Глава 1

Белое безмолвие. Яркий, ослепляющий свет, колющий глаза, мёртвая тишина и жуткий холод, такой, что не только снег хрустит под стопами, а даже воздух на зубах. Стоит моргнуть и веки смерзаются, их приходится тереть ладонями чтобы хоть как-то отогреть и открыть снова. Запах свежести обжигает ноздри и забивает лёгкие.

Обледеневшее плато уходит в бесконечную даль, сверкает, укрытое алмазной крошкой изморози и снега. Белый блеск холмов дезориентирует и заставляет жмуриться. Я стою на коленях, которые уже намертво прилипли к твёрдому насту. С каждым вдохом лёгкие сковывает обжигающий холод. С каждым выдохом из горла вырывается хрип, кашель и несколько капель крови. Они на лету застывают в рубиновые кристаллики, падают на твёрдый снег, подпрыгивают и разлетаются в стороны, словно бусины разорвавшегося колье.

Передо мной гигантская чёрная фигура с раскрытыми крыльями из чистого света за спиной. То ли контраст между снежным полем и угольным монстром сбивает с толку, то ли это какой-то оптический обман. Но стоит хоть немного сфокусировать взгляд, как контуры фигуры тут же расплываются и исчезают. Я пытаюсь разглядеть её получше, но ничего толком не вижу в слепящем сиянии снега, колючего света и белой смерти разлитой вокруг.

Крылатый гигант говорит, но не словами, и даже не звуками. Перед восприятием мельтешат странные образы и нереальные картины от которых ломит виски. Логика в видениях напрочь отсутствует. И я, естественно, ничего не понимаю. Наконец, убедившись, что до меня не достучатся, монстр протягивает свою громадную когтистую лапу, хватает меня за левую ладонь и подымает, отрывая от снежного покрова.

С хрустом лопается примерзшая кожа на коленях, я повисаю на вытянутой руке, локтевой сустав скрипит, как замёрзший снег. Боли почти нет, холод давно лишил конечности чувствительности, но ощущения не из приятных. Хочется крикнуть монстру, чтобы он убирался в чертям собачьим, но слова срываются кашлем и красными брызгами, которые на неизменно леденеют и с шелестом рассыпаются. Снег под ногами уже обильно раскрашен алой крошкой.

Гигант чем-то размахивает у меня перед лицом, то ли хвастаясь, то ли желая предложить что-то чёрное и продолговатое. Надеюсь это не его детородный орган, вот было бы забавно, если у такого громилы он оказался бы настолько маленький и тонкий.

Губы мои мимо воли расплываются в улыбке и сразу же трескаются от мороза. Кровь замерзает на зубах. Да я умираю от холода, но это не повод чтобы не посмеяться. К дьяволу крылатого монстра и морозное плато! Вытягиваю свободную руку и показываю им обоим средний палец.

Это не смутило гиганта, скорее всего он даже не понимает оскорбительности моего жеста и продолжает настырно «объясняться» на своём невероятном наречии из чудных видений и картин. Кажется предлагает помощь, но это, ясень пень, неточно. С тем же успехом он может предлагать оторвать мне голову.

– Предложение, смерть, помощь, пища, просьба… – долетают до моего сознания обрывочные слова-видения, которые никак не выстраиваются в логическую цепочку.

– Ну так помоги, – хриплю и по наитию добавляю. – Или давай помогу я.

Может если монстр получит желаемое, то отстанет. Сам же втащил меня в эту белую пелену холода и смерти (мне это откуда-то точно известно), а теперь предлагает или просит помощь, придурок. Хозяин белого ада подымает свою ручищу выше и я хватаю чёрный тонкий отросток, что протягивает когтистая лапа.

Это оказывается нож, короткий, с тонкой рукояткой, будто бы сделанной для детской руки. Я подношу клинок к лицу чтобы рассмотреть внимательнее, но веки окончательно смерзаются отнимая остатки зрения.

Зато приходят новые образы. И боль. Вдоль ладони левой руки, на которой я подвешен, как кабанья туша на крюке, ползут режущие струны, тонкие и холодные, ещё более холодные чем крошащийся на зубах воздух. Пытаюсь кричать, но тщетно, лёгкие окончательно сбиваются в ледяной ком.

Демон ослабляет хватку и я падаю, но прежде чем окончательно провалиться в серую хмарь, внезапно вспенившуюся под ногами, успеваю заграбастать одеревеневшими пальцами горсть сухого, колющего пальцы снега.

Просыпаюсь и вскакиваю с кровати. Не смотря на лето и одеяло, которым я укрыт, мне холодно. Простыня и наволочка мокрые от маленьких кристаллов льда, которые быстро тают.

Баюкая левую руку топаю в ванну оставляя на полу мокрые следы босых ног. Беру целлофановый пакет с полки и высыпаю в него скомканный белый шарик. Мягкий снег мгновенно твердеет покинув мою руку, от него расходится пар. Небрежно сворачиваю пакет и бросаю под раковину. Нужно будет потом не забыть переложить в холодильник, а то опять трубы промёрзнут.

Открываю кран с горячей водой и задумчиво выдыхаю на зеркало над раковиной. По блестящей поверхности тот час разъезжается морозный узор, но быстро тает оставляя стекло просто запотевшим.

Когда я засунул левую руку под струю кипятка, на внутренней стороне ладони проступили тонкие прямые линии из льда, идущие от запястья к кончикам пальцев. Под воздействием горячей воды они быстро растаяли и исчезли.

– Пронесло, – снова выдыхаю на зеркало, теперь оно не покрылось изморозью как прошлый раз. – Ну и отлично.

Подхватив пакет из под раковины топаю в кухню.

Обычно этот сон навещает меня только если долго не бывать на «этажах», а теперь почему-то приснился без причины. Я ведь был аж на «третьем» вот только недавно… А что, кстати, сегодня за день недели? Нажимаю кнопку на кофейном автомате, а свободной рукой включаю «рабочий» мобильник лежащий на столе. Вспыхивает экран с датой.

– Пятница!? Вот чёрт! – две недели пролетели как взмах ресниц, даже опомниться не успел, а уже снова наступила очередная пятница. – Надо подвязывать с активным отдыхом.

Тем более, что и свободные деньги заканчиваются, и отложенная сумма так и не пополнилась до нужной отметки. Хватит ждать простых заданий, пора браться за то, что приносит максимальную прибыль. Не люблю связываться с мажорами и богатыми «папиками», от таких одни проблемы. Но вдруг Моцарту предложат большую цену и он отдаст артефакт другому покупателю. Маловероятно, но может случиться.

Мобильник несколько раз трезвонит, получая сообщения о входящих пропущенных звонках. Ого. Штук двадцать за две недели набежало. В основном Дим звонил, но есть пара вызовов от Павла Семёновича – основного поставщика высокооплачиваемых заказов. Отлично. Будет из чего выбирать.

Десяток «пропущенных» от архимандрита Николая, и все за последние несколько часов. Случилось что-то? Чего это старец разошёлся? Хотя что у него может случиться? Нет, не буду перезванивать. Прибыли от святого отца всё-равно не дождёшься – одни благословения. Вот пусть ими и поправляет дела, а мне деньги нужны.

Задумчиво покрутив мобильник в руке, набираю нужный номер.

– Павел Семёнович? Здравствуйте. Кажется я окончательно созрел для помощи нашему «другу», – последнее слово я особо выделил, показывая, что кем бы ни был упомянутый товарищ, никакой он мне не друг.

– Здравствуй Серёжа, – приятный баритон профессионального юриста лучится доброжелательностью. Не смотря на свою деятельность, завязанную с щекотливыми делами и тёмными личностями постоянно нарушающими законодательство, Семёныч не растерял веры в людей. По крайней мере, в меня, после того как я помог его дочери. – Очень рад. Последнее время до тебя не достучаться. Проблемы?

– Да какие у меня могут быть проблемы с такими-то связями? – это преференция Семёнычу, он способен урегулировать любые неприятности, словно тот человек из Кемерово, про которого пел Гребенщиков. – Так, обычные нудные трудности.

– Знаю я твои нудные трудности, до сих пор иногда ночью вскакиваю, как ужаленный.

– Нечего нарушать инструкции, – усмехнулся я. – Ладно, время идёт. Где? Когда?

Договорившись нажимаю отбой, но отложить телефон не успел, тот сразу же разразился трелью.

Абонент: Архимандрит Николай.

Наверное получил сообщение, что включился мой мобильник. Теперь от священника не отвертишься. Старик умеет быть настырным, как экскаватор разгребающий снежные заносы. Так-с. Что бы он там не предлагал – вежливо, но твёрдо отказываюсь. Хватит уже в этом году благотворительности.

Нажимаю зелёную кнопку на экране телефона.

– Слушаю.

– Здравствуй, Сергий, – отлично поставленный голос именует меня на старый манер, делая ударение на вторую букву. – Я уже с десяток раз звонил.

– Привет святой отец.

– Не называй меня так. Никто не свят, лишь один Господь! – сразу же возразил Николай. После определённых событий он очень ревностно относится к подобным вещам. И строго добавил, заочно отметая любые возражения. – Срочно приезжай, церкви нужна твоя помощь.

– Вот почему, при нашем общении, у меня постоянно возникает чувство, что я вам рубь трояками должен, а?

– Прости старого, – смягчился архимандрит. – Ничего ты мне не должен, это я в долгу. Но когда вера людская ослабевает кто встанет на защиту, не тот ли кому Господь вручил крест?

– Ага, ага, – вкладываю в эти два слова максимум скептицизма. У меня множество догадок, что за существо ткнуло в мою руку клинок в ледяной пустыне. Но изучив сотни старых писаний, а так же по собственным ощущениям – это, и близко, не господь. – Сейчас очень много важных дел внезапно нарисовалось, так что…

– Что для человека важно? Умерь гордыню свою, Сергий. Ибо написано… – дальше священник разразился длинной тирадой, смысл которой я благополучно пропустил мимо ушей.

Переслушать и понять все словесные выверты одного из лучших выпускников духовной семинарии способен только такой же прожжённый семинарист-теолог. А спорить с архимандритом и вовсе неблагодарное занятие – через какое-то время вдруг осознаёшь, что вся твоя жизнь должна всецело принадлежать церкви. Проходили уже.

– Короче, святой отец.

– Не называй меня святым! – гаркнул Николай.

Не то чтобы я нарочно пытаюсь вывести старца из себя. Он один из немногих священнослужителей, которых я действительно уважаю. Но старик часто забывается и начинает очередную проповедь о персте божьем и предначертании, будто разговаривает со своей паствой. Я же предпочитаю думать, что свободен в выборе, и уж точно никак не тяну на белого агнца.

– Помнишь как помог мне во время нашего знакомства? – окончательно осознав с кем имеет дело и снова убедившись, что увещеваниями тут не помочь, священник перешёл к конкретике. – Нужно так же направить ещё одно чадо господне.

– А сами что же?

– Не могу вмешиваться. Единолично он должен выбор свой совершить.

– Какой же тут «единолично», если я буду помогать?

– Не перекручивай, Сергий. Дело сие есть угодно Господу и…

– Хорошими делами прославиться нельзя, – напеваю известную песенку из мультфильма, тонко намекаю на оплату. Это всегда переводит разговор в плоскость мирских денежных отношений, а архимандрит довольно прижимист, настолько, что часто решает справится с проблемой сам и не привлекать жадного меня.

– Проси что хочешь, – неожиданно легко сдался Николай. – Сделаю.

– Прям что хочу? – чуть не поперхнулся от удивления, видать сильно придавило архимандрита, раз разбрасывается такими обещаниями. Раньше он был более осторожен. И ведь действительно сделает, не обманет. Даже если потребую один из крестов со шпилей Храма Христа Спасителя. В голове сразу сформировалась догадка. – Родственник?

– Племянник.

– Ладно, помогу, но сегодня я уже занят. Давайте завтра-послезавтра.

– Сегодня! – непоколебимо заявил старец.

– Чёрт.

– Не богохульствуй.

– Простите. Но тогда ближе к вечеру, как освобожусь.

– Жду звонка, – согласился священник и повесил трубку.

Чёрт! Я же вроде собирался отказать. Всё эта его неожиданная фраза: «Проси, что хочешь…» – выбила из колеи. Старик тонко чувствует как именно нужно вести беседу чтобы оппонент согласился. Настраиваешься, подготавливаешься к беседе, а в итоге архимандрит умудряется настоять на своём, каким-то образом обломав все твои настройки разом.

Сразу вспоминается библейская бодяга о исходе евреев из Египта: К фараону приходит какой-то раб и требует отпустить израильтян в земли обетованные. Что в таком случае должен был ответить великий тиран древности?

Я полагаю, что-то вроде: «Отрубить наглецу голову! Немедленно!»

Но фараон выслушивает Моисея, потом ещё и терпит десять казней, чтобы в конце концов таки отпустить всех рабов на волю. И опомнился он только через несколько дней, когда евреи удрали и догнать их уже не получилось. Чем правитель думал до того момента? Наверное тем же, чем я только что.

* * *

Чёрный «BMW Х3» легко катит по узкой лесной дороге. Видно, что её проложили не так давно и, что удивительно для нашего государства, старались на совесть. Деревья обрамляющие колею красиво подстрижены чтобы ветки не задевали проезжающие автомобили. По краю проложена канавка для отвода дождевых вод – прям Европа, того и гляди гей-парад из-за угла покажется.

Объясняется сие диво просто – это полузакрытый дачный массив под боком у столицы. Здесь не задерживают проезжающие автомобили и не требуют документы, по пути нет ни одного поста охраны или шлагбаума. Но купить на этой земле участок – нереально, если нет «мохнатой лапы» там где нужно. Кто попало тут просто не ездит – незачем.

Загородная дорога, без единой выщерблены и ямы на асфальтовом покрытии, упёрлась в громадный забор из красного кирпича. Чуть дальше мощные стальные ворота на колёсиках, подвешенные к фигурной арке. Видимо, открываются автоматически при помощи скрытых двигателей. Сейчас это чудо инженерной техники наглухо закрыто. Ни щелей, ни просветов. Только серый квадрат решётки переговорного устройства бликует красным огоньком.

BMW остановился перед воротами. Охранник-водитель – широкоплечий, двухметровый здоровяк, вылез из машины, совсем чуточку припадая на левую ногу подошёл к красному огоньку, и нажал кнопку вызова. Коротко переговорил с устройством, вернулся и приоткрыл заднюю дверь.

– Серый, короче охрана говорит, что дальше пешком.

– Начало-о-ось, – вот поэтому я и не люблю связываться с толстосумами, разбогатевшими в лихие девяностые. Среди них много бывших уголовников, у которых весьма специфические представления о гостеприимстве. – Ну, ладно, пешком, так пешком. Багажник открой.

Я выбрался из машины и склонился над содержимым багажного отделения. Достал чёрный кожаный саквояж, приподнял плащ, но немного подумав отбросил его назад. На улице тепло и, не буду же я, в самом деле, соваться на «третий».

– Тьфу, тьфу, тьфу, – сплёвываю через левое плечо.

– Мне с тобой? – водитель спросил вполне нейтральным тоном, но по немного сжатым губам читается, что идти ему очень и очень не хочется.

– Да сам справлюсь. Охраняй машину, а то уведут ещё.

– Здесь? Третью бэху пятого года? Битую? – он провёл носком ботинка по оцарапанному переднему крылу автомобиля. – Тут такие на мусорник выбрасывают.

– Умеешь ты поднять настроение, Дим.

Я направился к воротам, с краю в них уже открылась небольшая калитка из которой выглядывает амбал-охранник с кривым шрамом через всю харю.

– Документы можно? – требовательно протягивает лапищу.

– Что? – от возмущения саквояж, с широкой застёжкой, похожей на рыбий рот, чуть не выпал у меня из руки. – Ты серьёзно? Была договорённость о встрече, меня ждут, а тебе документы? Звони хозяину.

– Так это… – толстые сосиски пальцев задумчиво чешут репу. При мысли о необходимости беспокоить хозяина суровое выражение на лице охранника сменилось озабоченным. – Да, ладно. Раз заранее договорено. Проходите конечно.

Широкими, решительными шагами направляюсь внутрь двора. Амбал семенит за мной, словно побитый пёс.

Во дворе трёхэтажная вилла отделанная дорогим клинерным кирпичом серого цвета. Высокие окна, широкая веранда, по углам строения высятся островерхие башни. Прямо замок, а не дача.

На крыльце прогуливаются ещё два охранника в серых пиджаках. У обоих в руках помповые ружья. И это при том, что по всему периметру забора камеры, которые «смотрят» не только наружу, но и во внутрь. Зачем светится посреди двора с оружием? Элемент устрашения? Можно подумать сейчас девяностые и во всю идут бандитские разборки. Танк бы ещё загнали и ДЗОТ построили.

Поднявшись по ступеням крыльца упираюсь в фигуру охранника, преградившую путь к входной двери. Взмахом ружья он показал мне приподнять руки для досмотра.

– Вы охренели? – поочерёдно обвожу всех охранников пристальным взглядом. Может хоть кто-то умнее двух других? Но на лицах всей троицы одинаковое тупое и упрямое выражение.

– Не ерепенься, парняга.

– Иди в задницу, – я резко развернулся и уже шагнул обратно, но тут хлопнула входная дверь.

– Что за дела? – в проёме появился невзрачный, лысый мужичок в белой рубахе с закатанными рукавами. Руки на его теле смотрятся чужеродно. Мощные, с широкими сильными ладонями и обильно покрытые татуировками. Глянул на меня. – Сергей Сергеевич?

– Да.

– Опаздываете. Бобёр уже зажда… В смысле, Григорий Анатольевич ожидают.

– А я передумал, – злобно зыркаю на застывших амбалов с ружьями. – Не собираюсь проходить процедуру обыска на даче каких-то уголовников.

– Что? – мужичок мельком глянул на охрану. По тому как те понуро опустили взгляды стало понятно, кто именно тут главный. – Вы очумели, придурки?

– Так это… – попытался оправдаться один из троицы. – Положено же.

– Завались, – гаркнул лысый и повернулся ко мне. – Прошу прощения, Сергей Сергеевич, это мой косяк. Должен был лично вас встретить, но забегался. Не обижайтесь, входите пожалуйста.

– Я не обижаюсь, – нагло плюю на ступеньки. С уголовниками нужно разговаривать учитывая жаргон, иначе уважать не будут. А «обиженных», как говорится, через шконку перегибают. – Я огорчаюсь.

– Понял, – кивнул лысый.

Проворно юркнул из прохода наружу и, почти без замаха, врезал детине, что предлагал мне поднять руки, в челюсть. Причём так виртуозно, что никто и понять ничего не успел. Честно говоря, я думал, что для кабана-охранника такая плюха как комариный укус мамонту, но амбала повело, он сделал пару неуверенных шагов, пытаясь сохранить равновесие, и вдруг рухнул как подкошенный. Судя по выражению морды лица – чистый нокаут.

– Улажено? – вопросительно улыбнулся лысый.

– Вполне.

– Тогда прошу за мной. Бобёр… тьфу… Григорий Анатольевич ждёт.

Внутри дома роскошь и уйма дорогостоящего антиквариата. Видно, что хозяину некуда девать деньги и он скупает любую старую рухлядь, даже если она не подходит к интерьеру.

Полы укрыты мягкими коврами, на стенах разнообразные картины вперемешку с иконами. По углам канделябры чередуются с торшерами. У длинной стены камин с лепниной, а над ним фото мордатых дядек без рубах, но зато в синих наколках. Стулья с изогнутыми спинками возле округлого дивана. Весь антураж – работа сумасшедшего дизайнера. Даже я бы такого выгнал взашей, хоть и не очень разбираюсь в обстановке жилищ.

Посреди холла широкая лестница ведущая на второй этаж. Лысый показал идти наверх и, когда мы поднялись, остановился возле большой двустворчатой двери из морёного дуба.

– Секундочку, – приоткрыв дверь засунул голову и заговорил с кем-то внутри. – Пришёл. Ага.

– Входите, – кивнул, показывая на проход.

Шире створки он так и не открыл и мне пришлось протискиваться в узкую щель. Тоже наверное какая-нибудь проверка, которых в уголовной среде не счесть, но я про такую не слышал. Буду считать, что один из экзаменов на «авторитета» мной благополучно запорот, но долго общаться со всей этой братией я не намерен, так что – плевать.

Кабинет хозяина ничем не отличается от обстановки холла. То же нагромождение стилей. Безвкусица. Моцарт бы умер от одного взгляда на подобный бедлам.

Владелец оценивающе прошёлся взглядом по моему дорогому костюму. Хмыкнул разглядывая саквояж.

– Думал ты поздоровее будешь, – вместо приветствия выдал вор в законе с погонялом «Бобёр». Во время разговора он странно сжимает губы, будто что-то пряча во рту. – Адвокат базарил сразу определишь сможешь помочь или нет. Но что-то не похож ты на лепилу.

– И вам здрасте, – кивнул я, подошёл к столу со стеклянной столешницей, поставил на него саквояж, отодвинув несколько бутылок с дорогим алкоголем. – Я и не лепила.