Нас на улице было четверо, – сорванцов, которые коротали время, оставшееся до школы всякими забавами и проделками. Родителям, мы, конечно помогали, если они заставляли, а мы не успели смыться от них по своим детским делам. Но они нас кормили, и мы всегда являлись на обед. Тут то и мы попадались с какой-нибудь работой по дому. Как правило, ее было немного и, справившись с ней, мы чувствовали себя вольными птицами, и, спросив у родителей разрешения побегать, мы свистели друг другу и отправлялись в путь. Правда, если кто-то получал невыполнимую работу, приходилось ждать своего друга или отправляться без него. Иногда случалось, что надо было помочь своему другу сделать работу и мы, навалившись всей оравой, за несколько минут переделывали работу, которую родители задавали своему сыну на весь день. Но такое случалось редко – родители понимали, что нам надо везде побывать, осмотреть, так как впереди у нас была взрослая жизнь, и в нее надо было вступить уже подготовленным: – везде побывать, все попробовать и так далее.

На нашем языке это называлось побегать. Родители знали, что к спорту это никакого отношения не имело, – просто нам надо было с друзьями собраться и отправиться искать приключений. «Мама! Я пойду, – побегаю?» – после этих слов нас уже дома не было: – мы уже неслись по своим заветным местам и останавливались в одном, чтобы устроить военный совет и решить, чем мы в этот день займемся. Выбор был велик: можно было сходить за грибами, на железную дорогу, половить тритонов или раков. Кроме того рядом было много карьеров и в наши обязанности входило все их осмотреть. Но летом у нас пользовалось уважением гонки на плотах.

Между железнодорожными путями протекал ручей и в одном месте он был так умело кем-то запружен, что образовался пруд длиной примерно сто двадцать метров с шириной семьдесят метров. Берега у него были поросли камышом и травой. Так как по бокам его тянулись железные пути, для которых использовались шпалы, недостатка в материалах для постройки плотов у нас не было. Совсем недалеко был длинный сарай, в котором хранилась соль в огромном количестве. Для чего она была нужна железнодорожникам, неизвестно, а для нас это было очень удобно – мы брали из дома хлеб и устраивали себе частые перекусы – ели хлеб с солью.

У каждого из нас был свой персональный плот из шпал, и мы устраивали гонки по всему этому пруду. Я даже не знаю, какая глубина у него была, потому что не помню случая, чтобы кто-то из нас свалился с плота в воду. Но, судя по палкам, которыми мы отталкивались, глубина его была на самом глубоком месте метра полтора. Это был замечательный пруд для нас, гонщиков на плотах!

Мы гоняли на плотах по всему этому маленькому пруду и не замечали времени – когда нам надоело соревноваться по скорости, то мы начинали играть в ляпки – надо было догнать близкого соперника, который удирал по водной глади на плоту и достать его шестом. С этой минуты можно было немного отдохнуть, пока этот соперник начинал гоняться за кем-то и не догонял. Так мы в играх оттачивали свое мастерство управляться с плотами. Оно нам позже понабиться, на больших водоемах и реках, но мы пока об этом не знали…

Вообще этот пруд был странный – вода в него поступала из ручья, который был заключен в бетонные кольца, как в колодцах. Ручей все время журчал и булькал в уголке пруда и наполнял пруд свежей водой. Вода была очень чистой и вкусной – ее можно было пить без опаски и наши многочисленные обеды состояли из черного хлеба с солью и воды из ручья. Но уровень воды в пруду никогда не повышался, и до поры- времени мы даже не задумывались, куда она девается потом. Где-то был сток, иначе пруд бы разлился и затопил все железнодорожные пути.

Однажды, когда мы устроили себе обед и отдыхали от нелегкой борьбы за выживание в ходе игры в ляпки или уже после финиша гонок, вдруг задумались, где находиться плотина этого пруда и куда течет из него вода. Все сразу заинтересовались и начали строить догадки. Весь обед мы строили различные версии, а потом, когда съели полбулки черного хлеба с солью и запили этой райский обед водой, то вскочили на свои плоты и начали прочесывать прибрежные заросли осоки и камыша.

Леха и я уплыли к противоположному берегу и разделились – он поплыл налево, а я направо. Владька с Серегой остались на месте нашей столовой и начали спорить, кому куда плыть: – одному надо было плыть сквозь заросли камыша с комарами, которые ждали неудачника, которого надо загрызть, а второй должен был плыть вдоль песчаного берега и встретиться с нашей поисковой экспедицией. Там не было ни камыша, ни комаров и плавание было очень удобным – толкайся шестом и загорай. Спор решила монета в три копейки, которая нашлась у Владьки в кармане – она осталась у него после того, как мы купили в магазине хлеб. Ему крупно повезло – ему надо было проплыть вдоль песчаного пляжа, а Сереге надо было отдаться комарам в гуще осоки и камышовых зарослей.

Мы с Лехой плыли в разных направлениях и внимательно осматривали каждый сантиметр берега. Кому-то из нас четверых должно было повезти, и он бы вошел в историю, как исследователь, которому посчастливилось обнаружить плотину пруда. Если бы она была видна сразу же, когда мы осваивали этот пруд, то это было бы нам ясно и никаких вопросов у нас бы не возникало. Но плотина была так запрятана и незаметна, что поиски ее сулили нам приключение и от этого мы не могли отказаться. Оставив на время гонки и ляпки, мы отдались новому делу, даже не предполагая, какое оно будет долгим и опасным.

На первый взгляд все выглядело простым занятием: – в пятидесяти метрах от нашего пруда железнодорожные рельсы, по которым проносились паровозы с вагонами, груженными углем, песком и щебнем заканчивались, а за ними началось болото, которое незаметно переходило в огромный пруд. Это болото было все в протоках, по которым можно было поплавать на лодках летом на рыбалке – там было много окуней. В эти протоки отправлялись весной с острогами наши отцы. Когда у щук начинался нерест, они нередко притаскивали несколько щук, чтобы мы их съели с мамами и бабушками. Для этого они надевали болотные сапоги и бродили по берегам этих проток и накалывали своими острогами всех щук, которые им попадались. Болото с ними тянулось на несколько сот метров и переходило в пруд, где летом наши отцы и деды рыбачили по выходным. Они иногда брали с собой нас, так что нам было известны его берега, но никто из нас не видел речки, которая должна вытекать из нашего маленького пруда. Сейчас мы просто были обязаны найти ее, и мы начали разгадку этой большой тайны – куда девается вода из нашего собственного пруда.

Я толкался своим шестом и медленно плыл на своем маленьком плоту вдоль берега, смотря на многочисленные кочки, на которых росли камыш и трава. Лехи мне уже не было видно – он заплыл за поворот и также плыл вдоль заросшего травой берега. Это уже не были игры – это было настоящая взрослая и ответственная миссия – найти спрятанную плотину, и мы все относились к этой задаче серьезно и старательно. Каждому из нас надо было проплыть метров по триста, и если бы в нашу задачу входила задача проплыть эти метры как можно быстрее, то мы бы справились с этой задачей за считанные минуты. Но поиски не терпели суеты, и каждый из нас смотрел до боли в глазах в каждую болотную кочку и обшаривал глазами каждый сантиметр берега. Но прошло минут пять, и все участники поисковой экспедиции молчали – никому еще не удавалось найти плотину, через которую стекала лишняя вода. Наконец с противоположного берега раздался восторженный вопль. Это кричал Владька, которому что-то удалось найти среди кочек, заросших болотной травой.

Остальные участники экспедиции сразу прекратили свои поиски и все три плота с разных сторон акватории поплыли к первооткрывателю. Каждый старался изо всех сил толкаться шестами – приобщиться к открытию и первым узнать, что там нашел Влаха, чтобы узнать причину его вопля и поздравить с чем-то, которое он там, в болоте, нашел.

У меня был самый быстроходных плот – я когда его сколачивал, то шпалы в результате сборки образовали букву V и он разрезал воды пруда, как торпедный катер, не оставляя никаких шансов соперникам. Поэтому я первым примчался к Владьке, который стоял на своем плоту в самой гуще болотной травы, и он мне продемонстрировал свою находку – еле заметное, забитое травой и илом бетонное кольцо, – это, по его мнению, и была плотина нашего пруда. А когда подплыли остальные участники, я взял на себя роль экскурсовода и стал объяснять Лехе и Сереге, что вот, наши интенсивные с Влахой поиски увенчались успехом и пред ними находиться замаскированная плотина, через которую утекает вода из нашего пруда.

Наши плоты окружили вход в подземелье, затопленное водой, и мы, помолчав несколько секунд, устроили совещание. Закончилось оно лишь тогда, когда все участники пришли к консенсусу: – надо его почистить от травы и посмотреть, что оно из себя представляет. Но сначала, естественно, надо доесть оставшиеся полбуханки черного хлеба с солью и напиться. Серега поплыл за провизией, а остальные участники экспедиции стали тыкать своими шестами в бетонной кольцо, которое возвышалось на треть метра над водой. Когда фуражир приплыл с обедом, мы уже закончили начальную чистку, и каждый уселся на своем плоту с краюхой хлеба, посыпанной купной солью. Краюхи были маленькими, и мы покончили с ними очень быстро. Вот если бы нам в руки попал баран или бык, то я не сомневаюсь, что их мы съели бы так быстро. Но ни барана, ни быка под рукой не оказалось, и когда мы слегка закусили, то вздохнули и обратили свои взоры на открывшийся перед нами вход в подземелье.