ПРОЛОГ

Пули звенели, ударяясь в обшивку бронетранспортера, выбивали краску, оставляли легкие вмятины и рикошетили, с тонким свистом отлетая в стороны. Потом с лягушачьим кваканьем ударил выстрел из подствольного гранатомета. Попадание было прямым, но осколочная граната оставила на броне только след, намного больший в окружности, чем след пули, саму броню лишь проверив на прочность и почти не помяв ее. Бронетранспортер по-прежнему уверенно и неторопливо преодолевал развалины забора и кирпичного сарая, переезжая не только отдельные кирпичи, но и целые куски стен с непоколебимой уверенностью бронтозавра. Бронебойных гранат у обороняющихся не было, как не было и гранатомета для них. И это спасало нападающих, под прикрытием бронетехники подобравшихся к дому предельно близко...

– Делаю последнее предупреждение! – прохрипел голос в мегафоне. – Прекратите стрельбу и сложите оружие. Иначе все будете уничтожены...

В ответ из вентиляционных окон подвала раздалось четыре одновременных автоматных очереди. Ответ не показался двусмысленным.

– Все, парни, к вам в гости «валар»^[1] пришла... Уничтожить их!..

Видимо, команда, которую трудно было бы разобрать в башне БТРа, была дана не только через мегафон, но и по связи. Автоматическая пушка с башни бронетранспортера отозвалась на приказ сразу, ударила несколькими выстрелами в одно из окон, затем во второе – точно, прицельно, сразу погасив две огневые точки, а заодно и выворотив кирпичи вокруг самих окон. В двух оставшихся окнах обороняющиеся среагировали быстро, спрятавшись внутри, но подствольные гранатометы ударили по этим окнам, и одна из гранат, видимо, влетела внутрь, выхлопами пыли показав, что творится после взрыва в подвале. Бойцы спецназа внутренних войск, поменявшие щегольские краповые береты на кевларовые каски, бросились на штурм, но их уже никто не встретил огнем. Сопротивление было жестко подавлено...

Тем не менее, приклады автоматов спецназовцев не отрывались от плеча, а указательные пальцы не снимались со спусковых крючков. Каждый из бойцов готов был в любое мгновение ответить очередью на любое движение в пылевом облаке, окутавшем полуразрушенный дом, будь то хоть тень убегающей кошки. Но даже тени кошки после такого обстрела не удалось бы выжить. В самом доме, грязные и пыльные настолько, что даже пятен крови от ранений видно на них не было, лежали три изуродованных трупа – двое мужчин и женщина. Все в камуфлированных костюмах, все рядом с оружием, что выпало из рук только в момент смерти. Из подвала подняли еще четыре трупа. Эти выглядели не лучше первых, только пылью еще полностью покрыться не успели, и потому крови на них было больше. Она даже стекала и капала на заваленный обломками кирпичей, штукатурки и кирпичной пылью пол.

И только после этого началась будничная и скучная работа по осмотру места происшествия. Прибывшая оперативная бригада следственного комитета сразу выпроваживать спецназовцев не стала – на случай, если потребуется что-то сдвинуть с места или перенести. Когда есть рядом крепкие парни, грех этим не пользоваться...

– А это еще что такое? – Один из следователей взял в руки две плоские картонные коробки, сильно деформированные и помятые, и из них посыпались осколки стекла. – Наркота, что ли?

– Ампулы были... – сказал стоящий рядом спецназовец, снимающий надоевшую каску и приготовивший краповый берет. – Витамин «В»... Болезненные, кажется, уколы... Мне что-то такое кололи после ранения...

Следователь приподнял крышку верхней коробки. Внутри все было разделено на отделения, и в каждом отделении должна была храниться большая ампула. Но все они были разбиты, кроме одной. Следователь коробку опрокинул, высыпая осколки на пол; выпала и последняя ампула, разбилась, и по пыли, сворачивая в шарики мелкие частицы, растеклась круглая маленькая лужица, но тут же высохла, и сама пыль, где лужица была, словно бы запеклась. На какую-то секунду возник легкий незнакомый запах, но быстро выветрился. Да и в помещениях, где недавно рвались гранаты, запах стоит другой...

– А это, кстати, и не витамин «В»... – сказал спецназовец, присев на корточки, и посмотрел на следователя. – При мне в госпитале, помню, медсестра ампулу уронила и разбила. Лужица долго стояла. Осколки сначала собрали, чтобы руку не порезать, потом саму лужицу тряпкой вытирали. Здесь что-то эфирное... Испарилось сразу. Аммиаком, кажется, пахнуло...

Следователь зевнул и снова посмотрел на коробку. Этикетка все же утверждала, что в ампулах содержался витамин «В». Тогда он снял верхнюю коробку с нижней. Там, на самой коробке, вообще никакой этикетки не было, но ядовито-зеленым маркером в углу было написано: «Антидот». Внутри содержались ампулы меньшего размера. Из десяти целыми остались только четыре.

– Антидот – это... – начал спецназовец.

– Вообще-то антидот – это противоядие, – сказал следователь.

– Или нейтрализатор действия определенных сильных лекарственных препаратов, – заметил оказавшийся рядом другой спецназовец, глядя с высоты своих почти двух метров. – Когда человек от алкоголизма, например, лечится, делает «вшивку», а потом «заквасит», ему, чтоб не окочурился, срочным порядком вводят этот хренов антидот... Такая вот штука...

– Верю. Ты у нас знаток... – сказал первый спецназовец. – Тебе такую штуку вкалывали?

Он показал товарищу одну из ампул. Ампула тонко звякнула под его пальцем.

– Я что, – проворчал спецназовец, – помню все, что мне вкалывали? Я в таком состоянии был, что тебя бы не узнал...

Обычно люди стесняются вслух говорить, что лечились или лечатся от алкоголизма. Этот говорил даже с гордостью.

Следователь, оценив откровенность спецназовца, отбросил первую коробку, пустую и бесполезную, но вторую оставил, чтобы приобщить к материалам уголовного дела. Потом можно будет разобраться, что является вещдоком, а что не является. После каждого осмотра места происшествия всякого хлама набирается ведро, и потом этот хлам выбрасывается. Но что-то выбросить раньше времени было, конечно, нельзя...

– Сколько, по вашим данным, у Дашаева людей осталось? – спросил следователь спецназовцев.

– Кто ж его знает... – сказал высокорослый алкоголик. – Думаю, сегодня состав по крайней мере уполовинили. Но он быстро себе новых находит. У него деньги зарабатывают. А где деньгами пахнет, эти, – последовал кивок на трупы, – спринтерами несутся...

– И его самого скоро накроем... Вместе с деньгами, – уверенно заявил второй спецназовец и тоже снял каску, чтобы сменить ее на краповый берет, как уже сделал его товарищ...

* * *

Первыми забили тревогу врачи «Скорой помощи». С характерными, но откровенно гипертрофированными признаками гриппа в один вечер было доставлено в больницу пять человек. У всех пяти присутствовала температура «за сорок», все жаловались на чрезвычайную ломоту в суставах, крайнюю слабость, все чихали и кашляли почти не переставая, у всех ломило глаза так, что смотреть на окружающий мир было невозможно, и из глаз не переставая лились слезы. Но по осеннему сезону удивить кого-то и из врачей, и даже не из врачей, вспышкой эпидемии гриппа было сложно. Обычное и всем надоевшее явление, бороться с которым медицина не научилась, и учиться не желает, чтобы не потерять работу. И даже гипертрофированные симптомы, когда каждое из проявлений намного сильнее обычных начальных проявлений заболевания, никого сильно не взволновали. Врачей смутило другое. Из пятерых двое были следователями следственного комитета, трое представляли спецназ внутренних войск. Все пятеро были откомандированными из разных регионов России в регион Северного Кавказа, все жили в спецобщежитиях для сотрудников силовых структур. Правда, спецназовцы и сотрудники следственного комитета в общежитиях разных, и даже в разных концах города, но это сути не меняло.

Что-то во всем этом было противоестественное, искусственное, но трудно было понять, что именно. Хотя одно уже можно было оценивать как ненормальное. Еще утром ни один из них не болел. А обычный грипп, как известно каждому врачу, даже купившему свой диплом, не развивается со спринтерской скоростью дикого гепарда. И потому было сомнение... И начальник смены станции «Скорой помощи» даже специально обратился к главному врачу больницы, куда доставили больных, чтобы тот тоже задумался над таким явлением. Эти люди явно заразились из одного чрезвычайно мощного источника, и источник заражения требовалось срочно локализовать, чтобы избежать «цепной реакции».

Время было уже позднее, но начальник смены был с главврачом в отдаленных родственных отношениях, как и почти все, кто живет на Северном Кавказе и считается коренным населением, и потому не постеснялся позвонить ему прямо домой, чтобы забить тревогу – поначалу только легкую. Главный врач выслушал, согласился, поблагодарил, потом, долго не думая, позвонил в больницу дежурному врачу отделения, принявшему больных. Выложил аргументы и попросил расспросить всех пятерых о том, как они провели последние по крайней мере три дня и в каком пункте их пути могли пересечься. Этот пункт можно было бы взять за основу при поиске источника заражения. Там, в районе источника, следовало объявить карантин, чтобы не допустить распространения заразы в широком масштабе.

Вообще-то на вспышки эпидемий гриппа врачи обычно не обращают такого пристального внимания. По крайней мере, не обращали раньше. Но, в связи со всемирной истерикой, поднятой так называемым «свиным гриппом», можно своей оперативностью заработать себе хорошую репутацию даже в том случае, если здесь присутствует не «свиной», не «птичий», а самый простой и всем привычный – хоть «гонконгский», хоть «лондонский» или любой другой, как его ни назови. И потому, обычно равнодушные и неторопливые, в этот раз врачи засуетились.

Еще большая суета, вплоть до высшего руководства федерального округа, поднялась утром, когда обнаружилось, что четверо из госпитализированных умерли во сне, не дождавшись даже результатов анализов, которые собирались утром отправить в лабораторию. Те простейшие лекарства, которые, к удивлению самих врачей, все же нашлись в больнице, никакой помощи больным не оказали. А одновременная смерть четырех пациентов – случай экстраординарный для любой больницы. Уже через час складывалось такое впечатление, что на крыше больницы было установлено электронное табло, оповещавшее о случившемся, потому что через этот самый час о ЧП знали все в городе, и, как потом оказалось, не только в нем одном. Фраза «свиной грипп» висела в воздухе, тихо и нудно вибрировала на каждой улице сразу нескольких ближайших городов. Кто-то из умных людей подсуетился, и прямо на улицах к обеду уже начали продавать обыкновенные марлевые повязки по цене скафандров для космонавтов, обеспечивающих автономное многочасовое пребывание в открытом космосе. Купить саму марлю или какую-то похожую ткань в магазинах, чтобы приложить собственные руки к делу и хоть как-то себя обезопасить, оказалось невозможным. Подходящие материалы были скуплены полностью сразу после открытия магазинов. Весь Северный Кавказ уже жил ожиданием большой беды, которая обрушилась на регион. И никто не знал, как с этой бедой, то есть с этим гриппом, бороться...

Но специальная межведомственная комиссия, состоящая и из представителей медицины, и из представителей местных и федеральных органов власти, и даже из ментов и военных, поскольку все пострадавшие были людьми в погонах, сразу же после своего создания собралась на заседание. Придумать название комиссии никто не смог. Назвали просто межведомственной, потому что входили в нее представители различных и чуждых друг другу ведомств. Она не была чрезвычайной, поскольку чрезвычайное положение никто пока не объявлял, и вообще этого слова сильно опасались, потому что все на подсознательном уровне помнили, что чрезвычайное положение связано с обязательным вводом войск на территорию. Комиссия не была какой-то узконаправленной, поскольку никто не знал направления поиска неведомой напасти. Она даже не была медицинской, ибо медиков в нее входило меньше, чем представителей других сторон. И вообще, она была создана, по большому счету, только потому, что в воздухе висела информация о «свином гриппе», так старательно разрекламированном средствами массовой информации, что люди начинали на улице за квартал обходить того, кто кашлянет. Реклама, как известно, двигатель. Но не только торговли. И комиссии предстояло выяснить, что еще конкретно может двигать реклама...

Последними членами комиссии стали приехавшие прямо перед заседанием три молчаливых и внимательных человека, представляющих антитеррористический комитет России, – несмотря на то, что все трое носили гражданскую одежду и вовсе не походили на мужественных и решительных борцов с террористами. Эти трое пока даже вопросов не задавали, поскольку на вопросы никто из собравшихся ответить все равно не мог, не имея данных. Они просто слушали, о чем говорят, и что-то отмечали в блокнотах, тщательно прикрывая записи не только от посторонних, но и друг от друга. Режим секретности есть режим секретности, а в антитеррористический комитет, как известно, входят тоже представители разных ведомств...

* * *

Какая-то минимальная ясность – или даже не ясность, а отдаленный намек на нее – возникла только после обеда. Именно тогда удалось наконец поговорить с единственным из пострадавших, оставшимся в живых. Он впервые с момента поступления сумел чуть-чуть прийти в себя, чтобы ответить на вопросы. Хотя отвечал так, словно вопросы ему задавали во время сложной хирургической операции, проводимой без наркоза.

До этого еще ночью дежурному врачу отделения, получившему устный, но категоричный приказ главного врача больницы и сразу решившему этот приказ выполнить, ничего толкового услышать от больных не удалось, хотя он и пытался честно задать несколько вопросов. Состояние у больных было такое, что голова никак не хотела думать, а распухший от высокой температуры язык не желал шевелиться. Утром, как оказалось, уже и расспрашивать было, по сути дела, некого. Более того, неприятные, хотя еще и не совсем понятные симптомы почувствовали сам дежурный врач и две дежурные медсестры отделения. И имели неосторожность сказать об этом вслух. Тут уж боевая тревога, как ей и полагается, пролетела вихрем по всей больнице и зазвучала набатом даже на тех этажах, куда из злополучного отделения никто и никогда не заглядывал; все медики срочно нацепили на лица повязки, а кто-то и по две сразу – для более полной фильтрации. То же самое, словно было заранее расписано каким-то неведомым сценаристом, происходило и в соседних больничных корпусах. На больных, естественно, повязок припасено не было, а если и было, то они больным не достались – все медицинские работники, отправляясь домой после ночного дежурства, несли своим домочадцам по паре-тройке штук про запас. Грозный призрак «свиного гриппа» заставлял сердца людей учащенно стучать, и все в первую очередь думали о безопасности своих родных и любимых. Из больницы, как из мощного ретранслятора, вести огненными стрелами полетели дальше, и были они почему-то самого разного характера.

Эти вести кое-кому сильно помогли. Компании операторов сотовой связи за одно утро получили трехмесячную выручку, поскольку разговоров по мобильным телефонам велось много, говорили подолгу и со всеми, с кем только можно было поговорить. Ради такого дела денег не жалели. Люди обменивались новостями и сплетнями, предупреждали друг друга, и друг от друга узнавали, что число погибших от молниеносной страшной эпидемии уже исчисляется десятками, хотя в действительности в больницу кроме первых пятерых поступил пока только один человек с не гарантированно похожими симптомами. Естественно, все учитывали, что передавать и узнавать новости по телефону было несравненно безопаснее, чем при личном общении где-то в толпе. И потому трубки мобильников казались спасением, а операторы сотовой связи – ангелами.

Поговорить с единственным уцелевшим больным удалось только ментовскому подполковнику Андарбекову, члену специальной межведомственной комиссии, и то лишь потому, что дежурную медсестру куда-то позвали, и он, не дождавшись ее разрешения на посещение отдельной изолированной палаты, на свой страх и риск повернул ключ, оставленный медсестрой в замке. Правда, перед этим подполковник подумал, надевать ли ему припасенную повязку или служебный противогаз, который он на всякий случай прихватил с собой. Но возобладал здравый смысл. Подполковник посчитал, что если больной и сумеет понять его слова, произнесенные через противогаз, то уж он-то сам с наглухо закрытыми ушами услышать ничего не сможет. И потому противогаз был оставлен в сумке.