Пролог

Ворота дома в горном абхазском селе распахнули настежь, и два человека, повинуясь жесту третьего, стали придерживать ветхие створки. Еще двое, молодые мужчина с женщиной, стояли во дворе и показывали, как лучше тентированному грузовику заехать во двор задним ходом. Но то ли зеркала у грузовика стояли неправильно, то ли водитель был малоопытным, но грузовик все же зацепился правым зеркалом за столб, на котором висела створка ворот, и зеркальное стекло посыпалось на землю мелкими осколками. Водитель, впрочем, даже не вышел из кабины, чтобы посмотреть на поломку. Но машина все же заехала. Ворота еще не успели закрыться, как из кузова выпрыгнули два омоновца. И едва двигатель заглох, как из кабины вышел третий омоновец. Все трое были с «тупорылыми» автоматами^[1]. Но оружие мешало им, они передали автоматы на хранение тому, кто командовал заездом машины, – высокому человеку в камуфлированной форме. Из дома вышли еще трое людей, тоже в «камуфляже», чем отличались от омоновцев, носящих черную униформу. Омоновцы занялись разгрузкой ящиков из машины, но заносили их не в дом, а в сарай. Те трое, что вышли из дома, сразу зашли в сарай. И те двое, что держали ворота, когда машина заезжала, туда же ушли, прихватив по дороге каждый по две необрезных широких доски.

Человек в камуфляже, который по-прежнему всем распоряжался, вышел за калитку и посмотрел по сторонам. Село было почти заброшено, и жили там лишь несколько семей, причем жили совсем в другой стороне села, ближе к грузинской границе. Но и они вызывали опасение. Процесс разгрузки лучше было бы никому не видеть.

Улица была пустынна, только где-то вдалеке тихо брела по пыльной дороге тощая старая собака с опущенной головой. Она не вызывала беспокойства, и человек в камуфляже собрался было уже вернуться во двор, когда в чехле на поясе «подал голос» спутниковый телефон.

Человек глянул на определитель номера, развернулся и быстрыми шагами отошел на два десятка метров в сторону от ворот, чтобы никто не слышал его разговора, и только там нажал на трубке кнопку соединения.

– Слушаю вас, Доку.

– Здравствуй, Бексолтан. Ты где находишься?

– Мы приехали в село. Начали разгрузку.

– Так быстро? Хорошо. Без происшествий?

– Какие могут быть происшествия под прикрытием ОМОНа! Все гладко. Как остальные?

– Вчера еще закончили. Ты последний. Сколько у тебя омоновцев?

– Трое.

– Справишься с ними?

– Они мне отдали свои автоматы. Как уйдут опускать ящики, я над ними поколдую. Сменные магазины я уже подготовил.

– Хорошо. Машину, как и планировали…

– С обрыва. Я место присмотрел.

– Действуй. По завершении сообщи.

– Обязательно, Доку. Я позвоню.

Собеседник отключил связь. Бексолтан стер из памяти трубки номер последнего звонка и убрал трубку в чехол. И только после этого заспешил во двор.

Ящики уже занесли в сарай. Омоновцы хотели было присесть на скамью у крыльца дома, где стояли прислоненными к стене их автоматы, но тут их позвали из сарая.

– Помогите ящики в яму опустить, – распорядился Бексолтан.

Омоновцы без разговора двинулись, куда их отправили. И едва чьей-то сообразительной рукой закрылась за ними дверь сарая, как Бексолтан вытащил из-под крыльца три магазина для автоматов и сменил их в автоматах омоновцев. Операция по замене была произведена быстро и незаметно. Прошло около десяти минут, когда омоновцы вышли.

– Нам возвращаться пора. Путь не близкий, – сказал Бексолтану старший из них.

– Да. Пора. Я с вами поеду. У меня билет на поезд. Не опоздать бы.

Бексолтан встал, молча вытащил из внутреннего кармана куртки бумажник и отсчитал каждому по пять плотных, хрустящих, словно только что с печатного станка, стодолларовых купюр. Расчет производился молча, но все стороны остались довольны. Сумма оговаривалась заранее, и потому обсуждать было нечего.

Бексолтан сел в кабину. Один из омоновцев сел за руль, двое других забрались в кузов. Машина медленно покинула двор. Опять два человека держали створки, которые норовило захлопнуть ветром. И только на дороге, еще не покинув село, грузовик начал набирать скорость. Водитель спешил…

* * *

После переезда моста через небольшую речку, в период половодья становящуюся мощным горным потоком, дорога повела в горы. Грузовику предстояло подняться на перевал, пусть и не слишком высокий в сравнении с равнинной дорогой, тем не менее, достаточно высокий и крутой, чтобы изношенный двигатель машины начал задыхаться. Однако грузовик шел без остановки и одолевал один за другим крутые повороты серпантина.

Бексолтан, сидя справа от водителя, кажется, дремал. Но в один из моментов он вдруг встрепенулся, заворочался и посмотрел за стекло. Справа был крутой обрыв, уходящий склоном в глубокое ущелье, а на дне ущелья виднелись ржавые останки другого грузовика, невесть сколько лет там пролежавшие.

– Тормози, – сказал Бексолтан. – Тормози быстрее…

– Чего? – не понял водитель-омоновец, тем не менее, машину остановил. – Чего надо-то?

– Надо, значит, надо… – Бексолтан положил левую руку на рукоятку «ручника», а правой вытащил пистолет. Ствол уперся в висок водителю.

Омоновец попытался отбить руку с оружием, но не успел. Палец нажал на спусковой крючок. Голова на толстой накачанной шее дернулась и беспомощно упала на стекло левой дверцы. Кровь потекла по стеклу. Пуля прошла через голову навылет и ударилась в металл кабины.

Бексолтан сначала дернул на себя рукоятку «ручника», открыл со своей стороны дверцу, чтобы освободить себе путь, после этого опустил «ручник», машина стала скатываться задним ходом в сторону пропасти, но он успел выскочить на неширокую обочину дороги.

В кузове, конечно, слышали выстрел. Подготовка у абхазских омоновцев серьезная, все они практически успели повоевать и быстро соображали, что следует делать в критический момент. Бексолтан увидел, что один из омоновцев успел выпрыгнуть из кузова на дорогу, упал, однако тут же, перевернувшись, вскочил и поднял оброненный автомат. Но прыжок второго слегка запоздал, и человек полетел в пропасть, а следом за ним полетел и грузовик.

– Ах ты, сука… – сказал омоновец, стоявший на дороге, передергивая затвор автомата. – По грязи размажу…

Бексолтан, однако, не сильно испугался и спокойно двинулся на сближение. Омоновец, скалясь, как хищник, вскинул автомат и навел ствол Бексолтану в грудь.

– Получи…

Бексолтан остановился. Пламя огня вырвалось из раструба. Очередь была слишком длинной и нервной, показывающей неуравновешенное состояние стрелка, но ни одна пуля в Бексолтана не попала. Он остановился на секунду, улыбнулся, потом продолжил сближение. Омоновец не понял, в чем дело, посмотрел на свой автомат, затем дал еще одну очередь, за ней следующую. А потом вообще нажал на спусковой крючок и выпустил весь остаток патронов. Но – только патронов, а не пуль. Гильзы вылетали на дорогу и катились под уклон, некоторые валились в пропасть вслед за машиной и вторым омоновцем, но Бексолтан остался невредим.

– Хороший боец обязан по весу оружия понимать, боевые у него патроны в магазине или холостые, – сказал Бексолтан нравоучительно, поднял пистолет и выстрелил омоновцу в голову.

Одной пули хватило, чтобы решить вопрос. Сам же Бексолтан вздохнул, посмотрел в пропасть, где грузовик нашел свою могилу, второго омоновца с высоты не увидел, спокойно убрал пистолет в поясную кобуру на спине и двинулся вниз по дороге, которую только что преодолевал на грузовике. На следующем повороте Бексолтан вытащил трубку и набрал по памяти номер.

– Актемар! Да-да… Все в порядке. Я возвращаюсь. Вышли мне навстречу машину. Пешком далеко идти. Да хватит тебе бензина до заправки доехать. Приезжай…

* * *

Бзоу Гозарович Ахуба, подполковник Службы государственной безопасности Абхазии, в делах и поступках никогда не стремился соответствовать собственному имени^[2]. Он по характеру был всегда целеустремленным и сосредоточенным человеком и даже телом напоминал до предела сжатую пружину, готовую в любой момент распрямиться с разрушительной силой. А разрушитель не может слыть добрым. Но сильная воля подполковника не позволяла пружине распрямляться тогда, когда в этом не было необходимости, и в мнении руководства Бзоу Гозарович считался образцовым оперативным работником, хорошо понимающим, что от него требуется.

Но в данной ситуации подполковник и руководство расходились во мнениях. Хотя, скорее всего, расходился он во мнениях с отдельными представителями руководства, а точнее, с прямым начальником, который взял дело под личный контроль. Впрочем, контроль этот осуществлялся, никак не минуя Бзоу Гозаровича, поскольку этот самый начальник – полковник Бакелия – полностью полагался на лояльность Ахубы. Но лояльность тоже может быть относительной.

Началось все с того, что агентура российского ФСБ через Москву шифровкой передала СГБ Абхазии данные о предполагаемом проходе через абхазско-грузинскую границу курьера, переносящего в рюкзаке за плечами триста детонаторов для взрывных устройств^[3]. Сами по себе детонаторы опасности не представляли, но, как известно, если кому-то детонаторы нужны, то не для создания бутафорских взрывов на празднике. Шифровка об этом тоже напоминала. Причем даже участок перехода границы и время сообщались точно и даже цвет рюкзака указывался. Впрочем, при таких операциях в большинстве случаев используют рюкзаки, окрашенные в цвета камуфляжа. Тем не менее точность и конкретика данных были впечатляющими. Должно быть, российской агентуре были известны данные чуть ли не из первых рук. По крайней мере, из близких к первым. В той же шифровке давались и данные на личность курьера. Хотя в этих-то данных необходимости никакой как раз и не было, поскольку этот человек был хорошо известен спецслужбам Абхазии. Никто, казалось, не сомневался в том, чем он занимается, но ни разу не удавалось поймать этого человека с поличным. Это был не шпион и не диверсант, а, скорее всего, контрабандист, по мере необходимости «гуляющий» через границу. Времена СССР, когда Бзоу Гозарович начинал службу в КГБ в звании лейтенанта и когда не требовалось никаких доказательств вины, чтобы пресечь деятельность того или иного человека, и хватало одного, пусть и обоснованного, подозрения, ушли в историю, что вызывало у подполковника Ахуба основательную ностальгию, похожую на зубную боль. Он сам, лично, знал не менее десятка людей, деятельность которых была направлена против Абхазии, а перенос через границу детонаторов только такое направление, как казалось, и мог иметь, но сейчас, без каких-либо доказательств на руках, ничего предпринять против них Ахуба не мог. А работать, что называется, со связанными руками трудно. Но он не роптал и держался, стараясь в новые времена хотя бы внешне жить по законам новых времен. Что-то ему в этих законах даже нравилось. Даже самые простые методы, пользоваться которыми рекомендовали российские коллеги, как, например, подбрасывание в багаж человека наркотиков, Бзоу Гозаровичу были не по душе, и он избегал аналогичных дел. Такие методы были топорными и часто вызывали справедливый гнев и похожие ответные действия. И даже более кардинальные, в том числе и против членов семьи, и против родственников. А Ахуба предпочитал слыть и внешне казаться человеком достойным и даже безупречным. Он не хотел, чтобы даже враги говорили о нем плохо, а если кто-то имел основания так говорить о нем, тот долго не жил. И грязные методы подполковник порицал не просто в кругу сослуживцев, но даже перед руководством, то есть открыто декларировал свою человеческую безупречность. Хотя знал, что по ту сторону южной и восточной границ в Грузии, если кого-то заподозрят в работе на Абхазию, не побрезгуют ничем. В принципе, спецслужбы всего мира работают так. Но сам подполковник Ахуба желал бы остаться внешне честным даже на своей должности. Что вообще-то было трудно. И трудность во многом обуславливалась не только противостоянием с грузинскими спецслужбами, но и внутренним положением в Абхазии, где разные кланы и разные политические силы боролись за власть всеми доступными им методами. Но, как не однажды сам Бзоу Гозарович слышал, даже откровенные противники к нему относились с уважением и ничего лично против него не имели. Против системы имели. Но не против него. И потому человек, за которым опер республиканской СГБ присматривал, гулял на свободе непростительно долго. Но наконец-то и его гуляниям пришел, кажется, долгожданный конец. Приказ руководства был категоричным: выставить засаду и попытаться задержать. Если задержание окажется невозможным, уничтожить. Однако, как считал Ахуба, подобная акция пусть и пресечет какие-то отдельные случаи использования одного или нескольких из тех самых доставляемых детонаторов, но это не даст возможности отследить сообщников курьера. А насущная необходимость отследить курьера от места пересечения границы до места передачи груза казалась Бзоу Гозаровичу естественной. Детонаторы должны дойти до взрывных устройств, и только после этого их следовало брать, поскольку ни взрывное устройство без детонатора, ни детонатор без взрывного устройства серьезной угрозы не представляют. А, главное, они не представляют угрозы без людей, которые намереваются где-то устанавливать взрывные устройства, а потом их взрывать. Курьер шел к кому-то, и следовало узнать, к кому. Хотя подполковник Ахуба в глубине души считал, что и это он знает, поскольку обладал базой данных и на самого курьера, и на тех, с кем он обычно связывается. Осталось сделать только малое – запустить механизм наблюдения и контролировать его.

Но где-то в сложном механизме противоречий служебных и государственных интересов, с одной стороны, и, вероятно, родственных и дружественных отношений – с другой, произошел сбой всей си– стемы. И дальше – больше: после того как подполковник Ахуба, уже получив предварительный приказ о действиях, в ответ расписал свои предложения по проведению операции иначе, как она ему самому виделась, с перспективой и новыми открывающимися возможностями, пришел еще более категоричный приказ: просто уничтожить курьера при переходе границы. Даже не пытаться задержать, как говорилось в первом приказе, а просто уничтожить. Цель такого уничтожения была очевидна – оборвать связи курьера, которые должны были бы вывести на людей в Абхазии. И Бзоу Гозарович, хорошо понимающий все клановые и прочие механизмы, что руководят людьми, такие приказы отдающими, надолго задумался, определяя свою линию поведения. Вступать в межклановую войну он намерения не имел, хорошо зная, во что это может вылиться в современных кавказских условиях. Но и просто так упускать возможность провести успешную во всех отношениях операцию Бзоу Гозарович тоже не желал.

Подполковник Ахуба понял все и все просчитал. Он даже расписал на бумаге все возможные варианты, потому что с бумагой в руках ему легче было сообразить, в каком месте и в какой момент возможен «прокол». К тому же бумагу всегда можно сжечь, а доверять компьютеру – это все равно что самому начинать болтать за праздничным столом, когда вокруг только половина знакомых людей. Работа за компьютером – это тоже «прокол», поскольку в обиход и СГБ, и просто обывателей прочно вошли программы, открывающие даже стертые с жесткого диска файлы. А прокалываться Бзоу Гозаровичу было нельзя. Грубо говоря, дело обстояло предельно просто. Работать ему в этой операции в открытую в соответствии с планом, который он расписал и предложил руководству, явно не дадут. И потому он, соблюдая свои профессиональные интересы, решил работать в закрытом режиме. То есть докладывать руководству только то, что можно докладывать, не опасаясь противодействия, и продолжать свое дело, не ставя никого в известность. Кроме того, подполковник Ахуба решил действовать на свой страх и риск, лично возглавив группу захвата, выдвигающуюся к границе. В глазах руководства это его желание смотрелось как проявление активности и ответственности. И лояльности, кстати, тоже. Но группа захвата при этом руководствовалась только указаниями, которые сам Ахуба давал, тыча пальцем в подробную топографическую карту. Эту карту он предварительно тщательно изучил. Как изучил и сам сложный участок, где курьер должен был перейти границу. И соседний не менее сложный участок, где никакого перехода не планировалось. Отправив четверых человек из группы собственных неофициальных, но от этого и более надежных, помощников для наблюдения за первым участком, сам подполковник вместе с группой захвата вышел на вторую точку, где никакого перехода произойти не должно было. И, естественно, не произошло. Ночь прошла, утром Бзоу Гозарович позвонил руководству с докладом и получил приказ подождать еще три часа, а потом снимать группу захвата и возвращаться в Сухуми. Смысла ждать вообще не было, поскольку только дурак пойдет через границу днем. Но приказ, он и в Африке приказ. Можно было подождать и подремать.

* * *