думал так, не всерьез. К тому же, он знал, от чего коллега проводит рабочее время в компьютерных эротических путешествиях: не так давно Костя совершил небольшой трудовой подвиг (продал вагон кильки в томате, на которую спрос зимой обычно невелик). Костя предполагал, что за кильку ему светит премия, однако не получил ничего. Тогда он на начальство обиделся и в знак протеста на работу до поры-до времени «забил». Правда, начальство об этой акции протеста и не догадывалось.

Варфоломеев был в общем-то человек как человек, однако имел одну страсть, о которой в фирме знал только Филипп – замечал все за всеми. Сопоставляя разные, вроде бы крайне мелкие, детали он узнавал о человеке самые разные, порой крайне интимные, вещи. То и дело Филипп удивлялся тому, как много Варфоломеев знает о каждом из них и с тревогой думал, что же такое Варфоломеев знает о нем.

При этом, Костя, догадывался Филипп, имел виды на его сестру, Марьяну. С сестрой все было сложно: когда она родилась, Филиппу было уже четырнадцать лет и так вышло (отчим жил на отшибе, а матери надо было на работу), что почти все заботы о ней легли на его плечи. Первым словом ее было что-то вроде «Филя», но Филипп никому, чтобы не обидеть, об этом не напоминал. Впрочем, теперь особо и напоминать было некому – мать два года как померла, а отчим совсем заотшельничался, жил какими-то своими заботами, в которых дочери все не находилось места. Филипп давно понял, что сестра где-то внутри, подсознательно, считает отцом его – именно потому, что он когда-то менял ей пеленки и укачивал по ночам. Это «отцовство» его изрядно утомило, но, говорил он себе, деваться-то некуда.

Сестра жила в квартире матери одна, жила кое-как. В школьные годы взрослая жизнь так увлекла ее, что она не окончила даже девяти классов. Мать, уже зная, чем болеет и понимая, что помрет, устроила ее на курсы парикмахеров – хотела, чтобы было у дочери в руках ремесло. Но сразу места в парикмахерских не нашлось, а после смерти матери Марьяна махнула на парикмахерство рукой – устраивалась время от времени продавцом в магазинчики. Зарплаты ей хватало лишь на еду – за ее квартиру приходилось платить Филиппу, от чего с женой Маргаритой у него время от времени были скандалы. От нечастых – совесть у нее все-таки была – звонков сестры Филипп вздрагивал: ничего хорошего ее звонки ему не обещали, то долги коммунальные, а то и в милицию по пьянке попадала Марьяна, бывало с ней и такое – район пролетарский, привычки соответственные. Немудрено, что он давно мечтал ее «пристроить» или «сплавить» (термины зависели от настроения). Он иногда ловил себя на мысли, что смотрит на Варфоломеева оценивающе, как отец невесты на сватовстве – потянет ли этот женишок? Это было и смешно, и не смешно.

Филипп набрал номер магазина Каменевых, и спросил Семена, младшего, который, однако, всем в каменевском бизнесе заправлял.

– Филя! – закричал в трубку Семен. – Ты где ходишь?

– Ну… – ответил Филипп. – По складам, по цехам…

– По каким цехам? Ты мне-то вашу просроченную лапшу на уши не вешай! – закричал Семен (он всегда кричал) и захохотал. Филипп поморщился – даже в пустячном разговоре Каменеву обязательно надо было дать собеседнику словесный щелбан. Филипп давно, почти с самого начала знакомства (они с Каменевым учились вместе с первого класса) знал про эту особенность Каменева и хоть числились они товарищами, почти друзьями, сам его товарищем считал с большой натяжкой. Общение с Каменевым всегда было тягостным упражнением для самолюбия Филиппа. Когда Семена унесло волнами взрослой жизни из их городка – вслед за старшим братом Андреем он поступил в военное училище – Филипп узнал об этом с некоторым облегчением. Но потом, ближе к концу 90-х, оба Каменева вернулись в родной город – говорили, что навоевались в Чечне до изжоги. (К тому же и война зачлась им день за три – так что оба теперь были военные пенсионеры).

– Ты чего хотел, говори, Семен, а то мне некогда… – проговорил Филипп нетерпеливо.

– О, дела у него! – воскликнул Семен.

– А поговорить со старым школьным товарищем времени нет! Вот ты всегда такой – ходишь, ото всех морду воротишь!

Хоть и со смешком говорил это Каменев, однако было обидно. Но Филипп подумал – надо перетерпеть – и промолчал. Да и у Семена, видать, имелись дела – монолог его был нынче краток. Пояснив, что их магазину нужны кое-какие рыбные деликатесы («ну или что у вас там называется деликатесами?» – не удержался Каменев), Семен сделал заказ и распрощался, предварительно, правда, напомнив, что послезавтра, в воскресенье – футбол.

– Не забыл? Не сачканешь?! – подначивал Каменев. – А то мы ведь такой командой собираемся, что надерем вам задницы и в переносном, и в прямом смысле!

Зимой по воскресеньям, когда получалось, они играли в мини-футбол четыре на четыре. Команду Каменевых Филипп знал – они всегда играли вместе с братьями Алферовыми. Алферовы, Яков и Матвей, были моложе почти всех в компании (первому тридцать, второму – тридцать два), однако ни Филипп, ни кто другой не удивлялись тому, что Каменевы их привечают: Алферовы работали в налоговом управлении, Каменевы ходили к ним со своими декларациями (а также с коньяком и икрой), через это и познакомились, и подружились. Впрочем, насчет дружбы у всех, в том числе и Каменевых, были сомнения: сами Каменевы со смехом называли свои взаимоотношения с Алферовыми «стокгольмским синдромом» – когда заложники начинают питать симпатию к террористам. Алферовы, видать, догадывались об этом и «снисходили» до общения с остальными – особенно старший, Матвей.

В команду к Филиппу Каменевы сплавляли своего сродного брата Льва Фадеева (отец Каменевых ушел из семьи и Фадеев был его сыном от другой женщины), а также Игоря Фомина, партнера по бизнесу, возившего к ним в магазин красную икру. Икра обходилась так дешево, что все считали Фомина контрабандистом и вообще непростой личностью. Фомин был одного возраста с Филиппом и Семеном, но казался старше из-за скрытности характера, наложившей отпечаток и на внешность: цепкие глаза, плотно сжатые губы, разжимавшиеся лишь иногда, в основном для какого-нибудь скептического едкого замечания.

Потаенный смысл выражения «надерем задницы» состоял в том, что игра велась «на распин жопы»: – проигравшая команда выстраивалась вдоль забора, отставив зады, по которым победители с хохотом били с одиннадцати метров «пенальти». Это было мало того, что унизительно, но еще и больно – Каменевы (а выигрывали почти всегда они) били от души, не жалея сил, как по бетонной стене, и почти всегда попадали. От этого Филипп и правда время от времени от субботних матчей уклонялся.