Лицо Григория Анатольевича посерело. Треснувший было мир разлетелся вдребезги. Осколками вывалив на голову все те трупы, что законник оставил на пути к богатой жизни. Проняло. Подозревать о наказании и ткнуться мордой в его неотвратимость – разные вещи. Испуг сменился ужасом, а потом безысходностью.

– Что же теперь делать-то? – потерянно промямлил авторитет, выронив рюмку.

Она бесшумно ухнула в толстый ворс дорогого ковра, вместе с надеждами и мечтами о будущем. Всё. Теперь он и не вспомнит, что минуту назад хотел заставить меня подрабатывать на себя. Теперь у него совсем иной круг проблем. Главная из которых: Как не попасть в пекло?

И ведь я не говорил, что мы побывали именно там или, что грешники туда попадают после смерти. Откуда мне собственно знать? Я не Господь Бог и даже не ангел. Я просто задал наводящий вопрос, который меня, надо признать, тоже живо интересует. Остальное Бобёр уже сам додумал. Так что я не обманщик. Нравится человеку считать, что после смерти он загремит в ад, пусть считает. Однако, подтолкнуть «богатенького Буратину» к правильным выводам всегда приятно. Пусть потрудится на благо страны, не всё же ему под себя хапать.

Не мню себя великим патриотом, но если есть возможность немного подсобить державе, то я всегда за. Начинаю промывку мозга:

– Вести богобоязненный образ жизни, делать благое, – Дьявольщина. Прям чувствую в своём голосе нотки архимандрита Николая. Собственно, слова так точно принадлежат ему.

– Да, – ожил Григорий Анатольевич. – Храм! Построю храм. Прямо в столице. Ничего не пожалею.

– Эээ… – захотелось отвесить авторитету оплеуху.

У всех толстосумов одна муха в голове. Думают, что соорудят златоглавую церковь и долги спишутся как не бывало. По моему же представлению, денег у современного духовенства столько, что они и сами в состоянии застроить всю столицу храмами, причём используя вместо кирпичей долларовые купюры.

– Вообще-то я имел в виду благотворительность. Детские дома, больницы, медицинские исследования, приюты для нищих. Помощь обездоленным всегда ценилась христианством.

– Конечно, конечно, – авторитет вынырнул из задумчивости. Но не полностью. Мысленно он уже размечает территорию для строительства прямо посреди Красной площади. Бормочет тихонько. – Дома, приюты… Обязательно.

– Кстати, Григорий Анатольевич, – делаю ещё одну попытку отвлечь авторитета от виртуального строительства нового храма. – Ясно почему лысый, это «Лысый», а ты почему «Бобёр»?

– По кочану, – недовольно буркнул клиент, но чуть поразмыслив, кривовато улыбнулся, обнажив два верхних резца, выпирающих как у одноимённого полуводного млекопитающего отряда грызунов. Бобёр – ну один в один прямо.

– Ясно. Ну что же, – надеюсь на приюты денег зубастику всё же хватит. – Прощай Григорий Анатольевич, а у меня ещё дела.

– Удачи, – снова задумавшись о своём протянул авторитет. – Лысый проведёт.

* * *

На улице уже темнеет, а ведь ещё нужно помочь святому старцу Николаю. Хоть он себя святым и не считает, но у его прихожан на это другое мнение и, надо признать, не безосновательное.

Дим, чуть опустив боковое стекло, скептически осмотрел мой внешний вид. Заляпанная обувь, разорванные брюки, разводы чёрной гари на белой рубашке и лице.

– В химчистку, шеф?

– Очень смешно.

– Точно. О чём это я? Тут проще в мусорку рядом с третьими «бехами». Чего плащ-то не взял?

– Не нуди, – открываю двери автомобиля, плюхаюсь на заднее сидение и звоню архимандриту.

– Ну ёлы-палы! – озабоченно всплеснул ручищами Дим. – Теперь сидение отмывать.

Продолжая возмущаться водитель завёл «BMW» и выехал на дорогу. Николай поднял трубку.

– Освободился, Сергий?

– Да, но хотелось бы всё-таки перенести встречу на другой день.

– Невозможно, – отрезал архимандрит. – Знаю как ты не любишь спешки, но Ефим уже выехал к месту вашей встречи.

– Адрес? – Николай продиктовал адрес и я озвучил его Диму.

– Два часа переться, неизвестно куда, – заворчал здоровяк-водитель.

Он постоянно чем-нибудь недоволен и часто возмущается, но ни единого раза мне не перечил. Более того, любую, даже самую идиотскую просьбу он выполнит в лучшем виде, быстро и качественно – не придерёшься. Знает чем я занимаюсь.

– Кстати, – как-то неуверенно зазвучал в телефоне голос священника, будто сюрприз мне приготовил. – Ефим не совсем в курсе, что ему будут помогать.

– А он хоть в курсе куда вообще ввязался?

– Ну…

– Вы послали племянника в пасть к бесам и не предупредили?

– Вера воспитывается во страданиях, посте и искушениях, – наставительно выдал старик. – Да и какие бесы? Помилуй, Сергий. Простой, как ты зовёшь, полтергейст. На три «Молитвы Иисусовых». Может Ефим и сам справиться.

– Так может и не ехать?

– Езжай, езжай, – слишком быстро выдал Николай и, как почувствовав появившиеся у меня подозрения, добавил уже увереннее. – Для успокоения души моей. Племянник всё же.

– Что-то темнишь ты, ваше святейшество.

– Удачи, – будто не расслышав последнюю фразу, и даже не возмутившись «святейшеству» архимандрит повесил трубку.

Хм. Полтергейст. Не припомню, чтобы я такими словами выражался при Николае. Да и такие явления как полтергейст – это всего лишь физические проявления глубинных колебаний на «этажах». И то, не всегда. Может быть и чего похуже.

Устроившись поудобнее, я расслабился и очень быстро задремал – дала о себе знать усталость после многократного открытия врат.

* * *

Проснулся от того, что Дим тронул меня за плечо. Кажется прошло всего несколько минут, а мы уже приехали.

– На месте, шеф.

На улице окончательно стемнело. Сон в неудобном положении совсем не принёс облегчения, а испачканная одежда ещё и измялась, превратив дорогой деловой костюм в мешковатое нечто, больше подходящее для рытья в мусорных баках, чем для встречи с клиентом.

Захватив саквояж я выскользнул из автомобиля и немного размялся, оглядываясь по сторонам. BMW встал возле покосившегося забора из облезлого штакетника. Вместо ворот и калитки заросший травой проход. Рядом припаркован мерседес, не новый, но опрятный, серо-стального цвета. Видимо Ефим уже прибыл.

Надо же, всего-лишь дьякон – низший чин в священничестве, а уже на «мерсе» ездит. Отчасти поэтому я и не в восторге от современной церкви. Такое чувство, что они служат деньгам, а не своему Богу.

Кстати, по церковным законам, дьякон не вправе в одиночку проводить обряды и таинства. Какого беса Николай послал племянника очищать жилище? Странно и подозрительно это всё. Ладно, то не мои проблемы. Я обещал помочь – помогу.

За забором обнаружился добротный шлакоблочный дом, выглядящий как «новая копейка» по сравнению с запущенным двором, а чуть левее деревянная лавочка, на которой, вздрагивая и всхлипывая, сидит женщина в ночной рубашке и с трёхлетним ребёнком на руках.

– Здравствуйте, девушка, – киваю в знак приветствия. – Я ищу дьякона Ефима.

– А… а он там, – судорожно сглотнув, указывает на крыльцо. – В… в доме.

Будто услышав её слова строение звякнуло разбивающейся посудой. Женщина вздрогнула и нервно прижала к себе малыша. Благо хоть темно и она не может хорошенько разглядеть мою одежду, а то бы ещё сильнее занервничала.

Перехватив саквояж в левую руку бодро направляюсь к крыльцу. Входная дверь приоткрыта. Толкнув её, вхожу внутрь, и как раз вовремя чтобы перехватить выбегающего из прихожей дьякона.

Глаза на выкате, волосы взлохмачены, ряса перекручена. В руке чаша, надо полагать со святой водой, и пестик, которым эту воду разбрызгивают. Будь священнослужитель немного крупнее, то снёс бы меня с дороги даже не заметив. Но поскольку парней с таким телосложением как у дьякона, Дим презрительно именует – «дрыщи», я легко остановил несущегося Ефима толчком ладони в грудь. Затем ещё и взял его руку в болевой захват, так как дьякон пытался обойти неожиданное препятствие и сбежать.

Во время недолгой борьбы вода из чаши хлюпнула мне на штанину и прохладой стекла в туфлю. Ну и ладно, всё-равно выгляжу как бомж, пятном больше – пятном меньше.

– Пустите, – задёргался, совсем ещё молодой парень с жидкой бородкой. – Ну пустите же…

– Всему своё время, – спокойно произнёс я, старательно копируя нотки его дяди.

Видимо Николай частенько «воспитывает» племянничка, потому как услышав знакомые интонации тот сразу «сдулся» и чуть ли не повис на моей руке.

– Там, там, там… – зачастил дьякон, словно ему не хватает воздуха чтобы договорить.

– Там? – вопросительно тычу в глубь дома, где в прихожей тускло горит свет.

– Да.

– Ну пошли глянем.

– Не-не, – Ефим опять начал вырываться, но только ещё больше выкрутил себе руку в захвате и ему стало больно. – Ай!

– Угомонись, твоё святейшество, – силком тащу дьякона в прихожую.

Последний раз дёрнувшись и окончательно убедившись, что силы не равны, Ефим сдался и, на подгибающихся ногах, засеменил рядом, то и дело вздрагивая от каждого скрипа половиц.

Прихожая. Стол накрыт цветастой скатертью, вокруг него четыре старых деревянных стула. Окна занавешены застиранными шторами. Под потолком одинокая лампочка, света от которой едва хватает чтобы разогнать мрак. Шкаф у стены заставлен посудой. По полу разбросаны черепки разбитых тарелок.

И едва уловимый «аромат» старинного склепа. Если не принюхиваться, то и не заметишь. А ведь запах – первое на что стоит ориентироваться. В моей работе очень важно замечать разные мелочи. Они подсказывают ответы. Например – что тут бедокурит мертвец и не подозревающий от том, что он уже помер. Такое бывает. Конечно, не с каждым преставившимся хануриком, иначе они бы уже заполонили планету, но случается.

– Давно покойника отпевали?

– Какого ещё покойника? – Ефим завертел головой, будто ожидая найти упомянутого в комнате.

– Значит давно, – кивнул я и потащил слабо упирающегося дьякона в спальню. – Или не отпевали вообще.

Обычно люди умирают чаще всего именно в спальнях, ну или в больнице, но тут явно не тот случай.

Спальня. Пол устлан древними плетёными ковриками из разноцветных тряпок. В углу двухспальная кровать с металлической сеткой, заправленная периной, сверху беспорядочно скомкано тяжёлое, ватное одеяло.

И тени. По стене, у кровати пляшут извилистые тени, которым просто неоткуда здесь взяться. Стоит сосредоточить на них взгляд и они расползаются, прячась по углам.

Такое иногда случается с каждым. Краем глаза вдруг замечаешь, что в углу комнаты набухает тьма, тянется костлявыми руками к твоей шее. Пугаешься, дёргаешься, резко поворачиваешься – никого нет. Пусто.

Грохнулась о половицы книга, сорвавшись с деревянной полки. Упала на несколько других, уже валяющихся на полу. Задребезжало стекло, дёргаясь и норовя выскочить из оконной рамы. Из под кровати раздался протяжный стон. Ефим встрепенулся, но вырываться не стал, памятуя прошлые разы. Только тихонько всхлипнул.

Слегка подталкиваю священнослужителя вперёд, он плюхнулся на колени прямо посреди комнаты, всплеснул руками и набрызгал святой воды на коврик. Такой грубости, как ставить святошу на колени, я не планировал, видимо дьякона просто не держат ноги от страха.

– Начинай.

– Что начинать? – не пытаясь встать пятится назад, подальше от кровати.

Он не видит пляшущие на стене тени, но давящую ауру прекрасно чувствует. А ещё, начинающуюся прямо за порогом комнаты, неестественную тишину. Она словно обволакивает липким покровом, трётся о кожу, набивается в рот тугим комком. Говорить тут трудно. Каждое слово приходится прямо выталкивать из себя. Такое не может не пугать.

– Да читай уже, – теряя терпение говорю приказным тоном, глазами показывая на крест у него на груди.

Закончивший духовную семинарию человек сходу должен догадываться, что в таких случаях имеется ввиду, а дьякон пялиться на меня, как баран на новые ворота. Неужели прогуливал уроки? Наконец он заметил куда я смотрю и его задумчивые морщины разгладились, парень вспомнил, что он оказывается лицо имеющее церковный сан.

– А… О… Молитвами святых… отец наших, Господи… Иисусе Христе Боже… наш, помилуй нас. Аминь, – неуверенно запинаясь начал Ефим.

Вокруг его головы тускло блеснуло золотое пламя. Ого! А парень-то, действительно верит. Может не достаточно истово, но какая-то искра в нём есть. Собственно, за другого Николай и не попросил бы. Видимо, увидел в племяннике неразвитый зачаток духа.

Дьякон сбился, начал заново, запинаясь ещё больше. Золотое сияние потускнело, скукожилось и опало.

– Не, так не пойдёт, отче, – я немного поморщился обращаясь к парню моложе меня «отче», но надо же хоть как-то подбодрить слугу божьего. – Есть что-нибудь из писания, что тебе особо нравится?

– Ага.

– Читай, – и легонько толкнув его в плечо добавил. – И глаза открой, что жмуришься?

А сам в это время вынул из кармана осколок «того самого зеркала», с отшлифованными краями, чтобы не порезаться, и верную «Zippo». Чирк. Зелёный огонёк заплясал над серебром зажигалки. Подставляю зеркало так, чтобы свет огонька отражался на стену.

Тени над кроватью стали темнее, зашевелились, приподнялись к потолку. Теперь их может увидеть любой.

– Святый Боже, – Ефим напрягся, но, к его чести, удрать не пытается, даже вяло взмахнул в сторону теней уже давно высохшим пестиком. – Что это?

– Читай, – кладу ему руку на плечо и чуть сжимаю, чтобы дьякон почувствовал поддержку.